...Либо с мечтой о смерти - Созонова Александра Юрьевна (читать книги полностью txt) 📗
— Знаешь, какой был мой первый пункт?
— Поговорить с испанцем.
— Нет, до того. Испанец пришел в голову позже.
— Какой?
— Убить Мару. Вдвоем с тобой. Это было бы такое замечательное, грандиозное, благородное деяние, такой подарок человечеству…
— …Что мы очистились бы от всех грехов и прямиком влетели в нирвану. Нет, это, пожалуйста, без меня, Норди. Найди себе другого напарника.
— Почему? — огорчился я.
— По кочану, — ответила она по-детски. — И по кочерыжке. Стоило выворачиваться наизнанку, расковыривать душевные раны, чтобы ты ничего, ну просто ни-че-го-шень-ки про меня не понял.
— Я понял, прости. Как-то вылетело из головы. Я прекрасно помню, что ты о себе говорила. И про твою прошлую жизнь.
— Ну, так и не говори глупостей.
Юдит наполнила свою чашку.
— Поделись по-братски, — я протянул ей свою, пустую.
— Обойдешься, — она в два булька заглотила налитое и отбросила чашку. — Там еще осталось чуть-чуть. Самая гуща. Но это тоже мне: тебе уже хорошо.
Над верхней губой у нее блестели смешные малиновые «усы».
— Хорошо, — согласился я. — Врать не буду.
Девушка раскинулась навзничь, уставившись в небо, по которому пробегали легкие, похожие на дым, облака.
— Было бы здорово прямо сейчас, верно?
Я кивнул, поняв, что она имела в виду.
— Эй, Майер, где ты? — Я покрутил головой, словно высматривая профессора в ближайших кустах. — Пора выполнять договор!
— Пока он не пришел, давай простим друг друга за всё и поцелуемся, — она перевернулась на живот и потянулась ко мне мокрыми от коктейля губами.
— Это банально, — я помотал головой. — Лучше, глядя друг другу в зрачки, торжественно пообещаем не встречаться в будущей жизни. Ни в каких отношениях.
— Почему? — Она надула губы. — Я настолько тебе опротивела в этой?
Я кивнул.
— Осточертела. — Сообразив, что в очередной раз сбиваю блаженный настрой, поправился: — Я пошутил. Пора бы и привыкнуть к моему дурацкому юмору.
— Да, юмор никак не английский, — усмехнулась она.
— Конечно, я буду страшно рад снова с тобой встретиться. И, кстати, вероятность этого велика: если мы уйдем вместе, в одно время и в одном состоянии, да еще болтая друг с другом. Не сомневаюсь, что тут же узнаю тебя при встрече, а ты меня: ведь наши физиономии — последнее, что мы увидим перед концом, и они накрепко впечатаются в подземную память. Давай загадаем, в каких мы окажемся отношениях. Только не в кровно-родственных, ладно?
— Уговорил, — Юдит важно кивнула, словно снисходя к горячей мольбе. — Я буду твоим учителем.
— В школе? По географии или математике?
— Вот еще! — она фыркнула. — Учителем жизни, строгим и мудрым наставником. Гуру.
И тут я расхохотался. Алкоголь сделал свое дело. Не мог успокоиться минуты три, грохотал до колик, захлебываясь, хлопая себя по ляжкам, перекатываясь по траве. Юдит сперва сдерживалась, пофыркивая, как рассерженный ежик. Затем зазвенела мне в унисон.
От моих телодвижений кастрюля перевернулась, и остатки коктейля впитались мхом. Это нас несколько отрезвило.
— Ну вот, — пробурчала она. — Последние драгоценные капли…
— Придумал, Юди. Будем в следующей жизни лебедями-неразлучниками.
— Это как? Вообще-то, я рассчитываю на человеческое воплощение.
— Что я слышу? А как же нисхождение по ступенькам до медузы, до бесчувственного камня?
Она не нашлась с ответом. Видно, хмель мешал соображать и выстраивать ловкие острые реплики.
— Итак, двумя лебедями. Что жили долго и умерли в один день. Для этого нам надо встретить конец, слившись в поцелуе. Повернись-ка ко мне… ближе… Уверен, он появится в нужный момент, наш гуманист-профессор. Думаю, он, или славный старина Роу, или оба вместе высматривают нас с какого-нибудь холма в прицел оптической винтовки…
Юдит потянулась было ко мне, но, передумав, отстранилась.
