Полное собрание рассказов - Воннегут-мл Курт (книги TXT, FB2) 📗
— Ма, — язвительно сказал Фуллер, — а знаешь, что я сделал, когда номера в моей телефонной книжке кончились? Пошел в аптеку и сел возле стойки с газировкой — думал встретить там хоть каких-нибудь знакомых. Ма, — исступленно продолжал он, — никого я не встретил, кроме старика Бирса Хинкли! Ей-богу, не шучу. — Он встал и смял салфетку. — Ма, можно, я пойду?
— Конечно, иди. А куда ты? — Она просияла. — Навестить какую-нибудь симпатичную девушку?
Фуллер отшвырнул салфетку.
— Схожу в лавку за сигарой! Никаких девушек я больше не знаю, они все замуж повыскакивали.
Мать побледнела.
— П-понятно, — выговорила она. — Я и н-не знала, что ты куришь.
— Ма, — зло сказал Фуллер, — когда ты уже поймешь? Прошло полтора года, ма! Полтора года!
— И впрямь, столько времени… — Мать немного оробела от его пыла. — Что ж, ступай купи себе сигару. — Она тронула сына за руку. — Прошу тебя, не грусти. Подожди немного, и в твоей жизни станет столько людей, что и времени не будет хватать на всех. А потом ты встретишь хорошенькую девушку и женишься.
— Я пока не собираюсь жениться, ма, — натянуто проговорил Фуллер. — Сначала окончу семинарию.
— Семинарию! — воскликнула мама. — И когда же ты это решил?
— Сегодня днем, — ответил Фуллер.
— Но как? Что случилось?
— На меня снизошло что-то вроде откровения, ма. Как будто кто-то другой заговорил моими устами.
— О чем? — потрясенно спросила мать.
В гудящей голове Фуллера закрутился вихрь из Сюзанн. Он вновь увидел профессиональных соблазнительниц, мучивших его в Корее: они звали его с белых простыней импровизированных киноэкранов, с рваных плакатов, пришпиленных к мокрым стенкам палаток, с потрепанных журнальчиков в окопах. Эти Сюзанны сколачивали целые состояния, окручивая несчастных капралов Фуллеров со всего света — маня их ослепительной красотой, маня в никуда.
Дух предка-пуританина — в черном платье с жестким воротничком — вселился в Фуллера и завладел его голосом. Голос этот шел из глубины веков, голос охотника на ведьм, голос, исполненный праведного гнева, голос, сулящий погибель.
— Против чего я высказался? Против со-блаз-на.
Огонек его сигары в ночи был точно маяк, предупреждающий об опасности беззаботных прохожих. Так курить мог лишь обозленный человек. Даже мотылькам хватало ума не подлетать слишком близко. Подобно недремлющему красному оку, огонек бродил туда-сюда по деревенским улицам, покуда не уснул влажным погасшим окурком рядом с пожарной частью.
Бирс Хинкли, старый аптекарь, сидел за рулем пожарной машины — в глазах его блестела тоска по прошлому, по тем дням, когда он мог водить. А еще на его лице была ясно написана страшная картина того дня, когда с деревней случится очередная катастрофа: все молодые уедут, и некому будет повести машину к славной победе. Бирс частенько сиживал за ее рулем — вот уже много лет.
— Прикурить, что ли? — спросил он Фуллера, увидев между его губами погасшую сигару.
— Нет, спасибо, мистер Хинкли, — ответил тот. — Все равно уже невкусно будет.
— А так, можно подумать, вкусно! Ну и гадость эти сигары…
— О вкусах не спорят, — возразил Фуллер. — Кому что нравится.
— Ну да, на вкус и цвет товарища нет, — кивнул Хинкли. — Я всегда говорю: живи и не мешай жить другим. — Он поднял глаза к потолку. За ним было ароматное гнездышко Сюзанны и ее кота. — У меня в жизни только и осталось радостей, что видеть радость других.
Фуллер тоже посмотрел на потолок и храбро поднял тему, о которой они не решались заговорить.
— Будь вы молоды, поняли бы, почему я так с ней обошелся. От этих красивых зазнаек одна морока.
— Да и так понимаю, память-то не отшибло. Мороки с ними будь здоров.
— Если у меня когда-нибудь будет дочка, я бы не хотел, чтобы она выросла красавицей, — продолжал Фуллер. — В школе они так зазнаются, что света невзвидишь.
