Нагие и мёртвые - Мейлер Норман (бесплатные серии книг .TXT) 📗
«Господи, как прекрасно», — думает он. В голове его мелькают, сменяя друг друга, какие-то неясные мысли. Он глубоко вздыхает.
«Действительно прекрасно. Жаль, что нет женщины, с которой бы можно было обо всем поговорить. Нет, я должен чего-то добиться в этой жизни».
Галлахер охвачен благоговейным трепетом. «Такие ночи, как эта, заставляют поверить в бога даже самых закосневших в неверии безбожников. Господи, как это прекрасно! Такая красота позволяет надеяться, что все будет хорошо».
Галлахер сидит, поглощенный тьмой. "Я не такой, как другие.
Во мне что-то есть такое... — думает он и снова вздыхает. Он пытается ухватить свою мысль, как рыбу, голыми руками. — Господи..."
— Рой, с тобой все в порядке! Мы собираемся предложить тебе одно дельце. Оно как будто специально для тебя... Есть у нас одна небольшая группа, и ты будешь работать с ними. Называть имена не будем. — Макнамара делает многозначительный жест рукой. — Ну, есть два босса, они работают против международного заговора, знаешь, того самого, что задумали богатые жиды, чтобы устроить у нас коммунизм...
Теперь Галлахеру платят десять долларов в неделю, хотя работает он только по вечерам. Кабинет на чердаке двухэтажного домика. Письменный стол, комната завалена листовками и журналами, связанными в пачки. Позади стола — большое знамя с крестом и переплетенными буквами "О" и "X".
— "Объединенные христиане" — вот как называется наша организация, Галлахер. Мы — объединенные христиане, понимаешь, мы должны сорвать этот чертов заговор. Если наша страна в чем-нибудь и нуждается, так это в небольшом кровопускании. Ты боишься крови? — спрашивает Роя сидящий за столом здоровенный парень. У него выцветшие бледно-серые, словно тусклое оконное стекло, глаза. — Нам нужно мобилизоваться и подготовиться, эти евреи пытаются втянуть нас в войну, но мы их прижмем. Сам знаешь, они расхватали всю работу, и виноваты в этом мы сами, у нас нет никаких шансов, они занимают все высокие должности, но ничего, и у нас есть, где надо, свои люди.
Галлахер продает журналы на перекрестках. «Читайте о крупном иностранном заговоре! Покупайте журнал отца Килиана, и вы узнаете правду!» Он ходит на тайные сборища, час в неделю тренируется в спортклубе, учится стрелять из винтовки.
— Единственное, что я хочу знать, это когда же мы начнем, — говорит он. — Хочу, чтобы началось настоящее дело.
— Спокойнее, Галлахер, дай срок, вот подготовим все как следует и тогда сможем выступить открыто. Мы должны вывести нашу страну на правильный путь. Пойдешь с нами сейчас, потом не пожалеешь...
— О'кей! (По ночам ему порой не спится, одолевают тяжелые эротические сны; дает знать резкая боль где-то в
груди.) Боюсь, что я свихнусь, если мы... если мы не начнем в ближайшее время.
Но...
У Галлахера наконец появляется подружка.
— Знаешь, — говорит Галлахер Мэри, — ты отличная девчонка. Я... Я так люблю разговаривать с тобой.
— Какая ночь, Рой! — восхищается Мэри, вглядываясь в сгустившуюся над пляжем тьму, туда, где светится огнями Бостонская гавань. Огни мерцают в облачном небе, словно звезды. Мэри набирает горсть песка, сыплет его на свои туфли. В ярком свете костра ее волосы кажутся золотистыми, а худое длинное лицо, веснушчатое и грустное, — приятным, почти хорошеньким.
— Хочешь, я поджарю тебе сосиску? — спрашивает Рой.
— Давай просто поговорим.
В разных уголках пляжа уединились ушедшие от костра парочки, вместе с которыми приехали сюда и они. Какая-то девчонка вскрикивает в притворном испуге. Галлахер резко поворачивается на шум.
— Да, ночь роскошная, — повторяет Рой.
"Интересно, могла бы она пойти на это сейчас, здесь? — думает он и внезапно смущается. («Она не такая, как эти, ей это не понравится, она чистенькая, славная, верующая девочка».) Он чувствует стыд за свои мысли.
— Мне хотелось бы о многом с тобой поговорить, — продолжает он вслух.
— Пожалуйста, Рой.
