В одном лице (ЛП) - Ирвинг Джон (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Помимо исполнения обязанностей суфлера в театре Ферст-Систер мама работала секретарем на лесопилке и лесном складе; владелец и управляющий (то есть дедушка Гарри) предпочел закрыть глаза на то, что курсы секретарей мама так и не окончила, — его вполне устраивали ее навыки машинистки.
Должно быть, о моей матери поговаривали за ее спиной — работники лесопилки, я имею в виду. Мужчины отпускали замечания отнюдь не о скорости ее печати, но готов поспорить, что они всего лишь повторяли услышанное от жен и подружек. Конечно, работники отмечали, что моя мать хороша собой, но я уверен, что источником слухов о Мэри Маршалл Дин, ходивших на лесопилке — и, что гораздо хуже, в лагерях лесорубов, — были их вторые половины.
Я говорю «гораздо хуже», потому что за лагерями лесорубов присматривал Нильс Боркман; конечно, без травм на этой работе никогда не обходилось, но не были ли причиной некоторых «происшествий» неосторожные замечания в адрес моей матери? На складе леса тоже время от времени происходили несчастные случаи — и порой я готов был биться об заклад, что пострадавшим оказывался как раз тот парень, который повторял слова своей жены или подружки о моей матери. (Ее так называемый муж не особенно-то рвался на ней жениться; вместе они не жили, расписались там они или нет, и у этого парнишки не было отца — думаю, о маме говорили что-нибудь в таком роде.)
Дедушка Гарри никогда не отличался боевым характером; я догадываюсь, что Нильсу Боркману не раз приходилось вставать на защиту своего друга и партнера — и его дочери.
— Эх, Нильс, теперь он не сможет работать месяца полтора — со сломанной-то ключицей, — иногда выговаривал ему дедушка Гарри. — Каждый раз, когда ты, по твоему выражению, вправляешь кому-нибудь мозги, мы вынуждены выплачивать компенсацию!
— Мы можем себе позволить выплатить компенсацию, Гарри, — а он раз-другой будет думать, что говорит, — обычно отвечал на это Нильс.
— «В другой раз», Нильс, — мягко поправлял старого друга дедушка Гарри.
В моих глазах мама была не просто на пару лет младше своей вредной сестры Мюриэл; из них двоих мама была намного красивее. И не важно, что у нее не было внушительной груди и звучного голоса старшей сестры. Мэри Маршалл Дин была в целом лучше сложена. Мне чудилось в ней что-то азиатское: у нее была миниатюрная фигурка, миндалевидное лицо и необыкновенно большие (и широко поставленные) глаза, не говоря уже об удивительно маленьком ротике.
«Золотко» — так окрестил ее Ричард Эбботт, когда они начали встречаться. И так он с тех пор ее и звал — не Мэри, а просто Золотко. Имя прижилось.
Сколько же прошло с того дня, как они начали встречаться, до момента, когда Ричард Эбботт обнаружил, что у меня нет собственной библиотечной карточки? (Не так уж много; я помню, что стояла ранняя осень, листья еще только начали желтеть.)
Мама рассказала Ричарду, что я не большой любитель чтения, и в результате Ричард выяснил, что мама и бабушка сами приносят книги из городской библиотеки, чтобы я их читал — или не читал, что случалось намного чаще.
Остальные книги переходили ко мне по наследству от назойливой тети Мюриэл; в основном это были женские романы, которые уже прочитала и забраковала моя неотесанная двоюродная сестра. Время от времени сестрица Джеральдина выражала свое презрение к сюжету романа или главным героям прямо на полях книги.
Джерри — только тетя Мюриэл и бабушка называли ее Джеральдиной — была на три года старше меня. Той осенью, когда Ричард Эбботт начал встречаться с моей матерью, мне было тринадцать, а кузине Джерри — шестнадцать. Поскольку Джерри была девочкой, она не могла учиться в академии Фейворит-Ривер. Ее жутко бесило, что посещать частную школу разрешено только мальчикам, поскольку каждый учебный день ей приходилось ехать на автобусе в Эзра-Фоллс — в ближайшую к Ферст-Систер публичную школу.
