Бруклинские ведьмы - Доусон Мэдди (читаем книги TXT, FB2) 📗
— Ну а я рискну внести предложение: давайте спрячем этот дневник в надежном месте. Вы знаете, где он сейчас?
Я пытаюсь сообразить, что к чему. Я читала его в постели, потом отнесла вниз, когда шила мешочки для Сэмми, кажется, так? Я думаю, что вроде бы сунула его обратно на полку. Да, точно. Так и есть.
Поставила среди сборников рецептов на прежнее место.
У всех на виду.
Туда, где он всегда стоял, и любой мог его найти. Я встаю.
— Думаю, мне надо идти.
— Позвоните мне, если потребуется подкрепление.
Когда я поднимаюсь к себе, выясняется, что весь свет там выключен, и Ноа нигде нет.
Чувствуя себя по-дурацки, я начинаю звать его, хожу по всей квартире, включаю везде свет, заглядываю в каждый угол. Я посмотрела в своей жизни достаточно триллеров, чтобы знать: мне обязательно нужно проверить, не спрятался ли он за дверями или занавесками. Я даже захожу в ванную, не переставая кричать, и отдергиваю занавески душа.
До меня доходит, что я веду себя совсем как в детстве. Точно так же мы с Натали обыскивали все уголки после просмотра какого-нибудь ужастика. Однако в доме сегодня вечером определенно какие-то странные вибрации. Бедфорд съежился в своем вольере, он начинает поскуливать, когда я его оттуда выпускаю. Что-то здесь не так… будто воздух каким-то образом внезапно испортился, будто все молекулы перемешались и не смогли до моего возвращения вернуться на свои места.
— Ноа! — зову я. — Ты тут?
Ответа нет. Дверь его спальни открыта, свет выключен.
— Ноа?
Я щелкаю выключателем и вижу, что постельное белье снято, а в шкафу нет ничего, кроме пустых плечиков. Бедфорд лижет мне руку.
В коридоре стоит пустая картонная коробка, спортивный носок Ноа завалялся под ковриком в ванной. Значит, он наконец-то забрал свои вещи.
Но когда он заходил, до разговора с матерью или после? Вот в чем вопрос. Я бегу к себе в комнату и лезу в бельевой ящик, футболка на прежнем месте, и я встряхиваю ее, ища в рукаве письмо Бликс.
Его нет. Оно исчезло.
На всякий случай я выворачиваю футболку наизнанку, но безрезультатно. Я чувствую, как к глазам подступают горячие слезы. Как же я не догадалась, что в какой-то момент Ноа попытается найти письмо? Ноа же даже спрашивал у меня о нем, как же я могла счесть, что оно будет в безопасности в ящике с нижним бельем? Конечно, он собирался заняться поисками!
Патрик пищет мне:
«Слышу, как вы бегаете. Он там?»
«Его нет. Шкаф пустой».
«Клад в безопасности?»
«Патрик, письмо пропало! То, которое Бликс написала мне. Мне плакать хочется».
«Как насчет ДРУГОГО клада?»
«Сейчас проверю. Иду, иду… в кухне… ДА! Книга заклинаний и дневник на полке. Живы-здоровы».
«Ради бога, шифруйте свои сообщения! Разве так скрывают улики?!»
«Извините, забыла, что я теперь #подприкрытием. Сейчас вспомню свои шпионские навыки. Отныне зовите меня Наташей».
«ЗАМОЛЧИТЕ, Я В ЖИЗНИ О ВАС НЕ СЛЫШАЛ».
Я беру с полки книгу и иду с ней вниз. Возьму сегодня ее с собой в постель. А завтра позвоню Чарльзу Санфорду и расскажу, что случилось.
Компетентное мнение Бедфорда заключается в том, что мы должны выйти на прогулку, чтобы он мог сделать свои дела, а потом мне следует запереться на ночь в спальне, просто на всякий случай. Он ложится на пол носом к двери и каждые несколько минут рычит в подтверждение своей точки зрения.
Я практически уверена, что Ноа сегодня не вернется, но откуда мне знать? Я и подумать не могла, что Ноа до такой степени хочет заполучить этот дом. А он определенно озабочен этим.
Я подхожу к Бедфорду и чешу ему за ухом, приговаривая:
— Никого тут нет, малыш, только мы с тобой. Иди ко мне на кровать. Все хорошо.
