Скиппи умирает - Мюррей Пол (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Выбор музыкального произведения был предоставлен Рупрехту, и тот остановился на Каноне ре-мажор Пахельбеля, объяснив Джикерсу, что этот Канон — опус, который профессор Тамаси любит передавать в космос с сайта СВЗР.
— Эта песенка мне очень даже нравится, — говорит Джефф. А потом морщит лоб: — Хотя она мне очень напоминает что-то.
— Но послушайте, — Джикерс тоже желает высказаться, — мы-то не будем вещать на космос. Мы просто будем выступать перед своими родителями.
— Пожалуй, — подмигивает Рупрехт. — Но никогда ведь не знаешь, кто еще нас может слушать.
— Ну я и влип, — шепчет себе под нос Деннис.
— А как у тебя с той девчонкой, Скип? — спрашивает Джефф, когда они возвращаются после перемены на урок. — Она тебе написала ответ?
— Еще нет.
— М-м-м, — Джефф поглаживает подбородок. — Ну, еще только пара дней прошла.
Пара бесконечных дней. Скиппи знает, что она жива: вчера утром он видел в телескоп, как она вышла из серебристого “сааба” и, встряхнув волосами, прошла те несколько шагов, что оставалось до двери Сент-Бриджид. Но может быть, она потеряла телефон? Может быть, у нее на счете нет денег? Может быть, она так и не получила его сообщения? Все эти “может быть” окутывают ее туманом, совсем как теория Рупрехта, которая ничегошеньки не объясняет, а просто ставит вопросительный знак над всем, к чему прикасается; а телефон уютно лежит у него в кармане, оставаясь немым, как человек, не желающий ни с кем делиться своими секретами.
— Может, тебе отправить ей еще одно хайку? — предлагает Найелл.
— Послать новое сообщение — это все равно что написать прямо у себя на лбу большую букву “Л” — “лузер”! — говорит Марио. — Нет, сейчас самое верное — хранить хладнокровие и ждать.
— Ну да, — угрюмо соглашается Скиппи, а потом спрашивает: — А ты вообще уверен, что дал мне правильный номер?
— Да уверен я, уверен. Я никак не мог тут ошибиться.
— Но ты уверен, что это ее номер?
Марио щелкает зубами:
— Да говорю же тебе: это ее номер. Иди сам проверь, если мне не веришь.
— Пойти проверить? — Скиппи не понимает, в чем дело. — Что ты этим хочешь сказать — “иди сам проверь”?
— В туалет, — небрежно отвечает Марио. — В пончиковой “У Эда”.
Скиппи останавливается:
— Ты что, взял ее номер в туалете?
— Да! Он написан на двери средней кабинки.
Вначале Скиппи так ошарашен, что просто не находит слов.
— Ну и ну, Марио, — говорит Джефф, — на двери туалета…
— А что такого? Я не думаю, что кто-то стал бы писать там неправильный номер. Если хотите, можно вместе сходить туда и посмотреть — это в средней кабинке, под рисунком косяка, который одновременно изображает эякулирующий пенис.
Скиппи уже заново обрел дар речи — и пустил его в ход; Марио платит ему той же монетой, потом встревают другие, и эти споры так поглощают их, что никто не замечает, как из толпы к ним приближается какая-то фигура, — не замечают до последней секунды, когда этот кто-то, двигаясь с проворством и быстротой, какой не ожидаешь от человека его телосложения, встает позади Скиппи как тень, хватает его с обеих сторон за голову и быстро ловко ударяет об стену.
Скиппи валится на пол, как прихлопнутая муха, и некоторое время лежит там, распластавшись под доской объявлений, образовав преграду на пути учеников, идущих по коридору. Потом, с помощью Джеффа, он принимает сидячее положение и, морщась от боли, трогает свой кровоточащий висок. Деннис наблюдает, как Карл, расталкивая школьников, удаляется по кишащему народом коридору.
— Видно, надо это понимать так, что номер правильный, — говорит он.
В ту ночь Хэлли снится ее прежняя любовь; она просыпается — раскрасневшаяся, виноватая — за несколько часов до рассвета. “Говард?” — она нежно окликает его по имени, как будто он как-то мог узнать, что ей снилось. Но он не отзывается: рядом с ней его скованное сном, отвернутое в сторону тело поднимается и опускается, безмятежное и бессознательное, будто гигантский одноклеточный организм, который делит с ней постель.
