Пирамида - Бондаренко Борис (чтение книг txt) 📗
Тихо подошла Жанна, молча встала рядом с ним — и вдруг легонько погладила его по руке. Дмитрий улыбнулся ей и спросил:
— Устала?
— Очень. А ты спал?
— Как младенец.
58
И вот сейчас, когда его спросили, как он спал, и все почему-то смотрели на него, словно им очень важно было знать это, — не смотрела только Ася, она разделывала курицу, — он чуть не сказал: «Как младенец». Но, взглянув на Жанну, сказал другое:
— Нормально. — И скомандовал на другой конец стола: — А ну, наливайте там!
— Да налито уже!
— Тост, Дмитрий Александрович!
— Тост! — требовало застолье.
— Тосты по части Ольфа, — отмахнулся Дмитрий. — Он вам сейчас такое загнет, что полдня будете разбираться, что к чему.
— Ах так! — рассердился Ольф. — Тогда назло тебе ничего не буду загибать. Сам говори, посмотрим на твое ораторие!
— И я не буду.
— Нет, Дмитрий Александрович, тост!
— Не умею я, так пейте.
— Тост!
— Ну хорошо, — сдался Дмитрий. — Всего три слова. За нашу удачу!
И он торопливо выпил, забыв чокнуться. За столами недовольно зашумели:
— Мы не чокнулись!
— Так не пойдет!
— Налейте ему еще!
— Вот недотепа! — ругнулся Ольф. — Да закуси хоть!
— Я же говорил вам — не умею, — расстроился Дмитрий, глядя, как ему снова наливают. — Сами говорите.
— Можно мне? — сказала Майя
— Можно!
— Давай, Майя!
— Реки, богиня плодородия!
Майя вышла из-за стола и зашептала что-то на ухо Асе. Та, улыбаясь, кивнула. Майя подошла к Дмитрию, стала рядом и повернулась к столу.
— Я предлагаю выпить… конечно, и за нашу удачу, но в первую очередь за того, кому мы обязаны ей… За вас, Дмитрий Александрович!
Майя поставила рюмку на стол — и вдруг обняла Дмитрия и поцеловала его.
— Браво, Майка!
— Вот это тост!
— Молодчина!
— За вас, Дмитрий Александрович!
Тянулись через стол руки; гремя стульями, вставали из-за дальнего конца стола, шли к нему, тонко звенели рюмками:
— Будьте здоровы, Дмитрий Александрович!
— Многая лета!
— За вас!
Смотрели на него признательными, почти влюбленными глазами, говорили добрые, ласковые слова.
Он, растерянно улыбаясь, молча выпил, постоял, крутя рюмку в пальцах; кто-то взял ее у него, поставил на стол.
— Да-да, — почему-то сказал Дмитрий, оглядывая всех, и, торопливо нашарив спинку стула, сел, быстро сказал: — Да садитесь вы, ешьте, а то опьянеете.
— Сегодня можно, — засмеялся Савин.
— Сегодня все можно!
— Атлеты, налетай!
Налетели атлеты, только сейчас сообразив, что изрядно проголодались. Неверными от усталости и водки движениями тыкали вилками, толкали друг друга локтями — сидели тесно, в ход пошли даже детские стульчики из квартиры Ольфа — и говорили:
— Хорошо-с!
— Особенно после рюмашечки.
— А что это мы, братцы, так окосели?
— И вообще — хорошо-с!
— Смени пластинку, Савва.
— Братцы, а ведь отпуск скоро!
— Не торопись, коза, в лес, все твои волки будут.
— Надо еще обработать все.
— А долго это?
— Не знаю.
— Недели три, наверно.
— Надо у Дмитрия Александровича спросить. Дмит…
— Тихо, горлопан! Дай человеку поесть. Успеешь, все узнаешь.
— Тоже нашел когда спрашивать.
— А что, если всем вместе поехать?
— Идея! Только не на паршивый юг.
— Лиса, на скатерть ляпаешь.
— Дина, дай селедочки, жажда одолела.
— Слушай, братва, а Дмитрий Александрович что-то очень уж невеселый.
— Устал…
— Да нет, не то.
— Да, тебе бы так… Мы, как щенки, повизгивали, а он…
— Да не о том я.
— Не лезьте вы к нему.
— Нет, братцы, что ни говори, а с начальником нам дико повезло.
— Это уж точно.