Наконец он встревоженно забирается на кровать и устраивается у меня в ногах, но фары каждой проезжающей по улице машины посылают в наше окно сноп света, который проползает по стенкам и исчезает в углу. И Бедфорд каждый раз поднимает голову и порыкивает. То и дело до нас доносятся шумы — потрескивает, оседая, дом, гремит в батареях, смеются прохожие, хоть сейчас и середина ночи. Звук автомобильного выхлопа — и мы с Бедфордом подскакиваем на месте.
Наконец Бедфорд кладет голову на подушку, но еще долго лежит с открытыми глазами, хотя я думаю, что нам обоим давно следовало бы спать. Он словно знает, что с дурными вибрациями еще не покончено.
А я ужасно грущу по исчезнувшему письму. По моей связи с Бликс.
38
МАРНИ
В среду днем я наконец-то возвращаюсь домой из магазина, волоча восьмикилограммовую индейку и пакеты с другими продуктами — их так много, что я вызываю «Убер», вместо того чтобы воспользоваться подземкой.
Бедфорд даже оживленнее обычного, поэтому, выложив покупки, я беру его на поводок и вывожу на улицу. Но он ничем особенно не интересуется, с унылым видом орошает струей бортик тротуара, а потом садится на крыльцо и выжидающе смотрит на меня, словно это мне надо было выйти, а не ему.
Когда мы возвращаемся домой, он устремляется в спальню.
Моя голова полна кулинарных планов, но Бедфорд лает и носится вокруг… и тут-то по моему телу начинают бегать мурашки испуга.
Я иду за ним в спальню Бликс, которая выглядит иначе, не так, как два часа назад, когда я ее оставила. Ящики комода выдвинуты, и моя фланелевая пижама валяется на полу. А стены — они голые! Ну, не совсем, но с них сняты рисунки Бликс, ее талисманы, ее тканые панно.
И моя постель — она перерыта, одеяла расшвыряны.
Дыхание перехватывает в груди, когда я подбегаю к кровати и поднимаю подушку, под которой прятала «Энциклопедию заклинании».
Книги нет. Я роюсь в простынях и одеялах, заглядываю под индийское покрывало, смотрю на полу с другой стороны кровати.
Бедфорд глядит на меня.
Тайны Бликс исчезли. Я сползаю на пол.
Патрик приходит сразу, как только я ему звоню. Я впускаю его, мы идем по комнатам, я показываю ему все места, где висели раньше картины и поделки. В гостиной, в кухне, в коридоре — везде на стенах виднеются светлые пятна с торчащими гвоздиками.
У меня просто разрывается сердце.
Патрик говорит, что мне следует немедленно позвонить Чарльзу Санфорду, что я и делаю, но тот не снимает трубку. Ладно. Сегодня все-таки канун Дня благодарения, поэтому многие уже уехали на реку или в лес, вместо того чтобы сидеть у себя в офисах.
— Как вы думаете, мы должны позвонить в полицию? — спрашивает Патрик.
— Мне слишком грустно, — говорю я ему. — Мне не хочется, чтобы полиция охотилась на Ноа. Господи, его двоюродная бабушка умерла, может, с этими вещами у него связаны какие-то сентиментальные воспоминания. А потом, кто сказал, что Бликс не хотела, чтобы он взял кое-что из ее вещей?
— Ладно, — соглашается Патрик, хотя непохоже, чтобы я его убедила.
— Хотите кофе? — спрашиваю я. — Я каждый день сражаюсь с этим проклятым френчпрессом и сейчас готова к очередному раунду.
— О, я умею обращаться с этой штукой, — успокаивает он. И потом весьма квалифицированно готовит кофе. На нем джинсы и синяя кофта. Его темные волосы касаются воротничка, и мне это нравится, во всяком случае, в этот момент. У меня есть повод просто смотреть на него, я ведь притворяюсь, будто пытаюсь постигнуть тонкости взаимодействия с этим гнусным кофейным агрегатом, который меня ненавидит.
Обычно Патрик не любит, когда я на него смотрю. Но сейчас я вижу его удивительные, заново сшитые кисти рук и пальцы, вижу, как проворно он движется, и ничего не могу с собой поделать, думая, как поразительно то, что мы с ним сейчас вместе тут, в кухне Бликс. Стоим себе рядышком, я думаю о книге заклинаний, о дневнике Бликс, и дыхание в груди перехватывает. Все это кажется событием исключительной важности.
Патрик выпрямляется и вручает мне чашку с кофе.
— Хотите, немного помогу вам с пирогами? Чтобы у них вышла правильная корочка, — предлагает он. — Ведь я, как вам хорошо известно, король выпечки.
