Старт - Мандаджиев Атанас (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗

Они боялись жизни — этой медлительной лавины, которая с негасимым постоянством уничтожает трепетность, губит порывы чувств, уравнивает различия.

Сейчас, в преддверии смерти, они освобождаются от страха перед жизнью.

До последнего своего дыхания они не смели пережить любовь. Сейчас, уже бездыханные, живут ею.

Двузначность

Каждый перевоплощается в другого и одновременно в самого себя.

— Ты ли это? — спрашивает каждый того, кто рядом.

— И да и нет! — отвечает каждый с двойственной улыбкой.

— Хочешь, мы будем вдвоем?

— И да и нет.

Я хочу, чтобы мы оставались в такой близости-дали, как в пространстве двойная переменчивая звезда.

Влекомые таинственным притяжением, две звезды постоянно кружат рядом.

А световые года делят их вечностью мрака и соединяют вечным магнитом.

Они исключают одна другую, они создают одна другую, и это бесконечно.

Свет, излучаемый этими двойными звездами, трепещет в бесконечности, единый в двойственности:

Да и Нет!

Любовь — борьба

Асен хочет поддержать Дару в последние мгновения перед смертью, но боится унизить ее жалостью, утешением и по-прежнему иронизирует:

— Если уж мы получили в подарок возможность увидеть этот мир, значит, должны быть готовы к тому, что потеряем его!

— А тебе только бы философствовать, лишь бы ничего другого не делать! — кричит Дара, проявляя накопившееся раздражение.

— В любви ничегонеделание — самое выразительное действие, для того, кто в этом разбирается, конечно!

— Ты меня убиваешь! — полушутя произносит она.

— Хватит с меня того, что я тебя встретил!

— Но если ты от меня ничего не хочешь, это все равно что мы не встречались вовсе! — упрекает она.

— Но что я могу хотеть от другого, когда сам я всего лишь непостоянная тень, перемещаюсь, не могу найти своего постоянного места, не могу обрести постоянную форму? Все меняется. Чего же мне хотеть? Чтобы тот, кто рядом со мной, не менялся, пока я меняюсь, или чтобы менялся вместе со мной, или чтобы мы остановили свое движение, приспособились друг к другу?

— Ты мог бы найти какую-нибудь тихую девушку, и она была бы тенью твоей тени!

— Но ты для меня единственная. Ты держишь меня в постоянном напряжении. В тот миг, когда это исчезнет, должно быть, исчезнет и мое чувство.

— Я слаба. Мое упрямство — броня, под которой кроется моя слабость. В тот миг, когда я положу голову на твое плечо, я растаю, как снежинка.

— Может быть, именно это и останавливало меня. Более сильный всегда подчиняет более слабого, обезличивает, превращает в свое повторение. Человек не может быть влюблен в собственное отражение. И вновь начинаются поиски сильного партнера. И все повторяется до бесконечности.

— Признайся, ты боялся совсем противоположного: как бы я не подчинила тебя! — дразнит Дара.

— Все равно.

— Ты аутсайдер и в любви и в жизни. Только в смерти ты не можешь оставаться сторонним наблюдателем.

Один раз в жизни даже самый отстраненный участвует целиком и полностью — когда умирает.

Покой

Поэт по-своему вживается в гибель Асена.

Он придумал свой собственный образ философа, а может быть, приписывает ему то, чего нет у него самого:

Не обещаю ничего, не настаиваю, не жду, задыхаясь от нетерпения.

Не ударяю по маятнику, умоляя: «Еще хотя бы один час!»

Тихо удаляюсь.

Терпеливо выжидаю, пока осядет во мне мрак, чтобы засиять в прозрачном, сдержанном, возвышенном и спокойном свете.

Тогда лишь свободно впитаю в себя целый мир.

Преломлю его в себе, как луч, но не могу обещать, что изменю его.

Не обещаю ничего.

