Золото собирается крупицами - Хамматов Яныбай Хамматович (бесплатные версии книг .TXT) 📗

— Она теперь всегда так? — шепнул Гайзулла, показав на Мугуйю.

— Да, как Фарзану похоронили, словно деревянная стала, может, после родов пройдет, так старухи говорят, — тихо ответил Загит.

Хаким встал, внимательно оглядел дом и двор, провел зачем-то ладонью по дверному косяку и, неторопливо подойдя к телеге, ловко, одним движением уселся спереди и взял в руки вожжи.

— Открывайте ворота! — сердито крикнул он — Стали как истуканы! И зачем только аллах позволил вам ходить по земле?

Мальчики быстро убрали поперечные жерди, поставленные вместо ворот, и отскочили в сторону.

Взмахивая головой и шлепая грязным жестким хвостом по облепленным мухами бокам, лошадь не спеша тронулась с места. Мальчики снова водрузили жерди на место и пошли следом

— Провожу вас до Казумтау, — сказал Гайзулла.

Он упрямо мотнул головой, от чего черный чуб его взлетел и тут же снова повис надо лбом, закрывая левый глаз. На душе у него было скверно — до последнего мгновения мальчик надеялся, что Загит останется с ним, и теперь горький шершавый комок подкатывался к горлу

— Может, попросить все-таки? Ну, что тебе там делать? А покамест мы здесь столько про мыли бы…

— Не проси, — вздохнул Загит, — не отпустит все равно, только закричит…

Гайзулла снова тряхнул чубом и, стараясь не показать, как тяжело ему расставаться с другом, сказал с наигранной веселостью:

— Да, правду говорят — нужда скачет, нужда пляшет, нужда песенки поет! Был бы жив отец, не надо было бы нам расставаться — и мы переехали бы на джайляу… А так куда ехать, когда на шее слепая мать и больная сестренка?.. Был бы в семье еще хоть один мужчина, тогда другое дело!

— Ну и чудные вы люди! — рассмеялся плетущийся сзади Султангали. — Все спорите, и без толку! А по мне нет лучше, чем живот набить, лежать на солнышке да по сторонам поплевывать! Вот я за один день, например, столько могу заработать, сколько взрослый и за месяц не за работает! Да еще и отцу помогаю, и тебе, головотяпу! Да если б не я, вы б давно с голоду по дохли бы! Думаешь, зря отец меня домой умолял вернуться?

— Что же ты вернулся? — не выдержал За гит. — Ты же говорил, тебе и без нас хорошо живется!

— Молчи уж лучше! Не будь ты моим бра том, я б на тебя и не посмотрел бы никогда в жизни! Сказал тебе, отец умолял, по пятам ходил, уж поверь, ради тебя ни за какие коврижки я домой не пришел бы! — Султангали, нахально улыбаясь, посмотрел прямо в глаза брату. — Захочу — хоть сейчас уйду из дома! Пусть только отец попробует ко мне хоть— раз придраться, никто меня не удержит!

Молчавший до, сих пор Гайзулла сжал кулаки и вдруг резко повернулся к болтающему мальчику.

— Слушай, ты, малайка! — сказал он тихо, но твердо. — Сдается мне, ты покамест еще сопляк, чтобы так со старшими разговаривать, а? Я тебя о чем-нибудь, может быть, спросил? Или твой старший брат заговорил с тобой? Кто тебе велел рот раскрывать, а? Сначала нос утри, понял? И покамест я тут, чтоб я тебя больше не слышал! А если еще что-нибудь выкинешь, не посмотрю, что я не прихожусь тебе родней…

Султангали отступил на несколько шагов и пошел сзади. Не зная, на ком выместить злость, и боясь, что Гайзулла в самом деле выполнит свою угрозу, он что-то бормотал себе под нос и кривлялся за спинами Гайзуллы и Загита, потом поднял камень и бросил в сороку, сидевшую на траве близко от дороги. Сорока взлетела, села на березу, склонила голову набок и, крикнув мальчику что-то неодобрительное, снова взлетела и, покружившись, словно нарочно, для того чтобы подразнить Султангали, скрылась в кустарнике.

На гребне горы Гайзулла похлопал товарища по плечу и остановился.

— Хватит, — сказал он устало. — Дальше я не пойду… Стало быть, живи, как Хаким-бабай говорит, а вот вырастешь большой, будешь сам себе хозяин, тогда всегда вместе будем, ладно? А покамест — счастливо!

Он круто повернулся, но не пошел, а остался на месте, и Загит увидел, как дернулось его левое плечо. Острое чувство жалости и любви пронзило мальчика.

— Не сердись, я не могу отца ослушаться…

— Ладно, ладно, иди, — не поворачиваясь, ответил Гайзулла.