— Не дай бог, если бы Мелентьев был.
— Я бы с ним и дня работать не стал.
— Да куда бы ты делся? Работал бы как миленький.
— Тише вы! Услышит.
— Пусть услышит.
— А ведь он остановил бы эксперимент.
— Это уж как пить дать.
— А ты на его месте не остановил бы?
— Ну, я… Не обо мне речь. Дмитрий Александрович не остановил же.
— Так то Дмитрий Александрович… Нам до него ехать да ехать, пахать да пахать.
— Ольф говорил, что на эту идею он еще в университете наткнулся, на втором курсе…
— На третьем.
— Все равно. А что ты умел на третьем курсе?
— Тихо, Дмитрий Александрович будет говорить!
— Просим!
— Да тише вы!
Он действительно хотел говорить. Встал и, дождавшись тишины, медленно заговорил:
— Благодарю за все добрые слова, сказанные в мой адрес, но не могу принять их на свой счет…
— Так не пойдет!
— А то снова придется повторить!
— Да тише, охломоны, дайте сказать!
— …не могу принять их на свой счет, — повторил Дмитрий. — Возможно, не все из сидящих здесь знают, что судьба нашей работы в самом зародыше висела на волоске, и тем, что этот волосок не оборвался, да и вообще — самим существованием нашей группы мы обязаны одному человеку, сидящему здесь. Человеку, которого я считаю своим учителем и чья неизменная поддержка не раз спасала нас от тяжелых неприятностей. Вы этой поддержки непосредственно ощутить не могли, но, поверьте, она была так велика, что… В общем, как вы, наверно, уже догадались, я предлагаю выпить за Алексея Станиславовича.
За столом неистово захлопали и потянулись к Дубровину:
— Алексей Станиславович, ваше здоровье!
Дубровин постучал вилкой по бокалу и встал:
— Ну что ж, друзья, приятные речи приятно слышать. С вашего позволения, мне придется ограничиться этой бледной водичкой… — Он поднял бокал с нарзаном. — С удовольствием и благодарностью принимаю ваш тост, но сначала позвольте мне сказать несколько слов… Я действительно с самого начала, когда вас здесь еще и не было, — а говорю я в основном для вас, мои молодые коллеги, — наклонил голову Дубровин, — помогал Дмитрию Александровичу в его работе. И сейчас, когда эта работа закончена, мне приятно сознавать, что мои усилия вознаградились сторицей… Еще раз поздравляю вас со столь успешным началом вашей научной деятельности. Поверьте, очень немногим удается начинать так внушительно… — Дубровин переждал взрыв радостного гула и продолжил: — Дмитрий Александрович только что говорил о моих заслугах и совершенно справедливо заметил, что вы не могли непосредственно ощутить моей поддержки. Это, так сказать, наши внутренние счеты, и сводить их — наше личное дело…
Засмеялись, захлопали, Дубровин улыбнулся и продолжал:
— Должен сказать, что мой друг — а я считаю Дмитрия Александровича не столько своим учеником, сколько другом, товарищем по работе, — явно преувеличил мои заслуги. Я при всем желании не мог оказать ему столь внушительной помощи, как это можно заключить из его слов. Моя помощь имела в основном административный характер…
— И моральный, — вставил Дмитрий.
— Пусть так… Но все, что касается чисто научной стороны этой работы, — целиком ваше. А уж вам лучше судить, кто что сделал. Это уж ваши счеты, и лавры извольте делить сами…
Очень не хотелось им расставаться, но время шло к двенадцати, и они разошлись.
Дмитрий, не раздеваясь, прилег на диване, решив дождаться, когда Ася уберет на кухне и постелет. Но так и уснул одетым. Проснулся среди ночи, прошел в ванную и долго пил воду прямо из-под крана. Ася спала. Дмитрий постоял немного у ее постели и снова лег на диван. Раздеваться не хотелось, да и смысла не было — Асе через полтора часа вставать.
Но когда он проснулся, Аси уже не было. Не было даже записки.
59
Потом их поздравляли. Как говорил Ольф — оптом и в розницу… Самым значительным, конечно, было красочное поздравление от имени директора и Ученого совета, вывешенное у входа в институт на специальной доске. Такой чести удостаивались не многие. Потом стали приходить телеграммы из Москвы, Дубны, Новосибирска — от бывших однокурсников, от Калинина, от деканата физфака.