Часть своей ненависти к мальчикам Джерри изливала на полях романов, которые потом доставались мне; ее презрение к девочкам, которые сходят с ума по мальчикам, также находило отдушину на этих страницах. Как только тетя Мюриэл любезно делилась со мной очередным женским романом, я бросался читать комментарии Джерри на полях. Сами романы были скучными до отупения. Но рядом с заунывным описанием первого поцелуя героини на полях стояло: «Поцелуй лучше меня! У тебя десны полопаются! Я тебя так поцелую, что ты обоссышься!».
Героиня романа была самодовольной занудой и в жизни не позволила бы своему ухажеру дотронуться до ее груди — и Джерри на полях откликалась: «Я бы твои сиськи стерла в ноль! И попробуй-ка мне помешать!».
Что же до книг, которые приносили мама и бабушка из публичной библиотеки Ферст-Систер, это были (в лучшем случае) приключенческие романы: истории о мореплавателях, обычно с участием пиратов, или вестерны Зейна Грея; хуже всего были неправдоподобные научно-фантастические романы и не менее невероятные футурологические рассказы.
Разве мама и бабушка Виктория не замечали, как одновременно восхищает и пугает меня жизнь на Земле? Мне ни к чему были дальние галактики и неизвестные планеты. Я слишком мало понимал в настоящем и вечно боялся, что неправильно поймут меня самого; одна мысль о будущем уже была для меня настоящим кошмаром.
— Но почему бы Биллу самому не выбирать себе книги? — спросил маму Ричард Эбботт. — Билл, тебе же тринадцать, верно? Что тебе интересно?
За исключением дедушки Гарри и неизменно дружелюбного (и обвиняемого в пьянстве) дяди Боба, никто раньше не спрашивал меня об этом. По-настоящему мне нравились разве что пьесы, которые ставили в театре Ферст-Систер; я мечтал, что однажды выучу их наизусть слово в слово, как всегда делала мама. И тогда, воображал я, если она заболеет или попадет в аварию — в Вермонте автокатастрофы не были редкостью, — я стану суфлером вместо нее.
— Билли! — сказала моя мать, рассмеявшись как будто бы невинно, как она это умела. — Расскажи Ричарду, что тебе интересно.
— Мне интересен я, — ответил я. — Какие есть книги про кого-то вроде меня? — спросил я Ричарда Эбботта.
— Билл, ты не поверишь, — сказал мне Ричард. — Тема взросления, перехода от детства к юности — в общем, есть множество чудесных романов, исследующих эти таинственные земли! Пойдем-ка посмотрим.
— В такой час? Куда это вы пойдете? — с тревогой спросила бабушка. Все это происходило после раннего ужина, обычного для учебных дней, — еще не стемнело окончательно, но сумерки уже сгущались. Вся семья собралась в столовой.
— Ричард ведь может сходить с Биллом в нашу городскую библиотеку, Вики, — сказал дедушка Гарри. Бабушке как будто влепили пощечину; она была настолько Викторией (пусть и только в своей голове), что никто, кроме деда, никогда не называл ее «Вики», и каждый раз это обращение вызывало у нее негодование. — Спорить готов, мисс Фрост не закрывает библиотеку часов до девяти.
— Мисс Фрост, — произнесла бабушка с нескрываемым отвращением.
— Ну-ну, терпимее, Вики, терпимее, — сказал дед.
— Пошли, — повторил Ричард Эбботт. — Получишь собственную библиотечную карточку — уже неплохо для начала. Потом настанет черед и для книг; я полагаю, что скоро они потекут рекой.
— Рекой! — радостно воскликнула мама, но в ее голосе отчетливо слышалось недоверие. — Ричард, ты плохо знаешь Билли, — он не большой любитель чтения.
— Увидим, Золотко, — ответил ей Ричард и подмигнул мне. Моя влюбленность в него становилась все менее излечимой; если мама уже начала влюбляться в Ричарда Эбботта, то она была не одинока.
Помню тот удивительный вечер — в компании неотразимого Ричарда Эбботта мне казалась романтичной даже такая обыкновенная вещь, как прогулка по Ривер-стрит. Было тепло и душно, как в летнюю ночь, где-то вдалеке ворчала гроза. Все соседские дети и собаки высыпали играть на задние дворы Ривер-стрит, и колокол на часовой башне академии Фейворит-Ривер отбивал время. (Было всего семь часов сентябрьского вечера, и мое детство, как и сказал Ричард, уступало дорогу юности.)