Девятнадцать минут - Пиколт Джоди Линн (читаем книги онлайн .txt) 📗
Джози больше не сидела в столовой с друзьями. Это казалось неправильным, словно отсутствовала критическая масса и они разлетались, как атомы под давлением. Теперь она садилась одна в углу библиотеки, на покрытое ковром возвышение, и представляла, будто она учительница и читает детям вслух.
Сегодня, когда они приехали в школу, их уже ждали телекамеры. Чтобы добраться до входной двери, нужно было пройти прямо возле них. За прошедшую неделю их стало меньше – несомненно, где-то еще происходили трагедии, о которых этим репортерам нужно было снимать сюжеты, – но на предъявление обвинения они вернулись все без исключения. Джози подумала: как они собираются домчаться из школы к зданию суда, чтобы успеть вовремя? И сколько еще раз они будут возвращаться сюда, пока она окончит школу? На последний звонок? Через год после выстрелов? На выпускной? Она представила заголовок статьи, посвященной выжившим во время стрельбы в Стерлинг Хай, которая выйдет в «Пипл» через десять лет – «Где они сейчас?». Будет ли Джон Эберхард опять играть в хоккей или хотя бы ходить? Где будет Джози?
А Питер?
Ее мама была судьей по его делу. Несмотря на то что с Джози она на эту тему не разговаривала – по закону не имела права, – Джози все равно об этом знала. Зная, что мама будет вести суд. Джози одновременно испытывала и огромное облегчение, и неописуемый ужас. С одной стороны, это значило, что мама начнет восстанавливать цепочку событий, произошедших в тот день, то есть Джози не придется самой об этом рассказывать. С другой стороны, как только мама начнет восстанавливать последовательность событий, о чем еще она узнает?
В библиотеку вошел Дрю, подбрасывая в воздух апельсин. Он обвел взглядом группки учеников, сидевших на полу, неловко удерживая на коленях подносы с едой, и заметил Джози.
– Что нового? – спросил он, присаживаясь рядом.
– Ничего особенного.
– Шакалы до тебя добрались?
Он имел в виду телерепортеров.
– Мне удалось прорваться.
– Я бы хотел, чтобы они все пошли куда подальше, – сказал Дрю.
Джози прислонилась затылком к стене.
– А я бы хотела, чтобы все опять стало нормально.
– Может быть, после суда. – Дрю повернулся к ней. – Это все необычно, я говорю о твоей маме, понимаешь?
– Мы об этом не разговариваем. Честно говоря, мы ни о чем не разговариваем.
Она взяла свою бутылку с водой и сделала глоток, чтобы Дрю не заметил, как дрожат ее руки.
– Он не сумасшедший.
– Кто?
– Питер Хьютон. Я видел его глаза в тот день. Он точно знал, что делает.
– Дрю, помолчи, – вздохнула Джози.
– Но это правда. И неважно, что говорит этот чертов умник адвокат, чтобы его вытащить.
– Мне кажется, это должны решить присяжные, а не ты.
– О Господи, Джози, – сказал он. – Уж кто-кто, но ты! Я бы никогда не подумал, что ты будешь его защищать.
– Я его не защищаю. Я просто говорю тебе, как работав юридическая система.
– Спасибо, что просветила. Но почему-то об этом совсем не думаешь, когда из твоего собственного плеча выковыривают пулю. Или когда твой друг – или твой любимый, истекает кровью на твоих…
Он резко умолк, когда Джози уронила бутылку, облив себя и Дрю водой.
– Прости, – сказала она, промакивая воду салфеткой.
Дрю вздохнул.
– И ты меня. Наверное, я немного нервничаю из-за телекамер и всей этой суеты.
Он оторвал кусочек мокрой салфетки, сунул в рот и плюнул в сторону полного мальчика, который играл на тубе в школьном духовом оркестре.
«О Господи, – подумала Джози. – Ничего не изменилось».
Дрю оторвал еще кусочек от салфетки и начал катать его между пальцами.
– Перестань, – сказала Джози.
– Что? – Дрю пожал плечами. – Ты же хотела, чтобы все опять стало нормально.