Когда Загит догнал повозку и обернулся, Гайзулла стоял на хребте горы рядом с маленькой искривленной березкой и махал рукой. Загит поднял руку и помахал в ответ. Гайзулла тотчас повернулся и пошел обратно. Его фигурка, ковыляющая по дороге, странным образом была похожа на тоненький, искривленный ствол березы, рядом с которой он только что стоял…

Скоро телегу, на которой ехали Хаким и его семейство, догнали другие повозки. Обоз растянулся по дороге, лошади шли медленно, размахивая хвостами и отгоняя тучи оводов, солнце все сильнее припекало. Иные шли пешком, с узлами и связками вил и граблей за спиной, женщины несли на руках ребятишек, кое-кто приспособил для скарба ручные тележки и тачки. Многие тащили за собой на веревке коров и коз, дети подгоняли скотину хворостиной, то и дело слышались крики:

— Эй, смотри за козой! Шалопай, да ей уже до леса два шага осталось! Ну, погоди у меня!

— Н-но-о, шагай, лентяйка!

—Эй, Хаким-бабай! — весело кричали где-то впереди. — И ты тоже собрался на джайляу?

— А как же! — отвечал Хаким, вскидывая свою острую бородку. — Разве это дело — забывать обычай предков?

Седой старик, идущий рядом с телегой Хакима, согласно закивал головой:

— Верно говоришь, кустым, нельзя забывать обычаи предков, ведь они родились не сегодня! Только теперь пошли такие дети, что готовы за быть и родного отца… Кто бы поверил в дни нашей молодости, что наши дети будут на службе у шайтана, что они, презирая позор и гибель, которые могут пасть на нашу голову и на голо вы наших внуков, станут искать презренное золото под самым носом у хозяина горы?..

— Твоя седина права, — вежливо отвечал ему Хаким. — Наши дети — не то что мы, у них нет ничего святого…

Когда солнце встало прямо над головой, многие повозки свернули с дороги и остановились, чтобы люди могли отдохнуть и перекусить. Душный, густой от пыли воздух обтекал красные усталые лица, бока лошадей потемнели от пота. Отставшие от телеги Султангали и Загит еле волочили ноги, когда впереди за перевалом показался лес — густой, прохладный, зеленый, насквозь просвеченный солнечными лучами. По дороге проскакали двое жеребят — каурый и вороной с белой звездочкой во лбу; играя, они то и дело оборачивались и сталкивались боками, пока не скрылись в лесу. Следом за ними, сильно отставая, размахивая крепко зажатой в руке веревкой и крича что-то неразборчивое, мчался мальчуган, без конца теряя свои сабата [16] и возвращаясь за ними.

Мальчики вошли в лес, и тотчас у обоих словно прибавилось сил. Густая тень лежала под деревьями, со всех сторон вразнобой кричали, пели и чирикали птицы, скрип повозок и телег стал приглушеннее и в то же время четче, лошади пошли быстрее. Загит часто останавливался, прислушиваясь к птичьим голосам.

«Ку-ку, ку-ку!» — как капли воды, падало в чаще, и тотчас в ответ: «Кли-кли-кли! Кли-кли!» — стучали по сухостою дятлы, трещали сороки, перелетая с ветки на ветку и как бы следуя за людьми, вскрикивали чеглоки. Неожиданно лошади впереди настороженно запрядали ушами, затоптались, и на дорогу выскочил головастый лосенок на длинных тонких ножках. Увидев обоз, он на мгновение остолбенел, но тут же, вздрогнув, метнулся назад к матери, которая показалась в соснах, готовая броситься на защиту детеныша; высоко вскидывая длинные ноги, они прыжками скрывались за деревьями.

Загит с изумлением глядел вокруг, впитывая запахи и любуясь свежими красками леса, голубыми клочками неба, повисшими на ветвях, густой ласковой травой, местами доходившей до колен. Прогалины и поляны были обрызганы яркими цветами, а воздух был так густо настоян на терпких и пряных запахах, что у мальчика закружилась голова. На душе у него стало так легко и радостно, что даже прощанье с другом больше не омрачало его. Оглядываясь кругом, он жадно дышал, улыбался, обычно бледное лицо его покрылось теперь румянцем, он был готов поделиться своей радостью с кем угодно и, убыстрив шаг, стал нагонять опередившую его телегу. Он обогнал несколько повозок, когда впереди показалась качающаяся, сгорбленная фигура Мугуйи, озорное личико Гамили, выглядывающее из-за мешков и узлов, и неподвижная спина Хакима. Но, поравнявшись с отцом, Загит увидел, что лицо Хакима грустно и озабоченно, что мыслями он где-то далеко, совсем не в этом радостном, дышащем свежестью и прохладой лесу. Мальчик осторожно тронул его за рукав: