Блистательные неудачники - Коэн Леонард (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
– Не надо мне этих подробностей! Я вас двоих гораздо отчетливее представляю, чем ты мне можешь описать. Я никогда не смогу эту картину вытравить из мозгов.
– Ты сам выбрал себе просвещением ревность.
– Чтобы ты сдох. Так что ж ты слышал?
– Слышал – здесь не то слово. Я стал телефоном. А Эдит была электрическим разговором, который проходил сквозь меня.
– Ну и что же это было, что это было?
– Двигатель.
– Двигатель?
– Обычный вечный двигатель.
– Ну?
– Обычный вечный двигатель.
– И это все, что ты мне можешь сказать?
– Обычный вечный двигатель, как звезды в мясорубке.
– Так уже лучше.
– Это искажение истины, хотя, как я понимаю, оно тебя вполне устраивает. Я исказил истину, чтобы тебе было легче понять. А правда – вот она: обычный вечный двигатель.
– Это было здорово?
– Самое потрясающее чувство, которое мне доводилось испытывать!
– А ей это понравилось?
– Нет.
– Правда?
– Ну, хорошо, понравилось. Как же тебе хочется быть обманутым!
– Ф., я мог бы тебя убить за то, что ты сделал. И суд бы меня оправдал.
– Хватит с тебя убийств за одну ночь.
– Пошел вон с нашей кровати! Это наша кровать! Она была нашей!
Мне не хочется всерьез задумываться над словами Ф. К чему это? Да и кто он такой, в конце концов, – псих, который не мог контролировать свой кишечник, спал с чужой женой, мыло свое дурацкое собирал, политикой занимался? Обычный вечный двигатель. К чему мне в это вникать? Вот и еще одно утро наступило, цветы опять раскрылись, мужчины поворачиваются на бок, чтобы взглянуть, кого они в жены взяли, все готово к тому, чтобы начаться заново. С какой стати я обречен бичевать себя прошлым, этими словами мертвеца1? Почему я должен так скрупулезно восстанавливать в памяти все наши разговоры, чтобы ни одна пропущенная запятая не изменила тон наших голосов? Я готов говорить с людьми в тавернах, в автобусах, только бы ничего не вспоминать. А ты, Катерина Текаквита, сгорающая в келье своего времени, тебе нравится, что я перед тобой всю душу наизнанку выворачиваю? Я боюсь твоего запаха чумы. Длинный дом, где ты горбишься день за днем, пропитан запахом чумы. Почему моя работа продвигается с таким трудом? Почему бы мне не вспомнить о бейсбольной статистике, как любит вспоминать о ней премьер-министр? Почему от бейсбольной статистики так чумой разит? Что это с утром стало твориться? Мой письменный стол стал пахнуть! 1660 год пахнет! Индейцы мрут! От их троп разит! Хоть по ним дороги проложили, это все равно не помогает. Спасите индейцев! Служите им, сердца иезуитские! Я поймал чуму сачком для бабочек. Я ведь только хотел святую трахнуть, как Ф. мне присоветовал. Не знаю, почему эта мысль показалась ему такой удачной. Мне она непонятна, но, должно быть, это единственное, что мне осталось. Вот я и пытаюсь уломать ее этим исследованием, единственным плутовством, которое мне доступно, жду, когда статуи оживут, чтобы узнать, что тогда случится. Я только воздух отравляю, у меня эрекция пропала. Или это оттого, что правда о Канаде мне не по зубам? Не хочу я зубы ломать об истину канадскую. Евреи заплатили за разрушение Иерихона? Научатся когда-нибудь французы охотиться? От вигвамов одни сувениры остались? Убейте меня, отцы города, потому что я слишком много болтал о чуме. Я думал, индейцы умирали от пуль и нарушенных договоров. Больше дорог прокладывайте! Лес смердит! Катерина Текаквита, каким колдовством тебе удалось избежать смерти от чумы? Неужто мне суждено полюбить мутанта? Взгляни на меня, Катерина Текаквита, видишь, сижу тут, обложился кипой заразных бумаг, а в паху – калека. А теперь на себя посмотри, Катерина Текаквита, пол-лица твоего изъедено оспой, ты на солнце не можешь выходить из-за гноящихся глаз. Может, мне за кем другим приударить, кто до тебя жил? Надо держать себя в руках, как говорил Ф. Не так-то это легко. Если б только знать, куда работа моя меня приведет, с какого бока опасность грозить будет? Честно признаюсь, мне это неведомо. Один шаг в сторону – и все становится абсурдом. Что значит трахать мертвую святую? Такое и в кошмарном сне не привидится. Это и дураку понятно. Я опубликую трактат о Катерине Текаквите, вот и все. А потом снова женюсь. В Национальном музее мне всегда найдется работа. У меня за плечами огромный опыт, я отлично читаю лекции. Что мне стоит выдавать изречения Ф. за свои собственные? Скоро прослыву мудрецом, мистиком-острословом. Ничего, как-нибудь перебьется – он мне слишком многим обязан. Его мыльную коллекцию раздарю по кусочку студенткам – лимонные промежности, срамные губы с ароматом сосны, – стану мастером смешанных соков. Выставлю свою кандидатуру в парламент, как Ф. Буду говорить с легким эскимосским акцентом. Начну спать с чужими женами. Эдит! Вновь она несет мне грациозной походкой изящное тело свое, смотрит на меня жадно, потребительски (или я не прав?). От нее-то чумой не разит. Пожалуйста, не вынуждай меня думать о твоем теле. Пупок ее – как еле заметный крошечный водоворот. Если бы ветерок, ласкающий лепестки чайной розы, вдруг обрел нежность плоти, он стал бы похож на ее пупок. В разных случаях она капала в него оливковым маслом, или наполняла спермой, или духами долларов на тридцать пять, иногда шелухой от семечек, иногда рисом, мочой, срезанными ногтями одного мужчины, слезами другого, иногда слюной или дождевой водой из наперстка. Надо бы припомнить, что это были за случаи.
