Большая книга перемен - Слаповский Алексей Иванович (книги без регистрации TXT) 📗
И ведь иногда надоедает, если честно, быть взрослой, взрослее всех сверстников и многих, которые старше. Хвататься за любую работу, ухаживать за Лилей, вести хозяйство. Хочется, чтобы на руки взяли. Не как Володя берет или, было когда-то, другие брали, а – по-отцовски. На ручки это называется.
Даша представила себя на ручках Павла Витальевича и рассмеялась своей минутной глупости.
– Ты чего? – спросил обиженно Володя, уверенный, что смех – в его адрес.
– Да так. Мне бы мужиком родиться. Я поняла, что больше всего люблю что-то делать.
– И я люблю фотографию, но…
– Ты только фотографию. А я могу сменить. Главное, чтобы получалось, чтобы лучше всех, чтобы хвалили.
– Всем женщинам нравится, когда хвалят.
– За внешность, за макияж, за ноги длинные, за грудь большую, а я хочу, чтобы за дело, есть разница?
– Ты женщин не любишь?
– Они меня не любят. Разве не заметил – у меня подруг нет. Кроме тебя. Ты моя лучшая подруга.
– А по морде за такие слова?
– А дай! Слушай, в самом деле, ты вот получал по морде?
– Было. В школе и потом. Мало ли что случалось. И сам давал.
– А меня никто никогда не бил.
– Ты девушка.
– Ну и что? Девушки по морде сейчас получают запросто! В классе у нас всех били, хотя бы в шутку, а меня никто. Никто ни разу не ударил по морде, это плохо. В жизни все надо знать. Володя, дай мне по морде, пожалуйста! Только кулаком! Не так, чтобы лицо разбить, но чтобы синяк остался. Очень прошу! Народ говорит: бьет, значит, любит. Ты меня не любишь?
Она приставала, Володя отшучивался, отнекивался, потом все-таки дотронулся легонько кулаком до щеки, Даша рассердилась. И вдруг сказала:
– Ты дерьмо и глист ползучий. Ты детсад, младшая группа. Ты не мужик, ты абсолютно не понимаешь, когда надо женщину слушать, а когда не надо. Сейчас надо, а ты слюни пускаешь. Думаешь, умеешь в меня писю свою запихивать – и мужчина? Это сейчас в пятом классе мальчики умеют. Поэтому я тебя брошу, понял? Не обязательно сейчас, но брошу, а ты потом думай почему. И ты еще обрадуешься, что тебя такая тварь бросила, ты еще найдешь себе блондинку с голубыми глазами, и она…
Володя ударил Дашу. Больно и сильно.
Она схватилась за щеку.
Володя объяснил:
– Это тебе – за тебя.
Сглотнув теплую сладкую кровь (щеку изнутри рассекло зубами), Даша сказала:
– Опять ты оказываешься умней, чем я думала.
– А ты дура. Дай посмотреть, что у тебя там?
Даша вместо этого стала целовать его, по их подбородкам струилась кровь, Даша подумала, что, если бы это снять, вышло бы ужасно фальшиво.
29. СИ КАНЬ. Повторная опасность
____ ____
__________
____ ____
____ ____
__________
____ ____
В настоящее время для вашей жизни характерны потери и поражения.
Один бьет его, скрюченного, по ребрам, второй склонился и рычит:
– Отдай!
Рычит Максим Костяков, а бьет брат его Петр.
Немчинов закрывается руками и кричит.
– Не могу! – кричит Немчинов.
Он хочет сказать, что готов отдать телефон, но не может залезть в карман – руки заняты.
– Отдай!
– Берите!
– Сам отдай!
Немчинов пытается одной рукой быстро нырнуть в карман и тут же получает удар в незащищенное место, в живот.
Наконец он откатывается куда-то в угол, вырывает из кармана телефон. Бросает, как гранату:
– Нате!
Но телефон почему-то не взрывается, он в руках у Максима. Максим рассматривает его и со всей силы шарахает об стену.
Конец мукам.
Нет, не конец.
– Убить его, дурака, – говорит Петр.
– Согласен, – говорит Максим.
Они хватают Немчинова, высовывают в окно и держат на страшной высоте. Хохочут.
Не может этого быть, думает Немчинов. Они этого не сделают. Меня нельзя убить. Не потому что невозможно, то есть всё возможно, но – нельзя.
