Кого я смею любить. Ради сына - Базен Эрве (книги онлайн полные .txt) 📗
рядом все с той же Одилией, легкое облачко заволакивает твой взгляд… Нет, пустяки, конечно, пустяки, здесь не
может быть ничего серьезного. Ее не назовешь недотрогой, в наше время таковых не существует, но она
осмотрительна; правда, в излишней скромности ее не упрекнешь, но вместе с тем она сдержанна. Словом,
Одилия не Мари. Здесь она единственная свободная девушка, и она в восторге оттого, что ей оказывают явные
знаки внимания студент Политехнической школы, который еще вчера казался ей недосягаемым, и этот юный
бакалавр, который всегда держался с ней просто, как товарищ; нельзя сказать, что мои сыновья ухаживают за
ней — теперь это не принято, они не рассыпаются в комплиментах и любезностях, иногда даже бывают
грубоваты с нею, но они вдыхают аромат ее волос, протягивают ей руку, на которую она опирается, выскакивая
на берег, и как бы невзначай подхватывают ее сумку с провизией, что никогда не приходит им в голову сделать
для Лоры. Она мила и с тем, и с другим, но мила по-разному: старший в ее глазах имеет больше прав на
уважение, младший — на доверие; с высоты своих полутора метров она кричит резким голосом перепелки: “Эй,
мальчишки!”, — без конца дурачится, не упускает возможности лишний раз посидеть за веслами, всласть
поработать своими маленькими крепкими мускулами — одним словом, ведет себя как хороший добрый
товарищ. Ей, наверно, даже неловко за свою девичью грудь.
А грудь уже не спрячешь, и она трепещет под взглядами мальчиков. А по вечерам, когда замолкает
портативный радиоприемник и отправляются на добычу лесные совы, мои сыновья то и дело поглядывают в
сторону лужайки, где только что закрыли “молнию” на дверях палатки, но матерчатые стенки еще нет-нет да и
вздрогнут от прикосновения локтя или колена — там сейчас раздеваются девушки, и хотя они целыми днями
ходят полуголыми, сейчас их нагота волнует совсем по-иному, чем под лучами солнца.
Г Л А В А X V I I I
Пять или шесть чаек — их крики доносит до нас ветер — поочередно налетают на пепельно-серую
цаплю, которая держит курс к самой большой отмели (их исконному наследному владению), вознамерившись
вдоволь полакомиться пестренькими, снесенными прямо в песок яичками. Всякий раз, когда они приближаются
к ней, цапля пригибается, вертит своим кинжалоподобным клювом, но наконец, потеряв терпение, тяжело и
неловко взмахивает большими, похожими на старые паруса крыльями, поднимается в воздух и улетает,
провожаемая пронзительными криками кружащейся вокруг нее в затейливом танце белой стаи.
— Редкий случай, — замечает Бруно. — Слабые в кои-то веки одержали победу.
— Все дело в том, кто лучше летает, — откликается Мишель.
Стараясь не провалиться в ямы, мы переходим вброд реку (вода доходит нам до бедер, а Ксавье и Одилии
она почти до пояса) и направляемся к песчаной косе, где стоят наши удочки. Мои сыновья сейчас очень похожи
друг на друга. Подобные треугольники, как сказал бы Мишель. Разрыв между ними уменьшается. И по тому,
как Мишель постоянно заботится о том, чтобы не потускнел над его головой нимб студента Политехнической
школы, по тому, как он все время поправляет и дополняет Бруно, чувствуется, что это беспокоит его и он хочет
подчеркнуть существующую между ними разницу: никогда еще он не держался с такой уверенностью. Одилия,
поскольку рядом не оказалось других девушек, стала для него пробным камнем.
Бруно первый замечает сторожок, наклоняется, тянет леску. На третьем крючке яростно бьется огромный
угорь. Бруно, как и его брат, терпеть не может снимать рыбу с крючка; он на минуту приподнимается, вероятно
собираясь обратиться ко мне за помощью. Но перед ним стоит Мишель, а чуть подальше Одилия. Бруно снова
нагибается и, отцепив скользкого, извивающегося угря, протягивает его брату, который мужественно пятится.
