На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала - Коэльо Пауло (полные книги txt) 📗
«С ума я схожу», — говорю я себе. Боюсь спиться оттого, что пила два дня подряд. Считаю, что ему известны все уловки и ухищрения. Уверена, что его нежность опутывает меня и управляет мною.
Как это он сказал в ресторане? «Я восхищаюсь тем, как ты борешься против собственного сердца».
Он ошибается — я уже давно и с неизменным успехом сражаюсь со своим сердцем. Я не влюблюсь в недостижимое.
Я знаю свои пределы, как знаю и то, что моя способность к страданию — не безгранична.
— Скажи мне что-нибудь, — прошу я на обратном пути к машине.
— Что сказать?
— Что-нибудь. Поговори со мной.
И он принимается рассказывать о чудесном явлении Девы Марии в Фатиме. Не знаю, почему он сейчас вспомнил об этом, но история о том, как трое пастушков говорили с Нею, отвлекает меня.
И вскоре сердце мое успокаивается. Мне ли не знать предел, до которого я могу идти, мне ли не совладать с собой?!
Мы добрались до места к ночи. В густой пелене тумана я едва различала маленькую площадь, фонарь, бросавший слабый желтоватый свет на несколько средневековых построек и колодец.
— Туман! — радостно воскликнул он. Я поглядела на него в недоумении.
— Мы в Сент-Савене, — продолжал он.
Название городка ничего мне не говорило. Однако я поняла, что мы уже во Франции, и тоже обрадовалась.
— Зачем ты привез меня именно сюда? — спросила я.
— Хочу продать тебе дом, — со смехом отвечал он. — А кроме того, я пообещал, что вернусь ко дню Непорочного Зачатия.
— Сюда?
— Не совсем. Недалеко отсюда.
Он затормозил. Выйдя из машины, мы взялись за руки и пошли вперед в густом тумане.
— Это место вошло в мою жизнь неожиданно, — произнес он.
«Так же, как ты — в мою», — подумала я.
— Однажды именно здесь я понял, что сбился с пути. Нет, не совсем так: скорее я понял, что вновь нашел свой путь.
— Ты говоришь загадками, — сказала я.
— Именно здесь я осознал, до чего же мне тебя не хватало.
Я снова, сама не зная почему, огляделась по сторонам.
— Какое отношение это имеет к твоему пути?
— Нам надо снять квартиру, потому что обе гостиницы в этом городке работают только летом. А потом поужинаем в хорошем ресторане — посидим спокойно, не опасаясь полиции, и не придется бегом бежать к машине. А когда вино развяжет нам язык, наговоримся вдосталь.
Мы рассмеялись. Мне уже стало легче. По пути я вела счет всем глупостям, которые приходили мне в голову. Когда же мы пересекли горную цепь, отделяющую Испанию от Франции, я помолилась Богу, чтобы Он избавил мою душу от напряжения и страха.
Я уже устала играть роль девочки-дурочки, вести себя наподобие многих моих подруг, которые боятся невозможной любви, хоть толком и не знают, что это такое. Если бы я вовремя не остановилась, то потеряла бы все хорошее, что могли бы мне дать эти считанные дни рядом с ним.
«Берегись, — подумала я. — Если в плотине появится трещина, никакой силой в мире ее уже не заделать».
— Защити нас, Пречистая Дева, ныне и присно, — сказал он.
Я промолчала.
— Почему ты не сказала «аминь»?
— Потому что уже не считаю это нужным и важным. Было время, когда религия составляла часть моей жизни. Было да прошло.
Он развернулся, и мы двинулись к машине.
— Но я все еще молюсь, — продолжала я. — Я молилась, когда мы пересекали Пиренеи. Но в этом есть что-то машинальное, сама не знаю, верю ли я своей молитве.
— Почему?
— Потому что страдала, и Бог меня не услышал. Потому что — и это часто случалось в моей жизни — я пыталась любить всем сердцем, но любовь моя была предана и попрана. Если Бог есть Любовь, Он мог бы отнестись к моему чувству более бережно.
— Да, Бог есть Любовь. Но лучше всех разбирается в этом вопросе Пречистая Дева.