Но они отпускают его, он летит, асфальт приближается…
Немчинов проснулся весь в поту, с колотящимся сердцем. Сначала убедился, что жив, и обрадовался. Потом вспомнил сон. Удивительно реальный, обычно сны у Ильи сумбурные, с какими-то незнакомыми людьми и местами. Но иногда бывает и как сейчас – конкретно снится какой-то человек, правда, часто в фантастической ситуации. Помнится, был смешной сон очень давно: он зачем-то добивался взаимности Маргарет Тэтчер. Ничего удивительного: насмотришься телевизор, вот и пожалуйста. И на приеме в Кремле он побывал в ельцинскую эпоху, у самого именно Ельцина, и очень долго (так показалось во сне) говорил ему чистую правду, тот слушал внимательно и обещал все немедленно исправить. А из сорта привязчивых снов, какие есть у каждого человека, был регулярно повторявшийся кошмар: его должны принимать в пионеры, он бежит, он опаздывает, но успевает, встает в строй, бьет барабан, звучит горн, подходит вожатая, у каждого в руках алые галстуки, и тут Илья с ужасом понимает, что забыл свой галстук. Кончалось по-разному, но обязательно позором. Несколько раз его расстреливали, кровь красиво выступала на белой рубашке, Илья успевал крикнуть: «Умираю, но не сдаюсь!» На самом деле ничего похожего в жизни не было, галстук у него имелся, просто он почему-то боялся, что его не примут. Никакой не было на то причины, а он все равно боялся. Мало ли за что могут не принять. Учительницу на перемене случайно толкнул, она чуть не упала. Тетрадь порвал, вырывая ее у хулигана и дебила Мухина. Получил неожиданную двойку по рисованию за то, что разлил пузыречек гуаши, учительница страшно сердилась, заставила после уроков отмывать парту и пол. Но нет, приняли, как и всех, включая Мухина, которого вскоре после этого перевели в так называемую вспомогательную школу, то есть для умственно отсталых. Илью почему-то интересовал вопрос, как Мухин там будет пионером, разве умственно отсталым можно быть пионерами? Он задал этот вопрос очкастой пожилой вожатой (лет около тридцати, как теперь предполагается), она похмыкала, поперхала, покхекала и сказала:
– Можно, Немчинов. Всем можно. А вот тебя, если будешь задавать глупые вопросы, исключим. Больше никого про это не спрашивай, ладно?
– Ладно…
На этот раз повод у сна был тоже вполне реальный. Позавчера позвонил Шмитов и сказал:
– Илья Васильевич, режьте меня, но я вас подставил.
И рассказал, что именно он сделал при встрече с Максимом Костяковым.
– Я ему все объяснил, – оправдывался Леонард Петрович. – Что я тайком скопировал у вас файл и решил использовать. Идиот, что с меня взять? А я вам советую, Илья Васильевич, если он потребует объяснений – еще не звонил?..
– Нет.
– Я вам советую, вы скажите, что вы просто выпили, гуляли, снимали, что придется, случайно сняли это – и все! Я ему так объяснил.
– Снял спьяну?
– Ну да.
– И принес вам тоже спьяну?
– Нет, но… Просто вам любопытно стало, что они говорят, опять же без всякой задней мысли. Зашли ко мне, мы знакомы, я посмотрел и коварно решил воспользоваться.
– Значит, там все-таки что-то такое было? Было чем воспользоваться?
– Да мелочи, пустяки.
– Не совсем мелочи, если вы решили его шантажировать.
– Илья Васильевич, я вас прошу, не надо лезть в подробности. И сотрите эту запись. Уверяю вас, там никакого компромата. Просто косвенная обмолвка о том, что могло быть, но неизвестно, было ли.
– Касается брата Леонида?
– Не обязательно. Честное слово, вам это ничего не даст, кроме неприятностей. А материала для журналистского расследования, вы ведь, наверно, этим хотели заняться? Профессиональная привычка, понимаю, никакого материала там тоже нет. Кстати, то, что я вам звоню, это нарушение слова, я обещал больше на эту тему… Но я не мог промолчать.
– Спасибо.
– Извините! И больше об этом не говорим, хорошо?
Немчинов понимал Шмитова: тому часть греха хотелось снять с души.
А на записи, наверное, все-таки что-то было. И черт с ней, с записью. У Немчинова дочь, жена. Они важнее, чем вывести на чистую воду подозреваемого. Причем подозреваемого в том, чему в обед сто лет. Да и само выражение «на чистую воду» устарело – где взять эту чистую воду в окружающем болоте? Из одной тины в другую перетащить, вот и все, что можно сделать, но зачем?
