Мыши Наталии Моосгабр - Фукс Ладислав (книги TXT) 📗
– С ними ничего не случится, я знаю, – решительно сказал Оберон Фелсах, едва взглянув на экономку, – они придут. Вы ведь это тоже знаете. – И экономка затрясла головой в белом чепце, поклонилась и быстро ушла. А Оберон Фелсах удобно откинулся на спинку кресла, посмотрел на шляпу госпожи Моосгабр и сказал: – Что вы хотите знать об этих тайных, или же оккультных, науках? Этого всего слишком много.
– Ну, хотя бы, – госпожа Моосгабр вздохнула, – самое главное.
– Все главное, – сказал Оберон Фелсах и снова провел ладонями по своим длинным черным волосам, – мелочей не существует. Все имеет значение, все можно использовать. Существует много видов оккультных наук. Некоторые занимаются человеческим мозгом и душой, и здесь обширное поле для самых невероятных вещей, впрочем, все это применяется уже тридцать, сорок, а то и все пятьдесят лет. С помощью других можно действовать на расстоянии: прослушивать, подслушивать, этими вещами пользуются армия и полиция, но от этого можно найти и защиту. Есть и такие, благодаря которым можно наладить связь с потусторонним миром, и эти науки в полном смысле оккультные, то есть тайные, и с ними нельзя работать обычным путем. Есть еще разные способы пророчества. Пророчествуют по полету и внутренностям птиц, особенно кладбищенских ворон… – Оберон Фелсах улыбнулся, – по хрустальным шарам, но они всего лишь помогают сосредоточиться… по руке, по ладони, но это уже хиромантия. И конечно, пророчествуют по звездам.
– А можно по звездам определить судьбу? – спросила госпожа Моосгабр, и перья на ее шляпе затрепетали.
– Можно определить лишь очертания будущего, – Оберон Фелсах посмотрел на госпожу Моосгабр, и его черные глаза слегка заблестели, – «судьба» в этом случае – неудачное слово.
– Один аптекарь сказал мне, – госпожа Моосгабр снова взяла белой перчаткой чашку и немного отпила, – что верить в судьбу глупо. Будто это все равно что верить в дом или в птиц. Или в торговлю, сказал он еще. Я верю в судьбу. Что должно было случиться, то случилось…
– Именно так, – кивнул Оберон Фелсах, встал с кресла и начал прохаживаться по ковру, – судьба – это все, что уже случилось, и потому ее нельзя изменить, судьба неизменяема. Можно изменить лишь ее последствия в настоящем или будущем. Но то, что лишь должно случиться, – еще не судьба, это еще впереди, и тут возможен выбор. Судьбой становится лишь то, что случается, но не раньше. До последней минуты все можно изменить, хотя бы в допустимых пределах, поэтому я и говорю: по звездам можно определить очертания будущего. Судьба – это прошлое, но не будущее. Прошлое неизменно, будущее изменяемо. Прошлому свойственна неизменность, будущему – нет. Впрочем, это великое счастье.
– А как определить по звездам эти очертания?.. – спросила госпожа Моосгабр.
– Это сложно, – сказал Оберон Фелсах.
В эту минуту снова открылась у лестницы одна из темных дверей, и показалась экономка с большим блюдом в руках. Оберон Фелсах, который все время прохаживался мимо стола и кресел, подошел к стене и нажал кнопку. Экономка с блюдом у лестницы задрожала и тут же исчезла за дверью. А из скрытого в стене радиоприемника донесся голос:
– Председатель Альбин Раппельшлунд созвал в княжеском дворце заседание. Присутствуют и генералы. Несомненно, заявил Альбин Раппельшлунд, в провинции войскам не придется прибегать к оружию, поскольку там народ образованный, начитанный и умный. О ходе заседания мы известим наших слушателей через час. – Затем последовала секундная пауза, и снова заговорил диктор: – Сообщают, что в столице имеют место манифестации, особенно в центре города и в районах Керке, Филипова и «Стадиона». В Алжбетове и Линде манифестаций меньше, а то и совсем не наблюдается. Военный комендант города призывает граждан разойтись и оставшийся праздничный день провести достойно в своих квартирах. Джузеппе Верди, музыка из оперы «Фальстаф».
