Всюду третий лишний - Хетч Бен (е книги TXT) 📗

Я послал по электронной почте письмо Чаббсу с извинениями за то, что не попрощался и не вернул камеру. Я написал, что меня отозвали в связи со срочным заданием освещать гонки на яхтах из Сиднея в Хобарт. Потом я подумал, что, может быть, стоит позвонить Люси и поговорить с ней, как мне рекомендовала Фоллет, но после этого разговора я бы чувствовал свою вину и не смог бы заснуть, а поэтому я послал ей письмо по электронной почте.

2 января 2001 года

После моей последней записи в дневнике прошло уже несколько дней. До встречи с Люси я попросту убиваю время. Три дня назад я приехал на автобусе компании «Маккафферти» в хостел «Платипус Вушкемп», находящийся в нескольких милях от озера Маккай. Поросшую низкорослым кустарником поляну, на которой расположен хостел, со всех сторон окружает тропический лес. Я ночую в стоящей на столбах хижине, построенной на тайских манер – с крышей, но без стен. В спальне постоянно гостят юркие ящерицы, шарообразные пауки золотого цвета величиной с человеческую голову; только что я раздавил каблуком скорпиона; полно прыгающих, летающих и зеленых муравьев размером с виноградину; шершни в полете гудят почти как «спитфайеры». Сейчас время ливневого паводка, протекающий рядом широкий ручей шумит так, как будто его русло проходит прямо через хижину.

Здесь всем распоряжается матерщинник Возза, смахивающий на эсэсовца в высоком чине; на его плече постоянно сидит плешивый попугай, который, кажется, раз и навсегда затянул одну и ту же песню «Дер-дер-дер дердердер-де дер дер дер дер дер дер текила». Возза никому не позволяет включать радио, и даже в канун Нового года он не прекращал изготавливать какие-то детали домов из сосновых досок и гофрировать железные листы.

– Нет, дружок, слушай лучше музыку природы. Черт подери, неужели ты не понимаешь, что здесь настоящий рай? Это не Эрли-бич с постоянной суетой и мышиной возней. Тут ты не будешь слышать возню в кровати, которую затеял твой сосед по комнате со своей шалавой, и не увидишь молокососов, шатающихся со шприцами в руках. Да тут, черт возьми, такая вода, чище которой не сыщешь в мире. Посмотри – она кристально чистая. Это не моча в бутылках, которую продают на Маккае, в этой чертовой дыре. Ведь там ты чувствуешь себя так, как будто тебя посадили в мешок с сырым цементом. А кто это набросал окурков на пол? Кит, собери все это дерьмо с пола и брось в огонь, да дай же мне пройти, а то я оттопчу тебе пальцы.

Айан – хипующий битник, постоянно напевающий песни Боба Марли. Он приехал в Австралию четыре года назад, скрываясь от уплаты штрафа в 7000 фунтов, наложенного на него социальной службой за то, что он, работая, получал пособие по безработице. Он живет в пещере, вырытой у подножия холма невдалеке от моей хижины. Я был у него прошлым вечером. В пещере пахло сыростью, на стенах в центрах паутинных сетей сидели сотни пауков, по полу скакали лягушки, но в углу стояло не меньше 200 бутылок с домашним пивом, а на крыше рос банановый куст.

– А здорово, черт возьми, – я могу съесть банан, когда захочу, – изрек он, а я в ответ принужденно рассмеялся.

Сейчас я в отеле «Лион» в Кэрнсе. Это самое комфортабельное жилище из всех, в которых мне довелось проживать, и я впервые за месяц готовлюсь принять ванну. Перед тем как прийти в этот отель, я, однако же, побывал в хостеле «Каравелла», где всем заправляла похожая на старую сморщенную ворону дежурная, называвшая всех туристов детьми («Вот еще один ребенок поселяется»), настроение которой постоянно менялось: сначала она проявляла к вам дружеское расположение, потом начинала браниться и нервничать.

