Прибой и берега - Юнсон Эйвинд (электронные книги бесплатно .TXT) 📗

— Эвмей, — сказал гость, — а как, по-твоему, будут действовать люди? Через тысячу лет? Если боги умрут — если они могут умереть?

— Все зависит от того, станут ли люди учиться у богов. Или предпочтут учиться на собственном опыте, опыте жизни на земле, на ее поверхности, опыте своих страданий, своих войн. Если они будут учиться не у богов, а у своей истории, может, все будет хорошо. Тогда они, может статься, поделят власть между собой. И у них не будет рабов. Они будут держать совет, а не воевать, вести торговлю, а не грабить. Быть может, они поделят хлеб поровну. Но до этого еще так далеко, что мне не разглядеть. Конечной цели мне не видно, я только угадываю направление. Через тысячу, а то и две, и три тысячи лет, быть может, наступит царство человека.

— Быть может, быть может, быть может, — отозвался гость. — Все только «быть может»! Но разве в груди человека не могут нынче же родиться новые боги? И потом, когда подрастут, захватить власть?

— Такая опасность есть, — подтвердил командующий свиньями, начальник пастухов Эвмей. — Такая опасность есть, если род человеческий предаст забвению собственный земной опыт.

Гость поднял на него глаза. Их взгляды встретились. Он улыбнулся старику.

— Если бы Одиссей возвратился и попросил тебя помочь ему совершить то, что, быть может, велит долг, что бы ты ответил, Эвмей?

Черные ногти старика поскребли бороду. Он улыбнулся тоже, мягкой улыбкой.

— Господин, — сказал он, — я помогу ему. Я сделаю это, потому что его борьба справедлива или, скажем так, справедливее, нежели их борьба против него. Он должен умерить их растущую власть. Он должен восстановить порядок, быть может, заложить основу чего-то лучшего. Я помогу ему приблизиться к этому началу.

— Поможешь ему на его же несчастье?

— Да, — сказал Эвмей, — на его несчастье. Ему придется убивать. И жертвовать собой, поскольку он будет убивать. Но, может, ему удастся спасти надежду — для себя или для сына. Вокруг него будут вопить о мщении, и, когда он возьмет власть, дом его с пола до потолка зальется кровью. Но он единственный, кто может потом разделить эту власть, он может стать другим, он может отдать власть своим согражданам. Вокруг него со всех сторон будут шептаться и кричать о мести. Группа женихов с Зама мечтает захватить на острове власть, чтобы потом подчинить себе весь мир. Они уверяют, что рождены для мирового господства, они избранники богов. Есть другая группа женихов, местная, они уверяют, будто хотят взять власть, чтобы править от имени народа. Они уверяют, что хотят править на острове, а может, и над всем миром на благо народа, но править желают сами. Они тоже хотят распространить свою власть на весь мир, если ее получат. Если одна из этих групп захватит власть, она начнет ее укреплять и не оставит будущему ни малейшей надежды. Колесница покатит дальше, и возницы не станут заботиться о жизни человеческой, о тех, кто попадется им на пути. Сами они, может, и не злые, но такова уж природа власти. Вот почему я помогу Одиссею, если он придет сюда и попросит меня о помощи. Я скажу ему: «Ограничь их власть, поставь препону их владычеству, спаси надежду». Я скажу ему: «Убивай, господин мой, если ты должен. Но только не думай, что это святое дело и что твоя война — благословение для тех, кого она затронет! Она всего лишь путь к надежде, не более. И не забудь, что ты начал бойню. Не вздумай войти во вкус. Не вздумай продолжать».

— А потом, Эвмей, потом он, по-твоему, должен забыть?

— Забыть? — возразил командующий свиньями, глава свинопасов Эвмей. — Как раз наоборот, он должен помнить. Если он победит.

— Что помнить? Все?

— Прежде всего, то, что он сделал. Как лилась кровь, как они кричали, погибая. И помнить, что он должен поделить власть между как можно большим числом людей, тогда понадобится много времени, чтобы собрать ее снова в руках немногих, в одной руке.

— Тогда он должен выступить и против богов, — медленно сказал гость, подняв взгляд на старика. — Да и как это, поделить власть? Отдать свои корабли, отпустить на волю рабов, чтобы все пасли свиней и коз, занимались ремеслом и возделывали маленькие виноградники и оливковые рощи?

