Источник - Рэнд Айн (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗

— Господь с ней, — сказал Тухи, — к сожалению, исключения подтверждают правило. У меня всегда была абсурдная мысль, что только очень необычный человек сможет привлечь внимание Доминик Франкон. Тогда-то я и подумал о тебе. Так, досужая мысль. Но всё же, знаешь, мужчина, который её получит, будет обладать чем-то таким, чему ты не способен ничего противопоставить. Здесь он тебя и переплюнет.

— Никто ещё ею не обладал, — обрезал его Китинг.

— Нет, без сомнения, нет. Ещё нет. Это несколько удивительно. Полагаю, для этого надо быть совершенно необычным человеком.

— Послушайте, какого чёрта вы это говорите? Вам не нравится Доминик Франкон. Разве не так?

— Я никогда не говорил, что нравится.

Чуть позже Китинг услышал, как Тухи мрачно говорил в разгаре какого-то серьёзного обсуждения:

— Счастье? Но это же так заурядно и буржуазно. Что такое счастье? В жизни есть многое, что гораздо важнее счастья.

Китинг медленно пробирался к Доминик. Она стояла, отклонившись назад, как будто воздух был достаточно надёжной опорой для её тонких обнажённых лопаток. Её вечернее платье было цвета стекла. Ему показалось, что он видит сквозь её платье стенку напротив. Она выглядела до нереальности хрупкой, но эта хрупкость говорила о какой-то пугающей силе, которая привязывала её к жизни, — в теле, явно не созданном для жизни.

Когда он приблизился, она не сделала никакой попытки ускользнуть; она повернулась к нему, ответила, но монотонная точность её ответов остановила его, лишила сил и вынудила вскоре отойти.

Кики Холкомб встретила входивших Рорка и Хэллера у двери. Хэллер представил ей Рорка, и она заговорила, как всегда, таким тоном, который подобно несущейся ракете сметал самим своим напором всякое сопротивление:

— О, мистер Рорк, я так хотела увидеться с вами! Мы все здесь так много слышали о вас! Только должна вас сразу предупредить, что мой муж вас не одобряет — из чисто художественных соображений, — но пусть это вас не тревожит, в моём лице вы имеете союзника, и весьма преданного союзника.

— Очень любезно с вашей стороны, миссис Холкомб, — ответил Рорк, — и возможно, излишне.

— О, я обожаю ваш дом Энрайта! Не могу сказать, конечно, что он воплощает мои собственные эстетические воззрения, но культурные люди должны держать свой ум открытым для всего, включая, я полагаю, любую точку зрения в творчестве. Прежде всего мы должны широко мыслить, вы согласны?

— Не знаю, — возразил Рорк, — я никогда не умел широко мыслить.

Она была уверена, что он не намеревался дерзить ей. Ни в его голосе, ни в его манерах этого не было. Но он сразу показался ей ужасно дерзким. На нём был смокинг, и он хорошо сидел на его высокой худощавой фигуре, но каким-то образом казалось, что эта одежда не для него; его рыжие волосы в сочетании со смокингом казались нелепыми; кроме того, ей не понравилось его лицо — этому лицу больше соответствовала работа у станка или армия, ему не было места в её гостиной. Она сказала:

— Мы все заинтересовались вашей работой. Это ваш первый дом?

— Пятый.

— Ах, так? Конечно. Как интересно. — Она всплеснула руками и отвернулась, чтобы встретить нового гостя.

Хэллер сказал:

— Кого бы ты хотел увидеть первым?.. А вот и Доминик Франкон. Она смотрит на нас. Пошли.

Рорк повернулся; он увидел Доминик, стоявшую в одиночестве на другом конце зала. На её лице не было никакого выражения, даже усилия придать ему какое-то выражение; странно было видеть человеческое лицо, которое являло собой только костную структуру и связки мышц, лицо как чисто анатомическое понятие, подобно плечу или руке, не выражающее никаких ощущений. Она смотрела, как они идут к ней. Её ноги стояли как-то странно: два длинных треугольника, расположенных параллельно, как будто под ними не было пола, лишь несколько квадратных дюймов пространства под подошвами, и она могла устоять, только сохраняя неподвижность и не глядя вниз. Он почувствовал дикое наслаждение, потому что она казалась слишком хрупкой, чтобы вынести жестокость того, что он делал, и потому что она выносила это безупречно.

