Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник. - Сароян Уильям (читать хорошую книгу TXT) 📗
Дональд берет Родни, под мышки и ставит на ноги.
— Скажи своему Скотти Бидуэллу, что если он увидит Большую Берту, то от изумления в штаны надует.
— А ты ее боишься?
— Нет. Она же как хорошая тетя. Большая, полная тетя, которая поет блюзы. Ты когда-нибудь слышал Мамашу Торнтон, это певица такая?
— Нет.
— Знаешь, Берта вроде нее, только величиной со здоровенный дом и неторопливая, как черепаха; даже транспорт приходится пускать по другой дороге, когда она улицу переходит. Берта такая большая, что еле умещается на четырехполосном шоссе. А рост какой! Все аж до Теннесси видит, и если она рыгнет — проносится шквал. Это тебе не фунт изюму. Она даже летать может.
— Не может. Большая слишком, — сомневается Родни. Он смешно морщит рожицу, и Дональд валит его обратно на пол.
Весь вечер Дональд пьет, но не пьянеет. Кубики льда тают, он опорожняет стакан, наливает по новой и рассказывает. Дженет не упомнит, когда еще он столько рассказывал о войне. Речь идет про полевой склад боеприпасов. Она и не представляет, что это такое. Склад кажется ей местом, где насыпаны кучи пулеметных патронов, груды обойм, лежат связки ручных гранат и все в таком роде — сплошные завалы военного хлама, но Дональд говорит: не то. И битый час расписывает Дженет все в подробностях, чтобы до нее наконец дошло.
Он опять бросает в стакан лед, наливает «7-Ап» и чуть-чуть «Джима Бима», а потом, хлопая дверцами и выдвижными ящиками, принимается разыскивать компас. Дженет не может уследить, о чем речь. Пусть губная помада стерлась, волосы растрепаны, ему и дела нет. Он ее будто и не видит.
— Сейчас я тебе все нарисую. — Дональд выдирает у Родни из блокнота лист и садится за стол. Он чертит план красным и синим фломастерами, что-то помечает звездочками, делает непонятные обозначения, с помощью компаса замеряет углы, обводит кружки. На косой линии — это тропинка, ведущая на склад, — ставит красную точку.
— Я вот где был, на этом самом месте. Когда водяной буйвол подорвался на мине, один рог отлетел и застрял в стене казармы, как мачете воткнулся. — Он помечает, где была установлена мина, и рассеянно набрасывает на краю листа что-то похожее на птичьи перья. — Склад здесь, а я вот здесь, а тут мы сделали бруствер из мешков с песком, а там были танки.
Он рисует танки — ряд квадратиков, из которых торчат палочки-пушки.
— И чего ты стараешься, объясняешь, как рог воткнулся в стену? — интересуется Дженет.
Он смотрит так, будто она спросила, сколько будет дважды два.
— Может, я бы и поняла, ты растолкуй, — осторожно говорит Дженет.
— Тебе этого никогда не понять, — отвечает Дональд и рисует следующий танк.
С тех пор как начались его поездки в Сентрал-Сити, он и в постели обособился: ляжет на свою половину и отвернется. Этой ночью Дженет перебирается к нему, и он разрешает ей полежать рядом. Пока она плачет, Дональд безучастно ждет, когда же это кончится, будто она просто нос пудрит.
— Хочешь, я расскажу тебе историю про Большую Берту? — спрашивает он игриво.
— Можно подумать, что у тебя с ней роман.
Дональд хохочет, обдав ее дыханием. Но не придвигается.
— Тебя больше не интересует, как я выгляжу, — говорит она. — Что же еще остается думать?
— У меня никого нет. Никого, кроме тебя.
Страсть к гигантской машине — это не укладывается в голове. Наверняка здесь замешана женщина, кто-то запал ему в душу. Дженет видела эту машину — верхушка ее стрелы видна за подъемом Западно-Кентуккского шоссе. Но вообще-то разработки стараются не показывать туристам, чтобы не портить впечатлений.
Уже три недели Дженет консультируется у психолога в бесплатной клинике психиатрической помощи. Он маленького роста и не из их штата, приезжий. Зовут его доктор Мэнниак, но она, пользуясь схожестью слов, произносит «Маньяк». Шутка его не забавляет, и он делает вид, что слышал ее тысячу раз. А еще доктор все приговаривает, в точности как Боб Ньюхарт в старом телешоу: «Не волнуйтесь, ничего страшного». Это, видно, первая заповедь в их учебнике, решает Дженет.