— Не знаю, — отвечал Эвмей. — Я только предполагаю, гадаю. Одним лишь богам дано заглядывать в будущее. Но я полагаю, что люди будут вынуждены сделать попытку решать свои проблемы по-человечески. Через тысячу лет. Может, раньше, а может, позже. Если Одиссей вернется и сделает то, что должен, ему не следует забывать опыт человечества. И пусть он не думает, что война, которую он затеет, дело семейное и другие тут ни при чем. Она касается всех нас и здесь, и в других краях. Волны, которые разойдутся кругами, когда он бросит в море камень, прибой примчит не только к этому берегу. Он помчит их ко всем берегам. Все в мире связано между собой. Кровавые волны за сутки достигнут Зама, Закинфа, Дулихия, Левкады и Пилоса. А потом они потекут вдоль Большой земли на север и на юг, отсюда и от других островов покатят на запад. Они будут катить долго, годами и достигнут границ Гелиосова царства. Они принесут весть другим народам, которые, быть может, не будут знать, откуда прибило к ним кровавую волну, и, может быть, перетолкуют ее иначе, усмотрят во всем случившемся куда больше геройского, чем это было на самом деле, и объявят поступок Одиссея и другие подобные поступки достойными подражания и восхищения. Кровавые волны Итаки доберутся до всех людей во все времена, во все грядущие эпохи.

— И что же, этому никогда не будет конца? — спросил охрипшим голосом Странник.

Эвмей обернулся, поглядел на очаг, вошел в хижину и подбросил в огонь несколько щепок. Потом возвратился, держа в руке бронзовый топор.

— Почему же, — сказал он, — это кончится, когда люди перестанут бороться за власть, когда боги не смогут больше втянуть их в борьбу, когда люди сами поймут свое положение. Кровавая волна схлынет со всех берегов в мире, когда хоть один человек, не боясь кары богов, найдет в себе силы сказать другому человеку: «Раньше глупые люди убивали друг друга. Они видели в этом геройство. Вот эти красные волны — кровь, которую Одиссей с Итаки пролил в море много лет назад. А может, это кровь, которую пролили в море другие — те, кто последовал его примеру. Эти волны докатились до нашего берега лишь теперь. Но они исчезнут. Море снова станет синим. И только в час заката оно будет напоминать нам о том, что когда-то случилось в мире».

Странник ничего не ответил, ни о чем не спросил. Повелитель свиней и предводитель свинопасов Эвмей с топором в руке прошел мимо него к выходу.

— Пойду нарублю сухих веток, пока опять не зарядил дождь, — сказал он.

Из закут послышалось хрюканье, завизжали поросята, в лесу забрехали, залаяли собаки, свинопасы загоняли на ночь свиней и хряков в загоны и пещеры, а он тем временем помогал Эвмею, притащив в хижину наколотые дрова, сложить их позади очага. Пришли пастухи, промокшие и усталые, они внесли с собой в хижину свиной дух. Это были двое немолодых мужчин и двое подростков. Равнодушно кивнув в знак приветствия, они развесили сушиться под потолком свои грубые плащи, но ни о чем не спросили и, усевшись на самую дальнюю скамью, стали ждать ужина. Как видно, нищие бродяги были им не в диковинку.

Налетевший в сумерках западный ветер принес дождь. Эвмей сидел на скамье у очага и о чем-то думал.

Губы его шевелились, точно он делал про себя какие-то подсчеты.

— Пожалуй, нелишне принести жертву богам, — скачал он вдруг и, вскинув глаза, улыбнулся. Улыбка, словно отблеск огня, порхнула с лица одного подростка на лицо другого. — Нынче вечером это самое подходящее дело: у нас ведь гость Да и зимние дожди подоспели, вот и не помешает умилостивить богов.

— Как у вас тут люди, очень набожные? — спросил гость — То есть часто ли вы приносите жертвы богам?

— По правде сказать, не очень, — ответил Эвмей. — Лучшие свиньи идут… туда. Но нынче, я думаю, мы заколем одну из них для собственной надобности, — сказал он и, встав, кивнул одному из подростков, своему личному рабу. — Идем, Месавлий!