— Ну, что еще?
— Чтобы стать лебедями, надо в последний свой миг смотреть на лебедя, испытывая восхищение и притяжение к его красоте. На острове есть лебеди?
— Нет. Только бакланы и чайки.
— Чайкой я не хочу! Прожорливой, крикливой, злобной…
— К тому же, чайки не умирают в один день. Что будем делать?
— А вот что, — она растянулась ничком и всмотрелась в траву. — Будем следить за букашками — муравьями, жучками, козявочками.
— С какой стати? Чтобы родиться в следующий раз муравьем?
— Нет. Какой ты непонятливый! Просто смотри, как они копошатся, тащат пищу или соломинки, враждуют, соперничают, помогают друг другу. Интересно, у них есть душа?
— Ну, если она есть даже у стихотворений…
— Не факт. Разве можно сравнить козявочку с прекрасным стихом? Но ты смотри, смотри внимательней. Вот кто-то подрался… кто-то решил спариться… кого-то медленно ломают на части… Но ты смотри!
— И?
— И ты ощутишь себя вечным Брахманом, Творцом, что наблюдает с высоты на суету своих мелких творений — жалких муравьишек, бабочек-поденок, обжор-гусениц. Ты можешь уничтожить их одним движением пальца или подошвы. А можешь помиловать, подарить им жизнь, долгую-долгую жизнь длиной в целое лето…
Я послушно уставился на маленького жучка, что полз по травинке прямо у моего лица. Ушел в созерцание по самую маковку. И был выкинут из него весьма грубым (как мне показалось) толчком в плечо. Я дернулся, задел травинку, и зеленый жучок полетел вверх тормашками.
— Поосторожнее, мисс!..
— Хватит пожирать взглядом жалких козявок. Пора: остался еще один пункт. Испанец.
— Испанец на завтра.
— Завтра у нас не будет. Испанец сейчас!
— Хорошо, — я покорно поднялся. И тут же едва не упал: как-никак на двоих мы выхлебали три литра, пусть отвратного, но вполне крепкого пойла. — Испанец попозже. Мы не дойдем, если не протрезвеем чуток. И тем более, не перелезем забор.
Юдит вздохнула.
— Будем трезветь. На редкость унылое занятие. А если именно сейчас притащится Майер, с винтовкой или шприцом?
— Придумал! — Я рухнул в траву и снова вперил глаза в букашек. — Я буду не наблюдать, а творить миры.
— Что-что?
— Я понял сейчас, чем буду заниматься, покрутившись еще два-три оборота в колесе сансары и обретя свободу: творить новые миры. Занятие достойное, чтобы посвятить ему вечность.
— И я! И я буду творить, — Юдит, собезьянничав, рухнула рядом.
— У тебя не получится.
— Почему?..
Глава 38 ДЕМИУРГИ
Большой муравей, рыжеватый, с мощными челюстями и чистым бликом на брюшке, исследовал мертвую гусеницу.
Я осторожно коснулся его концом стебелька.
— Не мешай! — укорила Юдит. — Человек делом занят. Так почему ты считаешь, что из меня не получится демиурга новых миров?
Муравей дернул усами, но не прекратил своего занятия.
— Потому что очень трудно придумать кардинально новое, небывшее. Ты создашь улучшенный вариант нашего мира, только и всего. Уберешь все то, что тебя здесь раздражает: войны, болезни, сумасшествие, некрасивый способ размножения… Что ты там еще перечисляля в своем эссе?
— Ты считаешь меня дурой. Спасибо. — Она пододвинула ногтем тушку мертвой гусеницы, и муравей последовал за ней. — Бедняжка! Ты же ее не дотащищшь один. Где твои товарищи?
— Возможно, это муравей-одиночка. Живущий вне муравейника.
— Муравей-одиночка — это я. Вот только мертвыми гусеницами не питаюсь… Если уничтожить зло, болезни, уродство — исчезнет и противопложное им: добро, красота, нежность. Странно, что приходится объяснять очевидные вещи. Мироздание держится на полярностях — закон номер один. Второе — закон бесконечного многообразия.
Потеряв интерес к муравью, Юдит уставилась на бабочку, крохотную, блеклую, присевшую на валун.
— Бедняжка! Тебе не досталось ни кусочка красоты…
— Ни глоточка.
— Полярность красота-безобразие я оставлю. Без красоты нельзя. А вот отвратительное, вонючее, мерзопакостное — уберу.
