Идиотам просьба не беспокоиться - Фишер Тибор (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
Откуда берется это навязчивое стремление быть не таким, как все, желание выделяться из общей массы? Миранда всегда недолюбливала репортеров, но в основном из-за их застенчивости, из-за неумения рисковать, а вовсе не потому, что считала профессию журналиста тупой или скучной. Молодящийся дяденька-металлист не хотел, чтобы его принимали за банального работника на окладе. Он полагал себя свободным художником. Творческий человек с богатым воображением, генератор оригинальных идей, а не какой-то конторский служащий, который отвечает на телефон. Лакей Большой Обезьяны, необузданный творец с богатым опять же воображением, играющий с красками, словами или сенсациями, а не потрошитель рыбы, сидящей рядом с другими, ничем не приметными потрошителями рыбы в одинаковой униформе, и делает свою вонючую, безрадостную работу, которая не может быть интересной просто по определению. Работать на Обезьяну – это, конечно, весьма увлекательно, но это еще не значит, что ты чем-то лучше других. Молодящийся дяденька-металлист думает, что искусство можно разбрызгивать, как лосьон после бритья. Старая лодка. Старый баркас.
А ее собственная погоня за славой? То же самое, разве что под другим углом. Зачем ей? Почему она вдруг решила, что в конце, за финишной чертой ее ждет награда? Неужели это действительно важно, заметят ее или нет? Неужели бурные аплодисменты сделают ее жизнь более настоящей? И имея в виду, что публика в массе своей определенно страдает отсутствием вкуса, стоят ли что-нибудь эти аплодисменты?
– Вот, скажем, слава: это хорошо или плохо? – спросила она у мужчины в очереди за ней.
– Я бы сказал, хорошо… потому что почти невозможно добиться славы, если у тебя нет денег.
Хороший ответ. Миранда принялась распихивать по пакетам свои покупки. Молодящийся металлист был все еще здесь – копался со своей сумкой на краю кассовой стойки, только место занимал. Теперь он нацепил темные очки а-ля эскадрон смерти. Для того, надо думать, чтобы выглядеть круче. Но даже при темных очках он источал не больше угрозы, чем намокший бумажный пакет. Если ты хочешь казаться крутым и прибегаешь для этого к помощи вспомогательных средств, ты тем самым заранее расписываешься в собственной несостоятельности; минимальные требования к системе – уметь смотреться крутым без темных очков. Или, может быть, все объясняется еще проще: поскольку теперь так принято, что темные очки – это круто, то каждый придурок уже не выходит из дома без темных очков, дабы оправдать коллективные ожидания и не прослыть придурком.
Она не помнила, носил ли Ли темные очки. Но, с другой стороны, Ли и не был крутым. Маленький, щупленький, с уже намечающейся ранней лысиной и разными возрастными болячками – хотя ему было только чуть-чуть за двадцать, – он был, наверное, самым скучным из всех знакомых Миранды, и, кстати сказать, совершенно от этого не страдал. Но он был единственным наемным убийцей, кого она знала лично.
Они познакомились, когда она работала официанткой в бистро, где Ли был шеф-поваром, что означало, что он самолично измельчал овощи для рагу и салатов. Он несколько не дотягивал до уровня хрюкотающего продавца с Оксфорд-стрит, потому что все-таки употреблял одно членораздельное слово – «да», – которому в соответствии с ситуацией придавал интонацией одно из трех выражений: удивления, согласия и агрессивной неприязни. Однажды, во время обеденного перерыва, Миранда сидела, читала газету и вдруг заметила, что Ли стоит к ней значительно ближе, чем это было необходимо для того, чтобы вскрыть пакет с чипсами. Обычно подобную позу мужик принимает, когда собирается пригласить тебя на свидание. Но Ли ограничился только тоскливым взглядом на отсыревшие чипсы. Момент прошел и больше не повторился.
