Старт - Мандаджиев Атанас (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
Чувства незапланированные заранее, несогласованные. Группа не может выносить такой неопределенности.
Внезапно Асен понял. Уход Зорки к Горазду, такой, казалось, неожиданный, по сути, результат безмолвного группового внушения.
Многооким своим зрением МЫ разглядели, что Андро не ценит девушку так, как ценим ее мы, что он не заслуживает ее любви так, как мы заслуживаем. И магнитными излучениями своих желаний, не ставя никакой сознательной цели, мы просто-напросто изменили направленность чувств Зорки.
Девушка поддалась коллективному гипнозу.
Группа является регулятором чувств, сама о том не подозревая.
Зорка уверена, что сама осуществила свой выбор, нашла в себе силы для ухода. Она не сомневается в своей самостоятельности. А ведь, возможно, она действовала вслепую, под влиянием группового воздействия.
А вот любовь двух таких личностей, как Дара и Асен, возникла вопреки группе.
Такая любовь недопустима.
Она подобна скрытому взрыву.
Именно потому она сильна и неосуществима. Неискоренима и обречена на уничтожение.
Двое чувствуют, что мы не станем воспринимать их как пару. Боятся, что насмешками, разъедающими взглядами, молчаливой иронией убьем их взаимное чувство. И они прячут это чувство даже от самих себя.
Яд группового воздействия делает невозможным само существование этого хрупкого, сверхуязвимого влечения.
Овладевшее Дарой ощущение ранимости идет от группового к ней отношения. Для нас она — незаменимый товарищ, но никак не возлюбленная Асена. Вот он, смертный приговор их любви.
Теперь Асен понимает: он, самый независимый из всех нас, сторонний наблюдатель, был одним из самых зависимых.
Дара знает, что мы внушим ему наши взгляды: как он мог выбрать ее, такую неженственную, тощую? Она и любовная ласка?
Асен, в свою очередь, знает — ей мы внушим: он не любит тебя, у него есть другие женщины, а ты — всего лишь причуда, эксперимент, вызов, а может быть, какая-нибудь умозрительная задача, интеллектуальная авантюра. Он и чувства!
Оба боятся, что группа не только будет так о них думать, но и им внушит такое, и они станут думать, что смешны вместе, что совсем не подходят друг другу.
А любовь — это то, чего другие не могут понять. Неприемлемое, необъяснимое.
Любовь — это все то, что несовместимо с нашими представлениями о ней, с нашими готовыми моделями.
Любовь загадочна, и даже всесильная группа не может управлять ею.
И коллектив не терпит этого неожиданного, бесконтрольного чувства.
Группа покровительствует только сильному, верному и простому чувству, соразмерному с ее нуждами и нормами. Постоянное спокойное чувство не угрожает взрывом, а, напротив, поддерживает равновесие в группе. Счастливое, солнечное чувство вполне нормально, оно сплачивает группу еще сильнее.
В коллективе не терпят опасных страстей: ревности, которая не владеет собой, или влечения, слепого, эгоистичного и тиранического. Но самое страшное: необъяснимое, редкое, почти невозможное чувство, которое взрывает атом, по которому мы все ностальгически томимся, как по существованию на иной планете, нашей прародине.
Нет ничего нарушающего равновесие здесь, на нашей земле!
В группе сглаживаются все острые углы.
Как, куда вместить такое противоречивое и тревожное чувство, как то, что охватило Дару и Асена и ширится, ширится, превышая все дозволенные рамки?
Только на свободной платформе воображения может оно существовать полноценно.
Осуществление
Они всё откладывали настоящую жизнь. На когда? На завтра, на следующий год. На какое-то иное существование. В сущности, на эти предсмертные минуты.
Асен всматривается в глаза Дары и видит себя. И не знает, если он сейчас отдалится, останется он в этих зрачках или исчезнет. Но если в этих глазах его не будет, значит, нигде его не будет.
А Дара возвращает его к жизни посредством противоречия. Волосы ее наэлектризованы солнцем и ветром, а быть может, и внутренним упорством. Когда она их расчесывает, пряди посвистывают и рассыпают сухие искры. Положительное и отрицательное электричество.
