Солнце на стене - Козлов Вильям Федорович (полные книги txt) 📗
С газетой в руках ко мне подлетел Лешка Карцев. Он позеленел от злости. Швырнув газету на скамейку, он сказал:
— Это… ни в какие ворота! Или, думает, меня похвалил, так я буду молчать?
— Ну его к черту, Лешка!
— А ты помалкивай! — вдруг напустился он на меня. — Обед закончился. Иди в цех.
Таким сердитым я давно не видел нашего бригадира. Он скомкал газету и запихал в карман.
— Что он нас всех за кретинов считает? Это же… подлость! Пойду в партком…
Я проверял арматуру на паровозе, когда в будку машиниста забрался Сеня Биркин. Волосы приглажены и блестят, на полных губах сочувственная улыбка. Он в аккуратном синем комбинезоне, из верхнего кармана торчит какой-то поздний цветок. Сеня некоторое время молча наблюдал за мной, затем, схватив нужный ключ, с готовностью протянул. Я взял. Тогда Сеня встал рядом и стал помогать, хотя в этом я совсем не нуждался.
— Есть такая русская поговорка: не каркай на начальство — оно клюется, — сказал Сеня.
— Тебя начальство никогда не клюнет…
Сеня ловко орудовал ключами. И все же я, не доверяя ему, снова проверил все те узлы, которые он закреплял. Биркин и вида не подал, что это его задело.
— Вениамин Васильевич будет большим человеком, — сказал он. — А вот кем ты будешь, я не знаю… Кого же я, по-твоему, поддерживать должен, тебя или Вениамина Васильевича?
— Куда ты гнешь?
— Если начальник говорит: «Сеня, последи за Ястребовым», что, по-твоему, должен делать Сеня?
— Это ты ему сказал, что я опоздал на пятнадцать минут?
— Ты опоздал на полчаса, — сказал Сеня. — Но я тебя уважаю и сказал, что только на пятнадцать минут… Поверь моему слову, Вениамин Васильевич своего добьется. Знаешь, что он мне сказал? «Этот Ястребов как бельмо на глазу».
— Зачем ты мне это говоришь? — спросил я.
Сеня заморгал большими навыкате глазами.
— Я не хочу, чтобы ты думал, будто Сеня Биркин сволочь.
— А кто же ты?
— Я понял, что Тихомиров тебя боится, — сказал Сеня. — Значит, ты сильнее его… Я люблю сильных людей. В тебе как раз есть то, чего нет во мне.
— Сеня, ты не сволочь. Ты…
— Умоляю, не надо энергичных выражений, — сказал Биркин. Лицо его было невозмутимым, лишь глаза с укоризной смотрели на меня.
— Сперва донес на меня… Теперь продаешь своего приятеля!
— Он мой старый клиент, — спокойно сказал Сеня.
— Пойду к нему и все расскажу!
— Ты не пойдешь, — улыбнулся Сеня.
— Ну, а можешь поверить, что я сейчас развернусь и так врежу тебе в ухо, что пробкой вылетишь отсюда?!
— Верю, — сказал Сеня. Положил ключ на место, вытер ветошью руки и, сокрушенно вздохнув, спустился вниз.
Когда через некоторое время я выглянул из будки, Биркин стоял у паровоза и смотрел на меня. Глаза у него были печальные.
— Ты еще не смылся? — удивился я.
— Меня ведь никто не тянул за язык, — сказал Сеня.
— Чего тебе еще? — спросил я.
— Помнишь, я говорил про плащ?
— Ты, надеюсь, понял, что я в Казахстан не собираюсь. Даже после этой заметки.
— Это отличный плащ. Я тебе завтра принесу, деньги отдашь, когда будут.
— За что же такая милость?
Сеня посмотрел на меня снизу вверх и сказал:
— Можешь смеяться, но ты мне действительно нравишься.
И зашагал в цех, а я озадаченно смотрел ему вслед, не зная, обругать его или расхохотаться.
Я видел, как Лешка Карцев, мрачный и сутулый, отправился к Тихомирову. Из кармана пиджака выглядывала газета. О чем они там толковали, никто не знал, но могучий Лешкин бас иногда вырывался из-за плотно закрытых дверей и достигал наших ушей. Разговор за дверью шел горячий.