Отчуждение

Но Поэт ошибся. Черты лица Асена не смягчаются в смерти, наоборот, напрягаются еще больше, выражают еще большее упрямство и заостренность. Это не гипсовая маска последнего покоя, а снежная маска предельного усилия, кажется, он достиг вершинной точки мыслительного сосредоточения, как скульптор — воплощения в творчестве.

Асен пытается разгадать причину своей отчужденности в группе.

По сути, внутренне Асен одним из первых переселился в горы. Должность экономиста в одном из столичных торговых предприятий заставляла его стремиться в горы. Группа альпинистов стала его домом.

Отойдя душой от внешнего мира, он жил интенсивно лишь в атмосфере группы, ощущая, что именно здесь как в капле воды отражены все противоречия современного мира.

И в то же самое время он как бы в стороне от той же группы, не приемлет ее норм. Почему?

И теперь, в звездной снежной пыли, пришло озарение.

Трагедия его в том, что он опережал групповое мышление.

Но чем именно? Коллективное мышление всегда носит прикладной, упрощенный до лозунгового уровня характер. Оно медленно зреет, сторожко поверяется практикой. Асен вводил в группу иной вид мышления: многосторонняя, двойственная, ищущая новые вопросы, а не готовые ответы мысль. Он заполнял собой наше отсутствие рассуждений, игры понятий, сомнений, парадоксов, гипотез — всей той мыслительной тревоги, что делает человека странным существом. И вот другое странное существо, МЫ, и хочет, чтобы Асен мыслил самостоятельно, и встречает эту самостоятельность в штыки. И, чтобы не раздражать нас, он уходит в себя, но этим раздражает нас еще более. В своем развитии он опережает группу. И группа не прощает этого.

Одна из самых трагических форм отчуждения — опередить своих.

И по контрастной закономерности именно он, опередивший группу, более всех привязан к этой коллективной модели бытия.

Бездомный мечтает о доме. Отчужденный жаждет приобщиться к группе. Он стоит снаружи, мерзнет, и стук его сердца словно стук в запертую дверь.

Группа и окружающий мир

Проблески полуоткрытий. Полумысли, полунедомыслия.

И все это уже никому не нужно.

Теоретик группы, сторонний наблюдатель Асен полагает, что в последний миг, словно рентгеновскими лучами, высветит внутренние пружины ее устройства.

Группа — закрытый мир, закрытая система, «вещь в себе» и для себя. Коллектив альпинистов стремится вверх к очищенной атмосфере гор и теряет иммунитет к городскому смогу. Мы забываем о том, что существует и другой мир, мир вне нашей группы.

Подмена. Какой же из двух миров — истинный?

Ведь и тот мир, внизу, в городе, закрытый мир. И он — «вещь в себе». Стенами он загородился от ветра и холодов. Отделился от земли камнями и асфальтом. Крыши не дают ему соприкоснуться с дождями и звездами. И люди отделены друг от друга стенами, заключены в камеры квартир и автомобилей. Энергия, отпущенная живым существам для борьбы с природой, с ее суровостью, тратится на стычки между людьми, на зависть, на завистливое пихание локтями. Смелость подменяется лукавством.

А здесь, наверху, перед лицом неба и ветров, человеку не на кого положиться, кроме как на себе подобных. И человек становится для человека тем, чем и должен быть: необходимой частицей единой человеческой общности в единоборстве со слепой стихией.

Но все смешивается, когда страсти большого мира проникают в малый мир группы. Когда из скромного коллектива альпинистов она превращается в магнитное поле амбиций, в трамплин для прыжков вверх.

Может быть, и замкнутость группы идет от попытки защититься от этой опасности. И все же маленькая группа — атом большого мира. Эта незаметная кучка людей, заваленных лавиной, остается живой, насущно необходимой клеткой большого организма, улучшающей его пульс, очищающей кровообращение, а большой организм даже и не подозревает о самом существовании и о молчаливой гибели маленькой клетки.

Группа и любовь

Одно исключает другое. Группа — коллектив, любовь — индивидуальна. Может быть, одним из важнейших испытаний для здоровья группы являются привязанности и взаимовлечения отдельных ее членов.