Я расхохоталась, но, переведя взгляд на него, увидела, что он вовсе не думает шутить, а говорит вполне серьезно:
— Пречистой Деве открыта тайна того, что называется «предаться безусловно». Она, любя и страдая, избавляет нас от мук. Точно так же как Иисус избавил нас от первородного греха.
— Иисус — сын Божий. Приснодева же — лишь смертная женщина, которую осенила благодать выносить Его в своем чреве, — ответила я, серьезностью тона стараясь загладить свой неуместный смех. Мне хотелось, чтобы он знал — я уважаю его веру. Но вера и любовь не спорят вообще, а уж в таком славном городке, как этот, — в особенности.
Открыв дверцу машины, он вытащил с сиденья два наших рюкзака. Я потянулась было за своим, но он с улыбкой отвел мою руку:
— Разреши мне.
«Давно уж со мной не обращались так галантно», — подумала я.
Мы стучимся в первую же дверь, но женский голос отвечает, что комнаты здесь не сдают. Из-за второй двери никто не отзывается. В третьем доме старичок встречает нас радушно и приветливо, но оказывается, что в комнате стоит двуспальная кровать. Я отказываюсь.
— Может быть, поедем дальше, в городок побольше? — спросила я, когда мы вышли.
— Сейчас мы найдем комнату, — ответил он. — Ты слыхала притчу о Другом? Это — фрагмент истории, написанной лет сто назад неким…
— Да неважно, кто ее написал, рассказывай, — прошу я, шагая рядом с ним по единственной площади Сент-Савена.
— Один человек повстречал старого друга, который пытался приспособиться к жизни и так и эдак, да все без толку. «Надо бы дать ему немножко денег», — подумал он. И так случилось, что в тот же вечер узнал он, что друг его разбогател и роздал все свои долги за много лет.
Пошли они в бар, где любили бывать, и друг его платил за всех. Когда же его спросили, в чем причина такого успеха, тот ответил, что вплоть до самого недавнего времени жил как Другой.
— Что еще за «Другой»? — спросили его.
— Другой — это тот, кем меня учили быть, но кем я не являюсь. Другой убежден, что человек всю свою жизнь обязан думать о том, как бы скопить Денег, чтобы под старость не умереть с голоду. И столько он об этом думает, и такие строит грандиозные планы, что обнаруживает, что жив, лишь когда дней его на земле остается совсем мало. Спохватывается он, да поздно.
— Ну, а кто же ты такой?
— А я — такой же, как любой из нас, если только он слушает голос своего сердца. Человек, очарованный мистерией жизни, человек, открытый чуду, человек, которого радует и воодушевляет все, что он ни делает. Беда в том, что Другой, вечно томимый страхом разочарования, не давал мне поступать так.
— Но ведь существуют и страдания. — возразили посетители бара.
— Существуют поражения. И никто на свете от них не застрахован, более того — никто их не избегнет. А потому лучше воевать за исполнение своей мечты и в войне этой проиграть несколько сражений, чем быть разгромленным и при этом даже не знать, за что же ты сражался.
— И все? — спросили слушатели.
— И все. Когда мне открылась эта истина, я решил быть таким, каким мне на самом деле всегда хотелось быть. Другой остался там, у меня дома, он смотрел на меня, но я его к себе больше не впускал, хоть он несколько раз и пытался напугать меня, внушить, как сильно я рискую, не заботясь о своем будущем, не откладывая на черный день.
И с того мгновения, как я изгнал Другого из моей жизни, Божественная энергия стала творить свои чудеса.
«Он сочинил эту историю. Это выдумка, хотя, может быть, и остроумная», — думала я, пока мы продолжали искать место для ночлега. Но во всем Сент-Савене было не больше тридцати домов, так что очень скоро пришлось ему признать мою правоту и согласиться с тем, что надо ехать дальше — в какой-нибудь городок покрупнее.
Как бы ни был он преисполнен воодушевления, как бы давно и далеко ни отогнал он от себя Другого, жители Сент-Савена понятия не имели о том, что его мечтой было заночевать в их городке, и содействовать нам вовсе не желали. И еще мне казалось, что, пока он рассказывал эту историю, я видела самое себя — узнавала свои страхи, свою неуверенность, свое желание заслониться от всего, что сулит и возвещает чудеса, не заметить их — потому что завтра все может кончиться и мы будем страдать.