ОЛИВКОВОЕ МАСЛО. Столько раз, что невозможно сосчитать. Рядом с кроватью она хранила бутылочку оливкового масла. Я всегда думал, что на него будут слетаться мухи.
СПЕРМА. И Ф. тоже? Я этого не вынесу. Меня она заставляла наполнять свой пупок спермой. В последний раз ей хотелось видеть, как я занимаюсь онанизмом. Как мне было сказать ей, что именно тогда я испытал самый сильный в жизни оргазм?
РИС. Сырой рис. Одно зернышко она хранила там неделю, уверяя меня, что сможет довести его до вареного состояния.
МОЧА. «Не надо этого стесняться», – говорила она мне.
НОГТИ. Она рассказывала, что евреи-ортодоксы хоронят свои срезанные ногти. Мне трудно об этом вспоминать. Такого рода замечание было вполне в духе Ф. Или это он ей об этом рассказывал?
МУЖСКИЕ СЛЕЗЫ. Странный был однажды случай. Мы как-то загорали в Олд Орчард, штат Мэн. Внезапно совершенно незнакомый нам человек в голубых плавках плюхнулся ей на живот и заплакал. Я схватил его за волосы, чтобы оттащить прочь. Она резко ударила меня по руке. Я оглянулся по сторонам – никто этого не заметил, и мне слегка полегчало. Я засек время: тот человек плакал пять минут. Тысячи людей загорали на пляже. Почему он выбрал именно нас? Я глупо улыбался проходящим мимо людям, как будто этот псих был моим осиротевшим шурином. Никто вроде на это не обращал внимания. На нем были такие дешевые шерстяные плавки, которые еле яйца прикрывали. Он себе спокойно плакал, а Эдит правой рукой ерошила ему волосы на затылке. Я пытался себя убедить, что ничего особенного не происходит, Эдит – не пляжная потаскуха. Внезапно он неуклюже поднялся на одно колено, встал и побежал прочь. Какое-то время Эдит смотрела ему вслед, потом обернулась и стала меня успокаивать. «Он – а…», – шепотом сказала она. «Чушь какая! – в бешенстве прокричал я в ответ. – У меня есть документы на всех живых а…! Ты врешь, Эдит! Тебе очень понравилось, как он слюни у тебя на пупке распускал. Признайся в этом!». «Может, ты и прав, – ответила она, – может, он и не а…». Вынести еще и это я уже был не в состоянии. Весь остаток дня я ходил по пляжу, но тот сопливый малый как сквозь землю провалился.
СЛЮНА. Сам не понимаю, откуда я это взял. Не могу припомнить, в какой связи. Должно быть, мне это примерещилось.
ДОЖДЕВАЯ ВОДА. Как-то в два ночи ей почудилось, что идет дождь. Точно это определить мы не могли, потому что в нашем подвале не было нормального окна. Я взял наперсток и пошел наверх. Она высоко оценила мое одолжение.
Уверен, она думала, что ее пупок – это чувственный орган, более того, некое вместилище, гарантирующее обладание в какой-то выдуманной ею собственной системе вуду. Много раз она прижимала мою твердую и мягкую плоть к этому месту и рассказывала в ночи всякие истории. Почему я при этом всегда чувствовал себя как-то неуютно? Почему я больше прислушивался к лифту и вентилятору?