— Понимаешь, мы встречаемся уже месяца два... Что ты обо мне думаешь? — Сказав это, он вспыхивает от смущения, ему стыдно своего желания переспать с ней. (Хихиканье на пляже становится громче.) — Я хочу сказать, нравлюсь ли я тебе?
— По-моему, ты действительно славный, Рой. Ты — джентльмен, ты не такой грубый, как другие ребята.
— Да-а? — разочарованно тянет Галлахер. В ее словах есть что-то унижающее его и в то же время приятное. «Да, но у меня другое на уме», — думает он.
— Мне кажется, ты всегда о чем-то думаешь, но понимаешь, Рой, я никогда не знаю — о чем. А мне хотелось бы знать, потому, что ты отличаешься от других.
— Чем?
— Ну... ты скромный, то есть я не то хотела сказать, просто ты хороший.
— Гм... послушала бы ты, как я разговариваю с ребятами, — говорит, улыбаясь, Галлахер. Оба смеются.
— О, я уверена, что с ними ты точно такой же, ты не можешь быть другим. — Ее рука случайно касается колена Галлахера, но, смутившись, она тотчас же отдергивает ее. — Мне только хотелось, чтобы ты чаще ходил в церковь.
— Я в общем хожу регулярно.
— А что тебя беспокоит? Ведь тебя что-то беспокоит? Ты такой таинственный.
— Да? — Галлахер польщен.
— Ты всегда кажешься очень сердитым. Мой отец недавно заговорил о тебе, он сказал, что ты состоишь в организации объединенных христиан. Я ничего не понимаю в политике, но знаю одного парня из этой организации — Джекки Иванса. Он ужасный человек.
— Гм... Все зависит от клуба... Знаешь... Они меня испытывают. Но в этом нет ничего такого...
— Мне бы не хотелось, чтобы ты попал в беду.
— А почему?
Мэри смотрит на него. В ее глазах покорность и покой. На этот раз она уже намеренно, а не случайно касается его руки.
— Ты знаешь почему, Рой, — тихо говорит она.
В горле застревает какой-то комок. Когда он слышит, как та девчонка на пляже снова хихикает, его охватывает трепетная дрожь.
— Здесь, в Сити-Пойнт, можно отлично провести время, — замечает он, вспоминая о мучительных эротических снах. — Вот что я скажу тебе, Мэри, если я был бы твердо уверен в тебе, — его голос крепнет от сознания самоотречения, — я не проводил бы с ними столько времени. Ты же знаешь, что мне хотелось бы тогда видеть тебя чаще.
— В самом деле?
Галлахер прислушивается к шуршанию набегающих на песок волн.
— Я люблю тебя, Мэри, — неожиданно говорит он твердым голосом, несмотря на некоторую тревогу, оттого что неопределенности настает конец.
— Я думаю, что тоже люблю тебя, Рой...
— Да? — Он целует Мори сначала нежно, потом с жаром, но какая-то частичка его души не участвует в происходящем, оставаясь холодной. — О, конечно же, я люблю тебя, детка! — говорит он сипло, пытаясь подавить смятение. И отводит глаза в сторону.
— Сити-Пойнт, здесь так прекрасно! — говорит Мэри.
В темноте они не видят разбросанною мусора, водорослей и плавника.
— Да, здесь хорошо, — соглашается Галлахер.
— А вот и Рой! Как твои дела Женатик? Как тебе живется с твоей красоткой?
— О'кей. — Галлахер дрожит от холода. Унылый сентябрьский рассвет еще только занимается над серыми каменными мостовыми и неряшливыми деревянными домишками. — Господи, ну и холод. Хоть бы скорее начинались эти проклятые выборы.
— Я рад, что мы встретились сегодня, Рой. Мы так и думали, что у тебя все в порядке, но все же недоумевали, почему ты долго не показываешься.
— А ну их к черту! Я покончил с этими христианами, — бормочет Галлахер. — Я думаю, ребята теперь не очень-то хотят меня видеть.
— — Да? Но тебе надо было бы сказать им об этом. Между нами — клуб собирается отстать от них на время, начали давить сверху, на уровне штата, как я слышал. Придерживаться клуба всегда выгодно, здесь уж никогда не ошибешься. Держу пари, не свяжись ты с этими христианами, быть бы тебе старшиной клуба на сегодняшних выборах. Надеюсь, ты не обиделся, Рой?
— Нет. — В действительности Галлахер обижен: опять оказался ни с чем. — Бьюсь об заклад, что объединенных христиан подкармливали пробравшиеся в партию богатые евреи.