— Настоящая любовь пробуждает волю к действию! — продолжает настаивать Дара.
— Действие! Это было самое легкое! Я легко мог бы! Помнишь, тогда, в палатке?
Но для обоих мечты дороже реальности. И они отбрасывают воспоминание о своей единственной ночи. Реальность никогда не соответствует их желаниям и стремлениям.
А, в сущности, чего бы им хотелось? Они и сами не знают.
Например, они вдвоем в палатке. Вершина горы супится над ними, а над ней уже угадываются звезды. Асен тянется в темноте, обнимает Дару и жадным поцелуем смиряет ее сопротивление. Как возможно все это было!
— Почему ты не сделал этого?
— Потому что не хотел тебя потерять. Я ведь только нашел тебя! — серьезно отвечает Асен.
— Зачем эти софизмы?
— Я и на озере мог бы!
И вот они на берегу. В изумрудной глубине отражаются белоснежные зубцы вершин. Вот Дара и Асен уже на плоту. Форели выныривают в маленьких белых водоворотах.
Это почти смешно: какие сладкие мечтания прятались под их броней современного безразличия и скептицизма! Лица сближаются и отражаются в чистой воде. Легкое дуновение ветра, и очертания туманятся, смешиваются. Отраженный в воде Асен обнимает и целует Дару.
— Почему ты не сделал этого? — укоряет его она теперь в лавине.
— Чтобы не замутить прозрачной нашей дружбы. Что может быть крепче и дороже ее? Дружба — аромат души!
— А тогда, в бурю, почему ты ничего не сделал? — обвиняет она.
Вот они прижались под нависшей скалой. Вокруг — исступленное бушевание. Дара забилась в расщелину.
— Страшно? — спрашивает Асен.
— Я другого боюсь, — шепчет она.
— Что я на тебя нападу? — шутит Асен.
— Дурачок! Я боюсь, что ты не нападешь на меня!
И вот она уже лежит на камнях. Забыв обо всем в объятиях друг друга, они не прячутся от бури. Опьяненная Дара подставляет лицо молниям и ливню. Склонясь над ней, Асен защищает ее от беснования природы своими поцелуями. Блестящие струи дождя саблями секут его. Но все это одни мечты. И они сами посмеиваются над своим старомодным романтизмом. Засел он где-то глубоко в их натуре, и не избавиться от него, как не соскрести ракушки с днища затонувшего корабля.
— Я хотел не иметь тебя навеки, вместо того чтобы иметь недолго, — анализирует свои колебания Асен.
— Всё — ненадолго! — возражает Дара.
— Если мгновение насыщено чувствами, оно равно вечности. А существовало оно в реальности или только в мечтах — все равно.
— Довольно философии! Больше нет времени! Мы гибнем! — кричит она, прорываясь сквозь снежные виражи.
— Хорошо! Ты ведешь! — уступает он.
— Следуй за мной без размышлений! — приказывает Дара и тянет его к себе.
— Каждый, кого ведут, похож на слепого, — иронизирует Асен, поддаваясь ей.
Дара резко отпускает его:
— Если один — философ, то другой должен что-то делать!
— Я желал невозможного: чтобы мы были и связаны и свободны одновременно!
— Ты не любил меня!
— Я слишком сильно любил тебя!
— Кто любит, тот не рассуждает! — гневается девушка.
— Облики любви бесчисленны. Самое сильное чувство пробуждает ощущения и мысли…
— И парализует волю!
— Нет! Для того чтобы не дать волю своим желаниям, нужна сильная воля!
— Может быть, хотя бы сейчас ты что-нибудь сделаешь?
— Продолжу ничего не делать!
— Ты не жалеешь о нашей несбывшейся любви?
— Осуществленная любовь чаще оказывается несбывшейся!
Невольно они прижимаются друг к другу. Но лавина разлучает их, отнимает теплоту близости.
— Неужели наша любовь должна замерзнуть для того, чтобы остаться навеки? — Дара опускает глаза и внезапно восклицает:
— У тебя уши побелели! Тебе холодно!
— Нет, я еще могу слышать! Скажи мне что-нибудь!
— Что сказать? Мы столько не сказали друг другу!