– Деточка, укажи в журнале регистрации свое полное имя и домашний адрес. Если ты погибнешь здесь в результате дорожного происшествия, не думаю, что адрес «Англия» будет достаточным, для того чтобы доставить твое тело домой, а, кстати, что будут чувствовать твои родители, когда они его получат?

Меня смутил и даже испугал вид постояльцев, слоняющихся с озабоченными лицами по вестибюлю, поэтому я сразу же отметил в журнале регистрации свое убытие и направился в этот отель, где могу быть наедине с самим собой. Весь день я не покидал своего номера и смотрел телевизор.

Только что меня вызывали к телефону к стойке администратора. Звонила Люси.

– Твой отец дал мне номер этого телефона. Как ты?

– Люси, мне до ужаса плохо.

– Мне тоже.

– Люси?

– Что?

– Нет, ничего.

– Мне надо идти, Кит. Я просто хотела узнать, будешь ли ты в аэропорту. Я не хочу приезжать в неизвестность.

– Я буду там, Люси.

– Что?

– Ничего. Люси?

– Что?

– Я вел себя по-дурацки.

– Мы оба вели себя так.

– Нет, я хочу сказать, что я вел себя как законченный дурак.

– Кит, я не хочу сейчас обсуждать это.

– Ну хорошо. Люси?

– Что?

– Так, ничего.

– Поговорим, когда встретимся. Мне надо идти. Я сразу же позвонил отцу.

– Я чувствую себя виноватым, – сказал я, находясь еще под впечатлением от разговора с Люси.

– Так и должно быть, – ответил отец. – Только не забудь зайти повидаться с тетушкой Эйндж в Перте.

Малыш Гарри вертелся у отца под ногами, спрашивая, где дядя Кит был в Рождество, а потом я услышал, как он капризным голоском требовал: «Я хочу поговорить с мальчиком Китом».

Потом трубку взяла Софи.

– Господи, Кит, ты наконец стал благоразумным? Что на тебя нашло? Том уже рассказал тебе о Рождестве и новом коктейле для Дэнни? Ему намного лучше. Конечно, ждать чуда не приходится, но врачи говорят о возможности перевода его в центр временного пребывания.

3 января 2001 года

Этим утром я пересек по воздуху Австралию, видел в иллюминатор Айрес Рокс, а сейчас нахожусь у тетушки Эйндж в Перте. Это дом заботливо поддерживается в порядке старческими руками: двери, выкрашенные в цвет кофе с молоком; цветастые обои; шпингалеты, накрепко запирающие окна от воров. Говорящий скворец, который всегда молчит, не в пример тетушке Эйндж и дядюшке Тому. Они – это инь и ян. [56]Вернее сказать, преимущественно ян, поскольку в тетушке Эйндж явно преобладало мужское начало. Она была постоянно взвинченной, разгоряченной, слегка не в себе, напористой, как бульдозер, и к тому же дышала как паровоз из-за беспрерывного курения.

– Ой, дорогой ты мой, я работала на отделении, где лежали больные с раком легких. Нет, я не собираюсь ничего говорить – но твоя грудная клетка, дорогой мой… Как жаль. Но ничего не попишешь – такова жизнь.

В тот вечер я позвонил в Нусу Доминик из уличной кабины. Трубку сняла Фиона.

– Будьте любезны, скажите, могу ли я поговорить с Доминик?

Доминик, услышав мой голос, удивилась и начала рассказывать о том, что считала сейчас главным в своей жизни: чем она занимается, как чувствует себя мать Джона. Что именно она должна говорить всем о моем телефонном звонке? Я сказал ей, что верю в то, что все со временем образуется, но она решила, что я имею в виду ее проблемы.

– Сегодня у тебя положительный настрой, – сказала она с обычной для наших бесед насмешкой в голосе, – но, если ты помнишь, у меня настрой всегда отрицательный.