Допустимые потери - Шоу Ирвин (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗

На следующее утро Деймон поднялся рано и сразу же двинулся из расположенного рядом с Фордс-Джанкшн мотеля на кладбище. Оно с одной стороны граничило с железной дорогой, связывающей Нью-Йорк, Нью-Хейвен и Хартфорд, а с другой – с двумя большими улицами. Содержалось кладбище в порядке, однако его расположение – между дорогой и центрами коммерции – город не красило. Тем не менее никто не слышал, чтобы обитатели погоста высказывали недовольство данным обстоятельством. С того времени, когда Деймон был здесь в последний раз (а это случилось на похоронах отца), население кладбища заметно выросло.

На участке, принадлежащем семейству Деймонов, стояли три надгробных камня и оставалось место для четвертого – его собственного. Отец был заботливым, любящим свою семью человеком. Деймон посмотрел на три зеленеющие молодой апрельской травой могилы – матери, отца и брата Дейви. Ему не удалось присутствовать на похоронах мамы, потому что она умерла, когда сын был в море, а после кончины Дейви родители решили, что Роджер слишком мал для того; чтобы смотреть на погребение.

Других Деймонов на кладбище не было, поскольку отец перебрался из Огайо в Форде-Джанкшн совсем юным.

Если бы Роджера спросили, почему через столько лет, пробежавших со времени последнего посещения родительских могил, он вдруг решил сегодня сюда приехать, ему было бы очень трудно найти ответ. Он понимал, что это каким-то образом связано с повторяющимися последнее время снами, в которых появлялся его отец. Кроме того, в его возрасте более или менее естественно задумываться о смерти и о месте последнего упокоения. Тем не менее Деймон знал, что после разговора с Шейлой решение арендовать машину и ехать ночью в Форде-Джанкшн он принял, повинуясь инстинкту, а не в здравом размышлении. Теперь, оказавшись здесь, чтобы почтить память любимых людей, он чувствовал, как исчезают его напряжение и горечь, а на смену им в душу приходит тихая грусть. Это ощущение покоя не могли нарушить ни шум идущего в Нью-Хейвен поезда, ни стук лопат или разговор двух рабочих, копающих невдалеке свежую могилу. Только что выкопанная глинистая земля пахла весной, и запах этот бросал вызов самой смерти или в крайнем случае делал ее менее устрашающей.

Три славных, любивших его когда-то человека. Отец – добрый, благородный и трудолюбивый. Мама, которая всегда могла служить опорой. Брат Дейви, ушедший слишком молодым, для того чтобы успеть согрешить. Семья, семья…

Да, это была хорошая идея приехать из Нью-Йорка в дом своего детства, чтобы пообщаться с отцом, матерью и братом и своими глазами убедиться в том, что их скромные надгробия находятся в полном порядке – последняя дань уважения этим чистым и любимым душам.

На следующий день после концерта, на котором давали «Реквием» Моцарта, Деймон посмотрел текст Мессы. Память еще не отказывалась служить ему, а школьных запасов латыни хватило, чтобы прочитать и запомнить первую часть.

Он не стал повторять три первые строки Мессы и сразу прошептал две последние, мрачно звучащие фразы: «Kyrie eleison, Christe eleison» [7]

С чувством стыда за то, что взвалил заботу о своих близких на чужих людей, он вышел с кладбища, отыскал ближайший цветочный магазин, купил там несколько белых лилий и, вернувшись к могилам, положил ароматные хрупкие цветки у каждого надгробного камня. Покойтесь в мире, добрые души, подумал он, и вступитесь за меня…

И чтобы хорошо тебе было…

Проявлений эгоизма невозможно избежать даже в самых благочестивых поступках.

Бросив последний прощальный взгляд, он вышел с кладбища и медленно покатил на арендованном автомобиле по городу.

Погрузившись в прошлое, он решил навестить места, где провел счастливые детство и юность, – старик, обращающийся к родникам памяти, вспоминающий те времена, когда ему неведомы были заботы и не надо было ежедневно подсчитывать те свежие раны, которые наносит возраст. Он решил, что поедет к тому старому дому, где появился на свет и где прожил восемнадцать лет вплоть до поступления в колледж. С той поры он там больше не жил. Он пройдет мимо школы, где учился, вспомнит уроки латинского и стихи «Старый моряк», которые читал вслух учитель английского языка, вспомнит школьный бал, когда впервые танцевал с девочкой. Увидит то футбольное поле, где после занятий ясными осенними днями радостными воплями приветствовал школьную команду… «А может, заглянув в телефонную книгу, – думал Деймон, – я увижу, что в городе еще остались друзья, которых я так быстро забыл, хотя в те годы не сомневался в том, что наша дружба продлится всю жизнь».

Теперь вернемся к живым, подумал он. Или пока еще живым. Он вошел в мотель и, отложив завтрак, позвонил в «Холидей инн» в Берлингтон.

Голос Шейлы в трубке звучал печально: – Она примерно все в том же состоянии. Это хороший признак, говорит доктор. Ох уж эти доктора… – вздохнула Шейла. – Мы вручаем им свою судьбу, цепляемся за их слова и интерпретируем эти слова самым благоприятным для себя образом. Они в этом не виноваты, но здесь уж ничего не поделаешь. Расскажи лучше о себе. Ты-то как?

– Превосходно. – Оливер с тобой?

– Нет. Я вечером уехал в Форде-Джанкшн. Звоню из мотеля. Решил, что полезно оставить Нью-Йорк на пару дней.

– Форде-Джанкшн, – произнесла она почти осуждающе. – Неужели тебе мало неприятностей, которые ты пережил в последнее время?

– Я прекрасно провел утро, – сказал он. – Поверь. Это была великолепная идея.

– Надеюсь, – протянула Шейла с сомнением. – Послушай, – продолжала она, – я не могу бросить школу больше чем на пару дней. Поэтому оставайся там, где ты сейчас, или странствуй в других местах, если тебе это нравится. Только не возвращайся в Нью-Йорк до тех пор, пока я туда не приеду. Я вот что подумала. Пасхальные праздники начинаются через неделю. Мы могли бы вместе уехать в Олд-Лайм дней на десять и все это время не видеть ни одной живой души. Мы оба смогли бы немного отдохнуть, а если что-то случится с мамой, то Берлингтон от тех мест совсем недалеко. Как тебе нравится эта идея?