Минут через десять багровый Карцев вышел из конторки, так хлопнув дверью, что табличка «Начальник цеха» съехала набок. Немного погодя вышел Вениамин. Он сразу заметил, что табличка покосилась, и поправил ее. Внешне Тихомиров был спокоен, но я-то знал, что он раздражен до последней степени. Воротник рубашки расстегнут, галстук спустился.
Покрутившись минут пять в цехе, он куда-то ушел. Карцев молча работал у стенда. Проверял отремонтированный Матросом насос. Валька стоял рядом и пытался вызвать бригадира на разговор.
— Леша, у тебя завелись любимчики, — говорил Матрос.
— Кто подгонял поршневые кольца? — спросил Карцев.
— Тютелька в тютельку, — сказал Валька.
— Ты на прибор смотри!
— Он шалит, Леша.
— Кто шалит?
— Прибор.
Карцев пускает компрессор и начинает увеличивать давление. Я с интересом смотрю на манометр. Неужели Валька опростоволосился? Тогда придется весь насос разбирать, а это на полдня работы. Я вижу, как багровеет толстая Валькина шея. Он тоже, не отрываясь, смотрит на манометр. Стрелка описывает круг и замирает у красной черты. Это предел. Валька облегченно вздыхает и улыбается во весь рот.
— Фирма! — гордо заявляет он.
— Про каких это ты любимчиков толковал? — спрашивает Лешка.
— Как будто не знаешь…
— Мне надоела эта детская игра «угадай-ка», — говорит Карцев.
— Леша, где ты достал нейлоновую куртку на меху с рыжим воротником? — ядовито спрашивает Матрос.
— Куртку? — Карцев в замешательстве. Он морщит лоб, будто вспоминает.
— Роскошная куртка, — говорит Валька, — я тебя видел в ней позавчера у кинотеатра… Тебе эта куртка идет. Кстати, в магазинах такие не продаются… Некоторые наши знакомые достают их где-то по большому блату…
— При чем тут куртка? — спрашивает Лешка.
— Послушай, бригадир, — говорит Валька, — почему ты выписал в эту получку Биркину на семнадцать рублей больше?
— Вот оно что… — говорит Лешка. — Биркин отработал две лишних смены. Как раз в то время, когда ты в праздники лежал на диване и Дора прикладывала к твоей дурной башке мокрое полотенце, Биркин вкалывал в цехе… Как тебе известно, оплата за праздничные дни выше… Будут еще вопросы?
— Где ты все-таки куртку отхватил?
— Отвяжись, — говорит Карцев.
Так уж положено, если в печати появляется критическая статья, ее обсуждают. А потом в газете под рубрикой «Меры приняты» сообщается о результатах. Положительные статьи не обсуждаются. Очерки тоже. Даже если переврут твою фамилию или исказят факты, никому в голову не придет жаловаться.
Мы собрались после работы в красном уголке. Венька, приглаженный и собранный, сидел у окна и курил. На меня он не смотрел, да и у меня не было никакого желания его разглядывать. На общее собрание пришла вся первая смена арматурного цеха. Должен еще прийти кто-нибудь из парткома. У редактора многотиражки на колене — большой коричневый блокнот. Это крупный, плечистый мужчина. Руки старого рабочего, огрубелые от металла, с твердыми мозолями. Тоненький карандаш казался соломинкой в его толстых пальцах.
Рабочие негромко переговаривались. Несмотря на надписи: «У нас не курят!» — вовсю дымили. Посматривали в мою сторону.
Венька выступил первым. Повторил свою статью в более развернутом виде. Добавил, что он руководствовался единственным желанием: помочь мне осознать ошибки и укрепить дисциплину в цехе…
— Кто хочет выступить — пожалуйста, — предложил Венька. Он стал вести собрание.
Во весь огромный рост поднялся Матрос.
— Вранье все это! — сказал он. — Брехня!
— Как это брехня? — снова поднялся Тихомиров. — Пожалуйста, выбирайте выражения… По-вашему, я и газета вводим коллектив в заблуждение? Ястребов прогулял три дня? Прогулял! На работу на днях опоздал? Опоздал! И вам, членам бригады, это лучше других известно… Я понимаю, защищать широкой грудью своего приятеля, — кто-то хихикнул, — благородное дело… Но мы сюда собрались не для того, чтобы сглаживать острые углы… У нас в цехе есть еще лодыри и прогульщики. Не стоит называть их фамилии… И любители крепко выпить… — красноречивый взгляд в сторону Матроса. — Сегодняшний наш разговор — это урок и для других… Может быть, я не прав? — Венька обвел собрание взглядом.