В зале суда присутствовали телекамеры четырех центральных каналов плюс корреспонденты из «Тайм», «Ньюсуик», «Нью-Йорк таймс», «Бостон глоуб» и Ассошиэйтед Пресс. Представители средств массовой информации на прошлой неделе встречались с Алекс в ее кабинете, чтобы она могла решить, кто будет присутствовать на слушании, а кто будет ждать на ступеньках здания суда. Она видела красные огоньки камер, которые означали, что идет запись, слышала скрип ручек, которыми репортеры записывали в блокноты каждое ее слово. Питер Хьютон стал объектом ненависти, тем самым предоставив Алекс ее собственные пятнадцать-минут славы. «Или шестьдесят», – подумала Алекс. Именно столько времени понадобится, чтобы зачитать все пункты обвинения.
– Мистер Хьютон, – сказала Алекс, – вы обвиняетесь в том, что 6 марта 2007 года совершили убийство первой степени. Согласно статье 631, пункт 1-а, это значит, что вы умышленно убили другого человека, а именно Кортни Игнатио. Вы обвиняетесь в том, что б марта 2007 года совершили убийство первой степени. Согласно статье 631, пункт 1-а, это значит, что вы умышленно убили другого человека, а именно… – Она взглянула на имя, – Мэттью Ройстона.
Слова были привычными, Алекс могла бы повторить их, если бы ее разбудили среди ночи. Но она сосредотачивалась на них, на том, чтобы голос звучал ровно, на том, чтобы одинаково подчеркнуть имя каждого погибшего ребенка. В зале было полно народу. Алекс видела родителей учеников и самих учеников. Одна мама, которую Алекс не знала ни в лицо, ни по имени, сидела в первом ряду сразу за столом защиты, сжимая в руках фотографию улыбавшейся девочки.
Джордан МакАфи сидел рядом со своим клиентом, одетым в оранжевую тюремную одежду и наручники, который делал все возможное, чтобы не смотреть в глаза Алекс, пока та читала обвинение.
– Вы обвиняетесь в том, что 6 марта 2007 года совершили убийство первой степени. Согласно статье 631, пункт 1-а, это значит, что вы умышленно убили другого человека, а именно Джастина Фридмана…
– Вы обвиняетесь в том, что 6 марта 2007 года совершили убийство первой степени. Согласно статье 631, пункт 1-а, это значит, что вы умышленно убили другого человека, а именно Кристофера МакФи.
– Вы обвиняетесь в том, что 6 марта 2007 года совершили убийство первой степени. Согласно статье 631, пункт 1-а, это значит, что вы умышленно убили другого человека, а именно Грейс Мурто.
Когда Алекс зачитывала этот пункт, женщина с фотографией встала. Она перегнулась через ограждение, оказавшись между Питером Хьютоном и его адвокатом, при этом так сильно хлопнув портретом, что треснуло стекло в рамке.
– Ты ее помнишь? – закричала она полным боли голосом. – Ты помнишь Грейс?
МакАфи резко обернулся. Питер опустил голову, впившись взглядом в стол перед собой.
Алекс уже случалось иметь дело с публичными выступлениями в зале суда, но она не могла вспомнить, чтобы от этого у нее перехватывало дыхание. Боль этой матери, казалось, заполнила всепространство зала суда, накалила чувства остальных присутствующих до предела.
Ее руки начали дрожать, и она сунула их под стол, чтобы никто этого не заметил.
– Мэм, – сказала Алекс. – Мне придется попросить вас сесть на место…
– Ты смотрел ей в глаза, когда стрелял в нее, ублюдок? «Смотрел ли?» – подумала Алекс.
– Ваша честь! – выкрикнул МакАфи.
Способность Алекс сохранять объективность во время слушания этого дела уже подвергалась сомнению со стороны обвинения. Поскольку она не должна была отчитываться ни перед кем о своих решениях, то просто сказала адвокатам, что для нее не представляет сложности разделять личное и профессиональное отношение к делу. Ей казалось, что главное – это воспринимать Джози не как свою дочь, а как одну из нескольких сотен пострадавших во время выстрелов. Она не понимала, что на самом деле будет рассматривать себя не как судью, а как одну из матерей.
«Ты справишься, – сказала она себе. – Просто вспомни, зачем ты здесь».
– Охрана, – тихо произнесла Алекс, и два огромных пристава схватили женщину под локти и повели ее из зала суда.
– Ты будешь гореть в аду! – кричала женщина, а телекамеры провожали ее взглядами объективов вдоль прохода.