– Мне кажется, – сказал Оберон Фелсах и приглушил музыку, – это серьезно. Но у меня такое впечатление, что чрезвычайное положение как-то пробуксовывает…
И Оберон Фелсах опять довольно странно посмотрел на дверь зала… и госпожа Моосгабр, сразу это подметив, снова обеспокоилась… и сказала быстро:
– На улице уже темно, вы как, будете окуривать? Будете зажигать свечи?
– Сейчас, пожалуй, уже начну, – Оберон Фелсах оторвал глаза от двери и улыбнулся, – сейчас зажгу.
И он подошел к окну, уставленному всякими вещами, и, отогнув розовую занавесь, открыл его. Госпожа Моосгабр из кресла видела, как он вынул из кармана зажигалку, протянул руку над бокалом вина, тюльпанами и пирогами и зажег свечу.
– Вы будете еще пить? – спросил он госпожу Моосгабр, когда закрыл окно. – Пойдемте в столовую, я и там зажгу.
И госпожа Моосгабр поднялась с кресла и пошла за мальчиком к широким стеклянным дверям. При этом она опять посмотрела на картины в золотых рамах, на скульптуру с красными светильниками у лестницы, на фонтан, в котором из расщепленного стебля тихо струилась вода и двумя дугами падала обратно в бассейн. В столовой Оберон Фелсах открыл окно и, протянув руку над бокалами с вином, над блюдом с пирогами и над вазами с тюльпанами, гиацинтами и белыми цветами, зажег свечи.
– Как видите, они желтые, – сказал он, – если дать им полностью догореть, от них останутся одни комочки… На первом этаже так оно и бывает, – сказал он и, закрыв окно, задернул на нем темно-синий бархат. Потом оглядел кресла и сказал: – Раз уж мы здесь, давайте наметим, кто где сядет за ужином. Я сяду здесь, – сказал он и указал на кресло по правую сторону от почетного места за столом, – здесь сядет экономка, – указал он на левое кресло, – с этим, к сожалению, ничего не поделаешь. Студенты сядут здесь, – указал он, – один рядом со мной, другой рядом с экономкой. Вы будете сидеть здесь во главе стола, спиной к окну. За спиной у вас будет темно-синий бархат, – он указал на шторы на окне, – перед вами будут, – указал он и улыбнулся, – двери. Двери из матового стекла, которое кое-где вставляют в окна… Вы будете сидеть во главе стола как раз напротив дверей, – улыбнулся он, – потому что вы гостья.
– А могу ли я начать накрывать стол? – спросила госпожа Моосгабр.
– Есть еще время, – покачал головой Оберон Фелсах, – подождите, пока придут студенты. Потом вы начнете накрывать стол, а я с ними тем временем буду окуривать.
Госпожа Моосгабр теперь уже опять была спокойна и почти уверена, что все у нее получится, как она и рассчитывала. Оберон Фелсах, по-видимому, уже не собирался облачиться в свой черный плащ и улизнуть из дому куда-то на улицу, в сад, он лишь всякий раз, прослушав по радио новости, как-то странно смотрел на дверь зала. Госпожа Моосгабр теперь была почти уверена, что мальчик останется дома по крайней мере до ужина, и кивнула головой. И все-таки сказала:
– Я выпила бы еще немного кофе, – сказала она, – может, посидим еще в зале? Я хотела бы кое о чем спросить вас.
И Оберон Фелсах кивнул и вышел через стеклянные двери в зал.
– Моя судьба, – сказала госпожа Моосгабр, когда уже снова сидела в парчовом кресле, – моя судьба была в том, что у меня родилось двое неудачных детей.
– Пожалуй, это не так, – улыбнулся Оберон Фелсах, снова расположившись в кресле, – не может этого быть. Расскажите.
– Не может? Ну что ж, расскажу, – госпожа Моосгабр посмотрела на сахарницу, – сын был уже три раза в тюрьме, в последний раз целых три месяца, за что – по сей день не знаю, дочке, видно, тоже туда дорога. Недавно она вышла замуж за каменщика Лайбаха и уже с ним развелась. Озорничали они с малолетства, дрались, шлялись и воровали. Потом попали в спецшколу, а вышли – в исправительный дом. Дети, что попадают в исправительный дом, потом становятся чернорабочими, поденщиками… такие изведут и… отца. Я в Охране уже двадцать лет, теперь туда пришла госпожа Кнорринг…
– Сейчас Охрана переехала, – сказал Оберон Фелсах в кресле совершенно спокойно и посмотрел на госпожу Моосгабр, – бывшее здание превращено в тюрьму.
