Ада Даллас - Уильямс Верт (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
На следующий день, захватив с собой двух полицейских, я отправился к нему домой, предъявив его секретарше поддельное письмо, в котором он предлагал ей в случае его внезапной смерти сообщить подателю письма цифровую комбинацию замка сейфа и разрешить взять любые бумаги. Письмо не вызвало у секретарши ни малейших подозрений. Открыв сейф, я нашел именно то, что хотел найти: в аккуратной папке с инициалами "Б. Д." лежало шесть копий лживых показаний. Я любезно поблагодарил секретаршу, взял бумаги домой и сжег.
На следующий день по моему вызову явился Луис Лемор.
– Садитесь, – предложил я. – Закуривайте. Надеюсь, с вами ничего не стряслось на пути из Нового Орлеана?
– Ничего, благодарю вас. – У него было смуглое лицо с гладкой кожей и карие, беспокойно бегающие глаза.
– Так вот, – продолжал я, стремясь вынудить его на полную откровенность, потому что только тогда все карты оказались бы у меня в руках. – Так вот, Сильвестр умер.
– Да. – Лемор то смотрел на меня, то пялил глаза на стены.
– Я нашел у него в столе папку с кое-какой информацией... Однако я не считаю настолько уж необходимым оставлять это дело в производстве. – Я сделал паузу, позволяя ему подумать над моими словами. – Мне казалось, что это, возможно, вас заинтересует.
Я имел в виду дело по обвинению Лемора в убийстве и не сводил с него глаз, желая убедиться, понял ли он меня; и он понял.
На какое-то время его глаза перестали бегать, и он взглянул на меня.
– Возможно, – согласился он.
– Вот оно. – Я вынул дело из стола. – Как я уже сказал, у меня нет особых оснований оставлять его в производстве. Если, конечно, у вас нет документов вроде всяких там показаний, которые могут вынудить меня ускорить расследование.
Я смотрел на него, он – на меня, и мы прекрасно понимали друг друга.
– Что вы, сэр! Никаких документов у меня нет. И я не собираюсь сочинять ничего нового.
– Вот и хорошо. В таком случае я сейчас же вынесу постановление о прекращении следствия и возьму дело домой, на тот случай, если кому-нибудь по ошибке придет в голову опять направить его в производство.
Лемор понял и это.
– Все в порядке, – сообщил я Аде в тот же вечер. – Инцидент с Лемором исчерпан. Теперь мы с тобой на вершине мира и можем вечно править им. Сейчас же возьмемся за Новый Орлеан.
– Вечно – это слишком долгий срок, – заметила она.
ТОММИ ДАЛЛАС
Всю ночь мы с Эрлом ехали из Флориды, чтобы успеть на похороны Сильвестра. Я не мог не приехать. Пожалуй, я не поверил бы в смерть этого человека, пока не увидел его в гробу.
Я увидел его. Он и вправду умер.
Я смотрел на его лицо, сохранившее обычное жесткое выражение, и думал, что оно нисколько не изменилось, разве что немного заострилось, да веки, словно тонкая бумага, прикрыли глаза. Я никогда не видел его с закрытыми глазами. "Рискуют только болваны", – любил говаривать Сильвестр. Он пытался убить меня, и вот он лежит в гробу, а я стою рядом и смотрю на него. Интересно, что сказал бы он теперь!
День для похорон выдался самый подходящий.
Серое небо, холодный ветер, посвистывающий над надгробными плитами. Я наблюдал, как могильщики орудуют лопатами, как уменьшается куча земли, сбрасываемой в могилу и постепенно закрывающей крышку посеребренного гроба, и пытался вызвать в себе жалость к Сильвестру, потому что сейчас он мертв, а когда-то был добр ко мне. Однако совсем иное чувство овладело мною. "Сукин ты сын! – думал я. – Ведь ты изо всех сил пытался отправить меня на тот свет. А что получилось? Ты в могиле, а я вот он, живой!.."
Но о покойниках грешно думать плохо, поэтому в конце концов я перестал думать о Сильвестре и все чаще повторял про себя, что вокруг холодно и сыро и добрый глоток виски придется весьма кстати, о чем я и позабочусь сразу же после похорон.