Хэлли закрывает глаза, но уже не может уснуть, поэтому она заново прокручивает в голове свой сон: давний возлюбленный, залитая солнцем квартира на Малберри-стрит. Однако наяву все это теряет привлекательность; перебирая эти воспоминания, Хэлли чувствует себя вуайеристом, подглядывающим за чужой жизнью.
Когда она выходит из душа, солнце уже взошло. Ночью шел дождь, и сегодняшний день — трепетный и звонкий от красок — пропитан влагой.
— Доброе утро, доброе утро.
Говард влетает в комнату, уже в пиджаке, и, перед тем как открыть холодильник, целует ее в щеку. Он включает тостер, наливает себе кофе и садится за столик, уткнувшись в план урока. В течение последних двух недель он старается не глядеть на нее; она не может понять почему. Может быть, она сильно изменилась? Но ее лицо в зеркале такое же, как раньше.
— Ну, что сегодня будешь делать? — спрашивает он.
Она пожимает плечами:
— Писать о новинках техники. А ты?
— Учить ребят истории. — Вот теперь он поднимает голову, смотрит на нее и улыбается — плоской и фальшивой улыбкой, как в рекламе злаковых каш.
— Хотя знаешь что? Мне сегодня днем понадобится машина.
— Вот как?
— Да, мне нужно съездить на эту научную ярмарку.
— Там будет Фарли, подойди с ним поздоровайся.
— Хорошо. Но как быть с машиной? Заехать в школу в обеденное время и забрать ее?
— Да забирай ее прямо сейчас. Я могу и на автобусе проехаться.
— Ты уверен?
— Ну конечно, это куда разумнее, чем тащиться туда… Уф, знаешь, в таком случае я побежал… — Он смотрит на часы, бегло целует ее еще раз — и не успевает она и глазом моргнуть, как дверь за ним уже захлопывается.
Вот так они теперь и живут — словно два актера, исполняющие последние номера шоу, на которое уже не приходят зрители.
Утро проваливается в трясину электронных сообщений и пропущенных телефонных звонков, голосовых сообщений, обещающих новые сообщения, новые звонки. И все же перспектива куда-то выбраться днем немного скрашивает эту рутину. Хэлли постоянно слышит от разных людей, как же ей повезло: она работает дома! Не надо пользоваться транспортом! Не надо видеть перед собой начальника! Даже одеваться не надо! Она и сама раньше превозносила такую жизнь, привязанную к дому, или общество, полностью объединенное в Сеть, как его тогда называли, — как величайшее достижение “цифровой революции”. Ну вот и результат: она радуется возможности сходить на научную ярмарку для подростков как предлогу хотя бы накраситься. Берегись, как бы твои мечты не сбылись: такой девиз приходит ей в голову.
В Боллсбридже она паркует машину и, простившись с ярким дневным светом, попадает в сумрак выставочного помещения. Внутри темно, и все гудит от бешеной активности, будто в молодой муравьиной колонии. Куда ни глянь — всюду жужжат, искрятся, трещат, мигают таинственные новые приспособления; животные послушно нюхают электроды или крутят колеса; компьютеры что-то шифруют, дешифруют, конфигурируют. Однако, несмотря на всю эту суматоху, наука явно остается на втором плане для юных участников выставки: ходить между павильонами, ловя все эти перекрестные неприкрыто похотливые взгляды, — почти то же самое, что подвергаться насилию.
Хэлли обходит стенды и столы с экспонатами, разговаривает с их безмолвными или немногословными изобретателями, а мимо проходят их ровесники, явно пришедшие сюда по принуждению, с безнадежным видом узников, идущих на смерть: костлявые юнцы с нездоровым цветом лица в унылой школьной форме — мельтешащие, шлепающие друг друга, отпускающие одинаковые несмешные шуточки. Увидав вдалеке приятеля Говарда Фарли, она направляется к павильонам Сибрукского колледжа, где испытание системы выделения тепла на рептилиях сорвал геккон, ушедший в самоволку. Двое мальчишек ползают за павильоном, пытаясь отыскать его, держа в руках кусочки шоколадки “Марс”; двое других членов команды, похоже, больше озабочены тем, чтобы покрасоваться перед девчонками из Лорето, которые демонстрируют на другой стороне прохода ветряные мельницы.