— Чего ты испугался? — усмехается Бруно. — Самый обыкновенный представитель угреобразных! Не
побежишь же ты теперь за рапирой!
Очко в твою пользу, сынок.
Меня забавляет, когда он пытается утвердить свое “я” за счет Мишеля, который сразу же хмурится,
старается казаться старше, чем он есть, начинает важничать. (Что за взгляд! Можно подумать, что мы с ним
одних лет, что он сейчас начнет ворчать, как старый дядюшка: до чего же непочтительны эти молокососы!)
Авторитет Мишеля, впрочем, нисколько не пострадал даже в глазах Бруно, которому в конечном счете не под
силу тягаться с братом. Правда, Бруно вышел из того возраста, когда играют в детской команде (ему через месяц
исполнится восемнадцать лет), и перешел в разряд юношей, но Мишелю двадцать один, и он уже игрок
взрослой команды. Силы, как и прежде, не равны.
В воде, избегая всякого соперничества, одна мысль о возможности которого показалась бы ему
оскорбительной, Мишель дает Бруно отплыть подальше и, когда тот достигает заводи, бросается в воду,
проплывает мимо брата, не удостаивая его даже взглядом, и, борясь с течением, пересекает самое глубокое
место — от черного до красного бакена.
На земле Мишель не станет состязаться в беге на сто метров. Но если Лора попросит догнать машину
бакалейщика, который забыл к нам заехать, Бруно напрасно пускается следом за ним. Мишель летит, как
настоящий спринтер, и, покрывая расстояние от дома до дока, опережает его не меньше чем на десять метров.
Потом как ни в чем не бывало он молча возвращается к девушкам, и только грудь его высоко вздымается. В
наши дни не принято много болтать, важно показать себя. Покоритель сердец немыслим без могучих мускулов.
В компании Бруно испытывает новые затруднения. Он умеет ввернуть острое словцо, но это мало что
меняет — авторитетом он все равно не пользуется. В спорах, развлечениях, прогулках инициатива всегда
оказывается в руках Мишеля. Если они решают потанцевать, для Бруно это настоящее несчастье — он неумело
топчется на месте. Если вся компания садится за карты, то его без конца поправляют, ругают, учат. Уже одно то,
что Мишель великодушно согласился каждое утро обучать Бруно водить машину — и тот скоро сможет
получить права, — говорит само за себя.
Жизнь Бруно облегчают только Ксавье, на фоне которого он явно выигрывает, да Ролан с его
сомнительным в известном смысле преимуществом, от чего Мишель рядом с ним кажется мальчишкой.
Но именно поэтому Одилия, хоть она и не будит в Мишеле петушиного задора, вызывает в нем желание
блеснуть своим ярким оперением.
А в оперении Бруно нет ярких красок.
К чему вообще может привести все это представление? Оно с каждым днем все меньше забавляет меня и
все больше раздражает. Моя мать говорила: “Не нравится мне, когда молодые люди, не имея серьезных
намерений, вертятся вокруг девушек. Даже смотреть неприятно, такой у них смешной вид”. Теперь нет ни
серьезных намерений, ни смешных положений. Современные юноши предпочитают видеть в девушках добрых
приятельниц, а затем в этих добрых приятельницах открывать для себя женщину; но мы, их отцы, не знаем, как
нам вести себя в этот переходный период; мы оказались в опаснейшем положении, мы не можем ни осудить их,
ни одобрить; мы просто теряемся, поскольку теперь все прежние понятия устарели, нет уже ни простушек, ни
слишком искушенных девиц, они уступили место тем, кого эта молодежь называет просто “девками”. (“Девка”
— представительница другого пола. И разве не характерно, что в их устах это слово потеряло свой прежний
оскорбительный смысл и что из их словаря совершенно исчезли слово “барышня” — оно кажется слишком
манерным, слово “девушка” — оно слишком определенное, а также прилагательное “молодая”, которое в
сочетании со словом “девушка” составляло единое целое).
И все-таки на этот раз, мне кажется, не я опоздал, а они слишком спешат. Этот мальчишка (осторожнее,