Мелькнуло что-то желтое, я испуганно мигнул, но тут же сообразил, что это всего лишь лампа-вспышка. Отвык я от нее. Какой-то фоторепортер снял меня и Аду. Давненько фотокорреспондентам не выпадало такое везение.
Ада взяла меня под руку – разумеется, для следующего снимка, – и я украдкой взглянул на ее лицо с гладкой белой кожей, слегка прикрытое черной вуалеткой. Ада казалась серьезной, но не печальной. "Интересно, – подумал я, – какой бы у нее был вид, если бы она узнала о моей находке и о том, как я намерен ею воспользоваться!"
Опять мелькнула вспышка.
– Теперь можешь убрать руку, – шепнул я. – Больше фотографировать не будут.
Но Ада словно не слышала.
И тут у меня мелькнула сумасшедшая мысль.
– Это ты "позаботилась" о нем?
В ответ она лишь чуть заметно поджала губы.
И тогда меня прорвало.
– Я ездил в Мобил на прошлой неделе. Останавливался в мотеле "Парадизо". Очень интересное место.
На ее лице что-то отразилось. Не слишком заметно, но отразилось, я хорошо это видел. Пусть помучается как следует.
Похороны закончились, и я сел в свой "кадиллак", где меня поджидал Эрл. Я не хотел уезжать с кладбища вместе с Адой. Пусть она объяснит это газетчикам, как хочет.
– Останови вон у того бара, – приказал я Эрлу.
"Гастон" – так он назывался, судя по вывеске. В воздухе висел сигарный дым, свет ярких ламп отражался на полированной стойке, а я глотал виски и чувствовал, как по телу разливается приятная теплота. На задней стене висела доска с результатами заездов на ипподроме, а перед ней несколько мужчин без пиджаков играли в покер и в домино. За одним из столов над чем-то громко смеялись, и этот смех заполнял душный зал.
Сильвестр лежал мертвый в земле, а я живой сидел здесь.
– Еще порцию, – сказал я бармену.
РОБЕРТ ЯНСИ
Через два дня после похорон Сильвестра я ехал по шоссе в Новый Орлеан, покачиваясь на заднем сиденье штабной машины. На плечах у меня красовались погоны с двумя генеральскими звездами, а за мной катилась целая дивизия. Не все на колесах, разумеется, но тем не менее колес было немало: двенадцать легких танков, столько же самоходных противотанковых орудий, а бронетранспортеров, джипов и грузовиков не сосчитать. И все это принадлежало мне!
Боже, да если бы так я вступал в Ремаген! Но мы направлялись всего-навсего в Новый Орлеан; позиции, которые нам предстояло атаковать, представляли собой всего-навсего наспех воздвигнутые баррикады, а силы противника – всего-навсего несколько полицейских.
Разумеется, они и не подумают сопротивляться, когда увидят нас. Они тут же разбегутся, едва увидят танки, противотанковые самоходки, грузовики и солдат. Разбегутся ко всем чертям. Только болваны рискнули бы оказать сопротивление механизированной дивизии, располагая лишь дубинками и пистолетами.
В качестве ординарца я взял с собой рыжего верзилу Пэкстона – не потому, что он отличался особым умом, а потому, что ухитрялся говорить то, что мне нравилось.
– Какой прекрасный денек, а, господин полковник? – заметил он и тут же спохватился: – Прошу прощения, я хотел сказать – господин генерал.
– Ничего, ничего, – снисходительно улыбнулся я.
– Черт возьми, так и должно было произойти, а, господин пол... генерал? Вы и с вами целая армия?
Я засмеялся.
– Да-с, сэр, наступит времечко, когда вы, господин генерал, поведете не одну дивизию. Я уверен, такое время наступит, и, клянусь всеми святыми, я бы и тогда хотел быть вместе с вами.
– Будешь, Пэкстон, будешь!
– Вот здорово-то! До чего же здорово!
Я опять засмеялся. Штабная машина катилась по шоссе со скоростью, позволявшей другим машинам не отставать от нее. Мы миновали пригороды, шоссе перешло в Тьюлейн-авеню; переправившись по мосту через осушенный навигационный канал, мы пересекли Броуд-стрит, за ней Канал-стрит и наконец увидели главную линию обороны противника.
Это было всего несколько старых плотничьих верстаков, перед которыми стояла жиденькая цепь полицейских в новоорлеанской синей форме.