— Мисс Франкон, разрешите представить вам Говарда Рорка, — начал Хэллер.

Он не повысил голоса, произнося имя; он удивился, почему оно прозвучало так громко; затем подумал, что тишина поглотила и задержала его, но тишины не было; лицо Рорка было приветливо-безразлично, и Доминик вежливо сказала:

— Добрый вечер, мистер Рорк.

Рорк поклонился:

— Добрый вечер, мисс Франкон.

Она сказала:

— Дом Энрайта… — Она сказала это так, будто не хотела произносить эти два слова и будто они обозначали не дом, но то личное, что стояло за ним.

Рорк ответил:

— Да, мисс Франкон.

Затем она улыбнулась заученно вежливой улыбкой, с которой обычно начинают разговор. Она начала:

— Я знаю Роджера Энрайта. Он почти друг нашей семьи.

— Я не имел удовольствия встречаться с друзьями мистера Энрайта.

— Помню, отец как-то пригласил его пообедать. Это был неудачный обед. Отца называют блестящим собеседником, но даже он не мог выдавить ни звука из мистера Энрайта. Роджер просто сидел. Надо знать отца, чтобы понять, какой это был для него удар.

— Я работал у вашего отца, — её рука двинулась и остановилась в воздухе, — несколько лет назад чертёжником.

Рука опустилась.

— Тогда вы можете понять, что отец не мог поладить с Роджером Энрайтом.

— Нет. Он не мог.

— Думаю, я почти нравилась Роджеру, хотя он никогда не простит мне, что я работаю в газете Винанда.

Стоя между ними, Хэллер подумал, что ошибся, — в этой встрече не было ничего странного, в самом деле ничего. Ему было неприятно, что Доминик не говорит об архитектуре, как можно было ожидать; он с огорчением заключил, что ей не понравился этот человек, как не нравились многие, с кем она встречалась.

Затем миссис Гиллспай завладела Хэллером и увела его. Рорк и Доминик остались наедине. Рорк начал:

— Мистер Энрайт читает все городские газеты. Их приносят ему в контору — с вырезанными передовицами.

— Он всегда так делал. Роджер явно ошибся в выборе профессии. Ему следовало бы стать учёным. Он так привязан к фактам и не переваривает толкований.

— Бывает и иначе. Вы знаете мистера Флеминга? — спросил он.

— Нет.

— Он друг Хэллера. Мистер Флеминг никогда ничего не читает в газетах, кроме страниц с передовицами. Но людям нравится слушать, как он говорит.

Она наблюдала за ним. Он смотрел прямо на неё, очень вежливо, как смотрел бы, встретившись с ней в первый раз, любой мужчина. Ей хотелось найти в его лице какой-нибудь намёк на прежнюю ироничную улыбку, даже насмешливость была бы признанием и неким обязательством — она не нашла ничего. Он говорил как посторонний. Он не позволял себе ничего, вёл себя как человек, которого ей представили в гостиной, безупречно выполняя то, чего требовал этикет. Она смотрела на эту любезную официальность и думала, что её платье уже ничего не скрывает от него, что он уже использовал её для потребностей более интимных, чем потребность в пище, которую он ел, — и вот теперь стоит, соблюдая дистанцию, в нескольких футах от неё, как человек, который никоим образом не может себе позволить стать ближе. Она подумала, что он выбрал именно такой способ издеваться над ней, чтобы показать, что он ничего не забыл, но не подаёт виду. Она подумала, что он хочет, чтобы она первой всё сказала, и тогда он заставит её пройти через все унижения принятия их прошлого — потому что именно она первой вызвала бы это прошлое к жизни; и он твёрдо знал, что она не сможет этого не сделать.

— И чем зарабатывает на жизнь мистер Флеминг? — спрашивала в это время она.

— Он производит точилки для карандашей.

— Правда? И он друг Остина?

— У Остина много знакомых. Он говорит, что это его бизнес.

— И ему везёт в этом?

— Кому, мисс Франкон? Я не уверен насчёт Остина, но мистеру Флемингу очень везёт. Он уже открыл филиалы в Нью-Джерси, Коннектикуте и на Род-Айленде.