Она рассказывает, как у Дональда в последние дни работы на лесоскладе обрушился штабель древесины: нарочно свалил, а почему — сам не знает. Вскоре он оттуда ушел, и начались рассказы про Большую Берту. Доктор вроде ждет, что она сама обо всем этом скажет, а что делать — не говорит, и это выводит ее из себя. После трех визитов Дженет окончательно разозлилась и решила, что не стоит выкладывать все подряд. Пусть сам гадает, спал с ней Дональд или нет, когда приезжал домой в последний раз.
— Расскажите о себе, — просит он.
— А что именно?
— Вы так туманно про Дональда рассказываете, что у меня создается впечатление, будто он для вас важнее жизни. Я Не могу его точно представить. Интересно, как это характеризует именно вас.
Он подносит к носу кончик галстука и нюхает его.
Дженет предложила привести Дональда самого, но врач как-то сник и ничего не ответил.
— В последний приезд опять ему кошмар снился: будто он прячется в высокой траве, а его разыскивают.
— Ну и что вы про это скажете? — заинтересовался Маньяк.
— Кошмары снятся не мне, а мужу, — холодно возразила Дженет. — Я пришла к вам насчет него посоветоваться, а вы дело так повернули, будто это я тронулась. Не сумасшедшая я, просто одинокая.
Мать Дженет из-за стойки умиленно смотрит, как Родни нажимает на кнопки музыкального автомата в закусочной.
— Стыд, да и только, — говорит она со слезой в голосе. — Ведь мальчику нужен отец.
— Ты что, хочешь, чтобы я подала на развод и завела для Родни нового папашу?
— Нет, дорогая. — Она явно уязвлена. — Надо Дональда к вере привести. И самой следует молиться почаще. Что-то ты в церкви давно не была.
— Съешь-ка барбекю, — басит отец, выходя из кухни. — И фунт домой возьми. Мальчик растет, его кормить надо.
— Я хочу сводить Родни в церковь, — говорит мать, — ему не повредит. Пусть на людях побывает.
— Подумают еще, что он сирота, — засомневался отец.
— Ну и пусть. Я души в нем не чаю и хочу взять в церковь. Ты не против, Дженет?
— Нет, я не против, возьми.
Отец протягивает мясо, завернутое в коричневую бумагу, на которой проступают пятна жира. Он все время дает так много барбекю, что в Родни оно уже не лезет.
Может, стоит развестись, если работа подыщется. Так, пожалуй, для ребенка будет лучше, размышляет Дженет. Только работа на дороге не валяется. Да и няньке надо будет платить, а на это все деньги ухлопаешь. Когда Дональд первый раз уехал и мать взяла Родни к себе, нашлось неплохое место в ресторане. Но однажды ночью в кухне полыхнул жир, и ресторан сгорел. После ничего подходящего найти не удалось, да и не хотелось Родни матери подсовывать, при ее-то хворях. А клиенты давали на чай и, расплачиваясь, оставляли на счете номера телефонов. Иногда совали в карман фартука доллары и записки. В одной она прочла: «Хочу за тебя подержаться». В основном это были агенты по продаже недвижимости и разные дельцы, работавшие по особым заданиям крупных компаний, любители побузить и крепко выпить. Они звали в круиз на «Дельта куинн», но Дженет не очень-то верила, уж больно дорого, им не по карману. А еще трепались про быстроходные катера, приглашали махнуть на озеро Баркли или покружиться на частном самолете. И чего им далось это слово — «покружиться». При одной мысли о подобном развлечении у нее дух захватывало. Однажды она согласилась покататься на «кадиллаке» с коммерсантом, который занимался электроникой. Они летели по пустынному шоссе, петляющему по Межозерью. В машине автоматически опускались стекла, были стереосистема и компьютер, который высвечивал на экране, сколько миль они проходят на галлоне бензина и разные прочие данные. Он сказал, что цифры сбивают его с толку и уже несколько раз он чуть не разбился. В ресторане коммерсант был душой компании, все приятели им восхищались, а наедине в «кадиллаке» оказался стеснительным, неуклюжим и, прямо сказать, не очень интересным. Уж если в той поездке и было что занятное, так это цифирки, светившиеся на приборной доске. В «кадиллаке» было все, разве только видеоигр не хватало. Но впредь лучше с Дональдом кататься, где бы ни пришлось заночевать.
