Кот - Покровский Александр Михайлович (книги онлайн полностью TXT) 📗
А какая она вкусная! Жуть!
Вот только уксуса нужно совсем немного, чтобы и коты ее могли есть.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, посвященная формированию событий
Эх, слюни…
Слюни – что слезы: и те и другие внезапны.
А ведь вокруг глубокая ночь, за окнами мороз, и поземка змеится по дороге, и что-то грустно на душе, и я понимаю собак.
Вернее, их продолжительный вой по поводу и без повода.
Призраки давно исчезли.
А в комнате на раме окна у нас образовались сосульки, и еще ее оживляет храп моего хозяина.
Пусть себе храпит.
Ему спать еще часа четыре.
Он храпит, а я должен думать.
Потому что должен же кто-то думать, мыслить, созерцать и формировать наше будущее с болью.
Ведь одним только усилием своего необычайного ума ты соединяешь разрозненные фрагменты еще не случившегося.
А тогда эти фрагменты складываются в событие.
И ты уже перетаскиваешь его в нужное время и нужное место.
Не доводилось ли вам бросать шары, когда одним вы должны попасть в другой?
Вы наверняка помните какую-то особую силу своего взгляда, который словно бы прикрепляется к шару-мишени: его никак не отвести, и точно – брошенный шар ударяет в него.
Вот так и событие.
И для этого нам дана голова, которая после всех этих действий болит.
А хозяин полагает, что она нужна ему для ношения фуражки.
Не будем его осуждать.
Его к этому приучили.
Посредством многих мелких унижений.
– Ы-ы-ы…
Я же говорил вам, что он проснется и посмотрит на будильник.
– Ы-ы-ы…
А теперь он пойдет в туалет…
– Ы-ы-ы…
И уже там, в сортире…
Впрочем, это не важно.
Хотя…
Вот ещё что:
Сообщите мне, пожалуйста, как это можно метить в такую огромную чашу и совершенно в нее не попасть; а потом, когда я восседаю в своей тесной кювете, ревниво следить за тем, чтоб я нигде не набрызгал?
Даже задние лапы порой встряхнуть никак нельзя.
Что для кота совершенно неприемлемо.
А сам, между прочим, всегда встряхивает руки, прежде чем вытирает их полотенцем!
Тут, я думаю, речь идет не иначе как об угнетении и насилии.
Над котами, естественно.
– Ну как, нигде еще не нагадил?
Это он мне после ночного извержения по всем стенам.
Видит Бог! Мне удается при этом сохранить все свое достоинство.
Тому свидетельство исключительные благодушие и доброжелательность.
Сколько раз они были повинны в излишнем доверии к человеческой расе, которая использует что доверие самым отвратительным образом.
Я уже не говорю о том, что в некоторых недоразвитых странах кошек едят.
Вот и мой иногда восклицает:
– А хорош бы ты был, фаршированный грибами!
И не то чтобы меня немедленно охватывает жуть. Нет!
Скорее оторопь, потому как я в тот момент, к примеру, у него на руках и мурлычу.
А как он представляет меня своей очередной возлюбленной:
– Мой экологически чистый завтрак.
После чего хочется разобраться в этимологии слова «муди».
«Муди» означает «унылый». «Муди роза» – увядшая роза.
Таким образом, слова «мудила конская», «склеротический мудак», «полная тряхомудь» и выражение «до седых мудей» – не что иное, как все стадии раннего отцветания.
И тут есть над чем поразмыслить и пораскинуть своим необычным умом.
Вам известно, кто такой сохатый?
Даже не знаю, зачем я об этом спросил. Может быть, для отвлечения внимания, потому что самое время слинять за диван и там затаиться.
Этимология меня до добра не доведет.
Только я подумал об отцветании, как в меня полетел тапок. Может, он читает мои мысли?
Это было бы нехорошо. Это было бы не вовремя, некстати. Это было бы совсем никуда.
Может, нам прикинуться идиотом? Иногда это помогает.
Прикидываются же люди идиотами – и им все сходит с рук.
И здесь уместно вспомнить о вечности.
В том плане, что, если вечно прикидываться идиотом… еще один тапок.
И тут нам поможет глубокое дыхание.
Оно вернет все на свои места.
Начинается оно с живота он надувается, потом воздух проникает в среднюю часть груди, а затем и в верхнюю.
При выдохе же живот втягивается, а потом от воздуха освобождается грудь через узкую дырочку меж губ. Такое впечатление, что вы собираетесь плюнуть.
После всего этого можно думать о русской грамматике, о месте в ней подлежащему и сказуемому и о безличных предложениях: «Моросило», «Вечерело», «Замело» и «Посинело».
Как все-таки в русском предложении вольготно располагаются все его члены.
Ничто не говорит им: встань тут, и никуда ты не денешься.
От этого за версту веет свободой от любых обязательств.
А «Вечерело»? Тут даже подлежащего не отыскать.
То есть некому задать вопрос «кто, что?»
То есть нет ответственного за содеянное.
Есть отчего прийти в недоумение.
– А ну вылезай из-за дивана!
Сию минуту, вы только за дверь выйдите.
– Ну погоди! Я тебе устрою сладкую жизнь!
Вот так всегда.
Не дают нам подумать о трудностях, в частности, русского языка.
Не дают нам составить словарь этих трудностей.
А неплохо бы выглядело название: «Словарь трудностей, составленный К. Себастьяном».
– Я тебе…
Ну? Ну? Побольше сложноподчинённостей в речи.
– …дам…
И побольше игривости.
– Я тебе (ик!)… по (ик!)… кажу…
Ну вот! Уже лучше.
И нас посетила глубокая икота, иноходью переходящая в коротенькое рыганье.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ, посвященная связям с внешним миром
У всего этого должна быть какая-то связь с внешним миром.
Неэлементарная, надеюсь.
А я вам ещё не говорил о клинике и историогенезе бреда при шизофрении?
Ах, какое упущение! Дефицит знаний в этой непростой области поражает.
Обилием вопросов.
Какие это вопросы? Ну, например: необходимость логического анализа всякой бредятины, выявление движущих факторов развития сюжетов бреда и все прочее.
Но что можно сказать об анализе и о развитии?
Слава Богу, очень и очень немногое.
И вот еще:
«Космическое» значение каждой отдельной личности и иллюзорность пространственно-временной ограниченности человека вновь становятся основой общемировой мировоззренческой философии.
