Ангелы на кончике иглы - Дружников Юрий (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
Пройдет, твердо говорила она себе. Достаточно будет его видеть, хотя бы изредка, и больше ничего. Ну, еще слышать, что он говорит, – пусть не ей, другим. Главное, переключиться на что-нибудь другое: ведь все позади! Но какая-то новая власть распоряжалась теперь Надеждой. Если раньшe в мыслях, на работе или дома, за полночь ложась в постель, она говорила с ним, слушала его, они гуляли по улицам, и этого было достаточно, то теперь во рту было кисло, яблоко хотелось откусить еще раз. Она стыдилась, уверяла себя, что долго играть в современную активную женщину выше ее сил. А это была не игра.
Останавливало ее лишь то, что это отпугнуло бы его совсем. Она металась. С вечера говорила себе, что завтра подойдет к нему и пригласит в кино. Она брала билеты, но утром видела его в редакции, устремленного к целям, содержание и глубина которых были ей непонятны или казались второстепенными, когда между ними произошло такое. Он спорил с кем-то в коридоре, отчаянно матерясь, и она спешила пройти мимо, хотя безо всякой неприязни слушала эти жуткие и сочные слова. Ему было не до нее. Она убегала в туалет, рвала там билеты и, спуская воду, уносившую клочки, плакала, и потом долго стояла, глядя в окно на корпус печатного цеха, в котором гудели ротационные машины, ждала, пока спадет краснота с глаз. Наконец Сироткина решилась.
– Слушай, – весело прощебетала она, как бы случайно остановив Вячеслава в коридоре.
– Привет!
Ивлев глядел на нее рассеянно и ждал, что она скажет дальше. А она задохнулась, слова смешались, легкости хватило только на одно слово.
– Ты чего? – удивленно спросил он.
Она сжимала кулаки. Длинные ногти впились в ладони. После паузы, такой затянутой, она наконец вспомнила что заранее придумала сказать. Шепотом, медленно выдавливая слова и заставив себя опять беззаботно улыбнуться, Надежда произнесла:
– Между прочим, я подсчитала: у меня сегодня юбилей.
– Поздравляю? А какой?
– Ровно три года, как мне вырезали аппендикс.
– Надо сказать Рапу. Пусть напишет передовую.
– Не надо. А вообще, если хочешь, можем отметить. Ну, например, сходим в Дом журналиста… Деньги у меня есть.
– Понимаешь… – замялся он. – Я ночью улетаю.
– Куда?
– В Новосибирск. Рап просил накатать статью секретаря обкома о субботнике. Сам Paп в Сибирь не любит ездить – надо же выручить старика.
– Надолго?
– Неделька.
– А вечером?
– Что – вечером?
– Ничего!
Надя вспыхнула, внезапно возненавидев его. Ей захотелось немедленно резко ответить или ударить Ивлева, чтобы точка была поставлена. Но она улыбнулась опять и ушла, стараясь шагать легко и независимо. День тянулся нудно, как пленка в магнитофоне с подсевшими батареями. А вечером Сироткина взяла у Инны Светлозерской в машбюро перламутровую помаду, накрасила губы и поехала в Дом журналиста. Одна. С твердым намерением наперекор приличиям выпить за светлую память о своем аппендиксе.
Войти в ресторан Надя все же не решилась. Она взяла у стойки кофе и рюмку коньяку. Сироткина высмотрела пустой столик у стены, заполненный обертками от конфет. Она села спиной к проходу, чтобы никого не видеть. После глотка коньяку стало тепло. Ивлев передумает и заедет сюда перед отлетом на полчаса. Она глотнула еще, и Ивлев стал более расплывчатым. Надежда вынула сигарету, рассчитывая, что остатки этого негодяя улетучатся вместе с табачным дымом – единственным (если не считать алкоголя) наркотиком, почему-то разрешенным в ее родной стране. У нее не было спичек, она оглянулась.
– Разрешите?