— Согласен, это ты верно подметил, — кивнул Хинкли.
— Если у тебя нет машины и денег, чтобы спускать на всякие развлечения, они тебя и близко не подпустят! — сказал Фуллер.
— А они что же, обязаны? — весело спросил старик. — Я бы на месте красоток тоже всякую шпану не подпускал. — Он кивнул сам себе. — Ну да что теперь говорить… Ты вернулся с войны и все счета свел. Высказал все как на духу.
— Эх-х-х… — протянул Фуллер. — Да таких разве проймешь?
— Ну, не знаю. Есть такая старая традиция в театре: играть во что бы то ни стало. Даже если у тебя воспаление легких или ребенок смертельно болен, ты все равно выходишь на сцену и играешь.
— Да вы меня не успокаивайте, у меня все хорошо. Я не жалуюсь.
Старик вскинул брови.
— А кто про тебя говорит? Я про нее.
Фуллер покраснел, смущенный собственным эгоизмом.
— У нее тоже все хорошо.
— Неужели? — спросил Хинкли. — Может, оно и так. Да только в театре сегодня дают спектакль, а она почему-то дома сидит.
— Да вы что? — изумился Фуллер.
— Ну да. И носу не кажет за дверь с тех пор, как ты отправил ее восвояси.
Фуллер попытался язвительно усмехнуться.
— Может, оно и к лучшему. Ладно, спокойной ночи, мистер Хинкли.
— Спокойной ночи, солдатик. Сладких снов.
Близился полдень, и жители Мейн-стрит понемногу шалели. Даже лавочники торговали как-то вяло, словно деньги больше не имели для них значения. Все взгляды были устремлены на большие часы с кукушкой над пожарной частью. Поселян мучил вопрос: нарушил ли капрал Фуллер ритуал или в полдень дверь наверху вновь отворится и прекрасная Сюзанна выйдет на балкон?
Старик Хинкли, готовясь к ее приходу, тщательно разглаживал нью-йоркские газеты, отчего они только мялись. То была приманка для Сюзанны.
За несколько минут до полудня в аптеку явился капрал Фуллер — сам вандал собственной персоной. На лице его была странная печать вины и раздражения. Большую часть ночи он проворочался, размышляя о своей обиде на красивых женщин. «Только и думают, что о своей красоте, — твердил он мысленно до рассвета. — Ничего-то от них не добьешься, даже который час не скажут, если спросишь».
Фуллер прошел мимо пустых стульев рядом со стойкой для газировки и будто бы ненароком крутанул каждый. Наконец он нашел тот самый, скрипучий, и взгромоздился на него — воплощение добродетели. Никто с ним не заговорил.
Сирена на пожарной машине коротко взвизгнула, возвестив о наступлении полудня. И тогда к дому подъехал грузовичок из транспортной конторы, похожий на катафалк. Вышедшие из него грузчики стали подниматься по лестнице. Голодный кот Сюзанны запрыгнул на балконные перила и выгнул спину, когда они скрылись в комнате. Очень скоро грузчики появились на пороге с ее сундуком, и тогда кот яростно зашипел.
Фуллер был потрясен. Он посмотрел на Бирса Хинкли и увидел, что тревожный взгляд старика сменился взглядом человека, больного двусторонней пневмонией, — ошеломленным, отчаянным, загнанным.
— Довольны, капрал? — спросил Хинкли.
— Я не говорил ей уезжать.
— Но выбора не оставили.
— Какое ей вообще дело до моего мнения? Я не знал, что она у вас такой нежный цветочек.
Старик легко дотронулся до плеча Фуллера.
— Мы все такие, капрал, все до единого, — сказал он. — Я думал, армия может научить молодого парня кое-чему хорошему. Например, он уяснит, что он не единственный нежный цветочек на свете. А ты, видать, не уяснил.
— Я никогда и не считал себя нежным цветочком, — буркнул Фуллер. — Плохо, что так вышло, но она сама напросилась. — Он сидел опустив голову. Уши у него горели огнем.
— А здорово она тебя напугала, а? — спросил Хинкли.
На лицах тех немногих любопытных зевак, что сбрелись на разговор, расцвели улыбки. Фуллер увидел их и понял, что в его арсенале осталось одно-единственное оружие — гражданская ответственность при полном отсутствии чувства юмора.
— Кто тут напуган? — проворчал он. — Я не напуган. Рано или поздно кто-то должен был вынести этот вопрос на обсуждение.