А через несколько месяцев Миранда узнала, что Ли арестован за убийство двоих инструкторов по стрельбе из лука, которых он застрелил, когда они пили чай в какой-то кафешке в Ипсвиче. Она специально пошла на суд, чтобы убедиться, что это тот самый Ли, а не какой-то другой, и таки убедилась. Зевая, он выслушал приговор: два пожизненных заключения за убийство двоих людей, с которыми он никогда не встречался раньше, которые не сделали ему ничего плохого и ничем его не обидели и которые, как оказалось, были вовсе не теми людьми, которых его подрядили убить. Помимо того, что он сам проявил полную некомпетентность, так его еще и подставил его же заказчик, который – минут за пять до того, как Ли достал пистолет и прикончил ни в чем не повинных людей, – позвонил в полицию и сознался, что нанял Ли, чтобы тот грохнул двоих его соседей, совершеннейших дятлов, которые жутко его доставали одним своим существованием, но теперь передумал. Еще одно подтверждение недовых старых лодок.
Четыре тысячи фунтов, которые Ли получил от заказчика, нашли нетронутыми у него на квартире.
Миранда пыталась сделать из этого смешной номер, но у нее ничего не вышло. И она даже догадывалась почему.
Ей захотелось пить, и она зашла в первый попавшийся бар на Бревер-стрит и взяла пива. Она никогда не понимала, откуда вязалась эта мудрость, что печали топят в вине. Должно быть, это такой хитрый миф, придуманный заправилами винно-водочной индустрии, потому что ей действительно было не очень понятно, как пара кружек пива может поднять настроение и помочь ей забыть про облом с телевидением и про все остальные обломы. Ей не хотелось напиться; ей хотелось выступить на телевидении. Это как если тебе нужны новые туфли, а тебе предлагают жареного ежа. Среди ее знакомых не было никого, чьи печали и вправду утопли в вине. Во всяком случае, так вот навскидку не вспомнишь. Хронические алкоголики типа Френка пьют потому, что, по общему мнению, выпивка помогает забыться; и ведь многие в это верят, точно так же, как две-три тысячи лет назад люди верили, что верный способ избавиться от головной боли – это просверлить дырку в голове, или что если кого-нибудь задушить посреди засеянного поля, то урожай будет богатым. Может быть, сделать из этого номер? Или просто позвонить в Ассоциацию виноторговцев и пригрозить разоблачить всю их лавочку, если они не признают свою вину?
В дальнем конце бара Миранда заметила пожилую слепую женщину, которая, съежившись, пробиралась к выходу. Она подумала, что надо бы встать и помочь, но там было немало людей, которые сидели гораздо ближе, и если они не дают себе труда встать и помочь слепой женщине, то почему она должна быть лучше всех?! Миранда подумала, что если она когда-нибудь ослепнет, она вообще не будет выходить из дома, не говоря уже о том, чтобы гулять в одиночку по центру Лондона.
Слепая была уже у дверей, как вдруг дверь распахнулась, и в бар ввалился здоровенный черный детина, который увлеченно о чем-то беседовал со своими двумя приятелями. Он налетел прямиком на слепую женщину. Законы физики, похоже, ушли на обеденный перерыв, потому что детина свалился на пол, а пожилая слепая женщина устояла и невозмутимо направилась к выходу, как будто и не заметив, как амбал весом двадцать стоунов пытался ее растоптать.
– Смотреть надо, куда идешь, – прорычал амбал.
Никто ничего не сказал, и не только из опасения навлечь на себя гнев амбала, а потому что всем было стыдно и жалко его. Потому что он был тяжко болен. И даже не хронической глупостью, острой недостаточностью воспитания, черствостью или агрессивностью. Это был еще более страшный недуг, чем слепота. Миранда заметила одну характерную деталь: слепая женщина и не ждала извинений от человека, который едва ее не убил.
Вот что самое страшное; почти каждый день в нашей жизни – грубый, жестокий и непоправимый. Ключевое слово: почти. Если бы все было плохо всегда, то проблем было бы меньше. Но самое страшное, что все может быть хорошо, но почему-то не бывает. Миранда могла бы встретиться с продюсером и подписать контракт, потом купить все, что нужно, без очереди и выпить в баре нормального пива, а не безвкусного пойла, в то время как улыбающийся амбал помог бы слепой женщине выйти на улицу. Но все было не так, как могло бы быть.
