Дело чести - Олдридж Джеймс (мир книг txt) 📗

Они шли по краю луга, превращенного в аэродром, и смотрели на горящий «Харрикейн». В конце поля стояли два высоких грузовика и на таком же расстоянии друг от друга еще «Харрикейны». Верно, сейчас снимутся, подумал Квейль. Постараемся устроиться на одном из грузовиков.

Они подошли к людям, занятым погрузкой на грузовик больших ящиков.

— Есть здесь кто-нибудь из офицеров? — спросил Тэп.

— Вон там, — ответил один из солдат. Все с интересом глядели на пятерых пришельцев.

Елена осталась ждать, а Квейль и Тэп поспешно направились к группе, стоявшей у горящего самолета.

— Вы эвакуируетесь? — спросил Квейль у лейтенанта авиаотряда, не отрывавшего глаз от самолета.

— Откуда вы взялись?

— Из Янины. Просим принять нас на грузовик.

— Мы из восьмидесятой эскадрильи, — добавил Тэп. — А ваша семьдесят третья?

— Да, — ответил лейтенант. — Что же вы делали?

— Это Джон Квейль, — объяснил Тэп.

— Вы! Значит, вы живы и здоровы? — воскликнул лейтенант. — А все считают вас погибшим. Вы настоящий герой. Что с вами было?

— Я был сбит. Как насчет грузовика?

— Они сейчас тронутся.

— Вы можете дать знать в штаб, что мы едем? — спросил Тэп.

— Связи больше нет. Но я сообщу. Я лечу туда. Эти негодяи только что разбомбили нас. Вы видели?

— Да.

— Мы потеряли самолет. Пойдемте, я скажу сержанту, чтобы он взял вас с собой.

Они пошли обратно к грузовику. Лейтенант сказал сержанту, что с ним поедут эти двое.

— С нами два грека и девушка-гречанка, моя невеста, — сказал Квейль. Ему было неловко, но он знал, что лучше сказать сразу, чтобы не было необходимости объясняться потом.

— Уж не знаю, как быть с греками. Мы и так перегружены, — ответил лейтенант.

— Нам пора двигаться, — сказал сержант. — Вы сейчас летите?

— Да. Вот что, сержант. Захватите и греков. Они помогли этим офицерам выбраться из Янины. Придется довезти их. Скиньте что-нибудь, если перегрузка слишком большая. Ладно?

— Да, сэр.

— Ну, меня ждут, — сказал лейтенант. — На первом грузовике едет пилот-офицер. Это его «Харрикейн» горит. Он позаботится о вас. Даст вам что-нибудь поесть. И вы позаботьтесь о них, сержант.

— Да, сэр.

— Всего хорошего. Рад, что вы целы, Квейль.

— Всего хорошего, — ответил Квейль и пожал ему руку. — Спасибо за все.

— Я сообщу, когда буду в Афинах, — сказал лейтенант и поспешил к своему самолету.

Они стояли и смотрели, как он садился. Механик был уже на месте и запустил мотор. Когда лейтенант стал рулить к краю площадки, где самолеты должны были построиться клином, механик направился к грузовику. «Харрикейны» уже вырулили и построились, когда до слуха Квейля донесся ровный гул. Он быстро обернулся на звук и увидел, что из-за гор выходит большая группа самолетов. Ему бросились в глаза их обрубленные, угловатые крылья, и он сразу узнал: «Мессершмитты». Он бросился было к «Харрикейнам», чтобы предупредить их, ко они уже рулили на взлет.

— Смотрите! — воскликнул Тэп. И он указал на «Мессершмитты», перешедшие в крутое пике.

— Господи! — вырвалось у механика.

Квейль молчал. Он чувствовал, понимал, знал, что сейчас произойдет.

— Ложись! — крикнул Тэп.

Они растянулись на траве и стали ждать, что будет.

Только Квейль остался на ногах. Он следил за происходящим. «Мессершмитты» обрушились на «Харрикейны» как раз в тот момент, когда те отрывались от земли и шасси их еще касались ее.

— Ублюдки! — завопил во все горло Квейль.

Немцы шли тройками. И тут началось. Квейль слышал рев «Харрикейнов» и знал: они и не подозревают о том, что «Мессершмитты» чуть не сидят на них. Все превратилось в сплошной рев. «Харрикейны» были почти прямо над Квейлем, когда первые три «Мессершмитта» вышли из пике и открыли огонь. Послышалась короткая очередь, потом длинная, потом опять короткая, и снова рев. «Мессершмитты» взмыли вверх. Квейль видел, как пули бороздят землю вокруг него. Он не двигался и смотрел на смерть.

«Харрикейны» уже заметили опасность. Вторая тройка «Мессершмиттов» обрушилась на них, и протрещали новые очереди. «Харрикейны» уходили по горизонтали и пытались набрать высоту, но из каждого немецкого самолета протрещала очередь, из каждого метнулось пламя, и воздух прочертили трассирующие пули, и можно было оглохнуть от шума, и Квейль стоял и кричал, и в одну неуловимую долю секунды ведущий «Харрикейн», охваченный пламенем, рухнул на землю и с глухим шлепающим звуком разорвался на десять тысяч частей, и послышался запах гари, и рев моторов не умолкал, и остальные два «Харрикейна» продолжали свой бреющий полет и пробовали набрать высоту, и третья тройка «Мессершмиттов» налетела на них, и Квейль по-прежнему стоял и кричал и не спускал глаз с «Харрикейнов», потому что они немного набрали высоту и делали то, что надо, — не вступали в бой, а уклонялись и набирали высоту, — и Квейль знал, что они вывернутся, так как, выходя из пике, «Мессершмитты» потеряли слишком много скорости, и вот «Харрикейны» уже уходят за горную цепь. А в воздухе остался запах гари от охваченного пламенем «Харрикейна».

— Это наш лейтенант, — сказал механик сержанту.

— Прикончили… Ублюдки… Сукины дети…

— Пойдем посмотрим.

— Бесполезно, — возразил сержант. — Тут дело копчено.

Он сохранял невозмутимость.

— Суки. Подлые ублюдки. Что делают!

— А чего вы от них ждали? Что они будут нас спрашивать? — вмешался Тэп.

Разозленный, он стоял рядом с Квейлем и смотрел на высокий столб белого дыма, который смешивался с дымом, тянувшимся от Ларисы и от первого «Харрикейна», уничтоженного на земле.

Елена подошла к Квейлю; он ответил медленным взглядом на ее прикосновение и увидел, что она беззвучно плачет.

— Какой ужас! — она произнесла это, обращаясь к земле, а не к окружающим.

— Пойти посмотреть? — спросил Квейля сержант, глядя на дым, поднимающийся от машины лейтенанта.

— Пошлите кого-нибудь. Может быть, что-нибудь можно сделать, — ответил Квейль. Он сам не верил в это.

Сержант сказал механику. Тот не побежал, как казалось бы естественным, так как ясно было, что надежды нет. Квейль пошел с механиком, Тэп за ними. Обломки «Харрикейна» разлетелись во все стороны, а посреди был пылающий костер. Высокий столб дыма стоял над местом смерти «Харрикейна», а на самом месте ничего не было. Только черное пятно, и дым, и ничего больше. Квейль стоял в недоумении: абсолютно ничего.