Худой и длинный парень в клетчатом свитере поднес к ее лицу красивую иностранную зажигалку, ловко повернул ее пальцами и чиркнул, осветив ее чистый лоб. Сироткина прикурила.
– А за это, – спросил он, – вы не дадите мне сигарету?
– За это я ничего не дам. Просто так – пожалуйста.
Без лишних церемоний он присел к ней и закурил. Мальчик был моложе Надежды и никакого практического интереса не представлял. Надо было сразу вежливо сказать ему, что сейчас к ней подойдет муж. Но Ивлев, оказалось, не улетучился, и ей хотелось отомстить ему. На роль роковой соблазнительницы Сироткина не годилась, но когда ее уговаривали отомстить, можно было согласиться.
– А я вас здесь уже не раз видел.
Он сказал то, что должен был сказать, и ничего другого.
– У вас хорошая память, – сказала Надя.
– Это даже родители признают.
– Почему «даже»?
– Потому что их все во мне раздражает. Представляю, как мать подпрыгнула бы, если бы узнала, что я хочу жениться.
– Поздравляю! – Надя произнесла это слово с интонацией Ивлева и рассердилась сама на себя.
– Спасибо!… Только невесты еще нет…
– Ну, это не проблема!
– Проблема! У меня жесткие требования: вес 45, рост 160, размер бюста четвертый. В общем, похожа на вас.
«У меня размер третий», – сказать это у Нади чесался язык.
Но она решила, что неприлично растлевать малолетку пошлостью, которой в нем и без ее поддержки достаточно. И она произнесла:
– Вы прямо-таки восточный султан!
– Давайте выпьем!
– По чашке кофе.
– И по коньяку!
– Вы разве не пили?
– А вы? – удачно парировал он. – Я всего четыре рюмки – грамм двести, не больше.
– А можете сколько?
– Семьсот пятьдесят пил, – скромно сказал он. – Больше не пробовал. Попробуем?
«Не рассердятся ли папа с мамой?» – могла бы спросить она.
Но не стала его унижать.
– Нет, это слишком дорого. Но, по одной, малюсенькой…
Они выпили.
– Вы мексиканскую водку пили? – спросил он. – У них к бутылке привязан мешочек перца, а внутри плавает заспиртованный червяк. Он придает особый аромат, понимаете? На стол ставят лишнюю рюмку и на закуску червяка целуют…
Выпили они еще по три рюмки, и Надя подумала, что уже одно то обстоятельство, что она пьяна одна, без Ивлева, хорошая месть ему за его эгоизм. Новый знакомый не очень ловко помог ей надеть шубу. При этом он как бы случайно прикоснулся к ее шее и волосам, а она как бы случайно отклонилась. На улице он взял ее под руку и подвел к бежевому «Москвичу». Остывший мотор долго не хотел запускаться, и похоже было, что не заведется вообще. Надежда сидела в холодной машине, уткнув нос в пушистый меховой воротник. Мотор завелся, и ее новый знакомый, не грея двигателя, резко выехал. Непрогретый мотор дергал, чихал. Машин, пешеходов и милиции на Никитском бульваре было мало; падал легкий, сухой снежок, разбегающийся от машины по асфальту в разные стороны. Выскочив из тоннеля, «Москвич» тормознул на перекрестке: горел красный свет.
– Есть идея. Прокатимся в лес?
– Ночью?!
– Что мы – дети? Погуляем.
– В такой-то холод?
– Печку включим, – он сдвинул рычаг.
Вентилятор заверещал, гоня теплый воздух к ногам.
– В другой раз, ладно? – ласково сказала Сироткина. – Отец ждет, будет сердиться… Мне вот сюда.
– Провожу.
– Не надо, я сама.
– Провожу! – упрямо сказал он и вошел за ней в подъезд.
Лифтер внимательно оглядел его, но, поняв, что он с Надей, ничего не сказал, только проследил за ними глазами, пока они поднимались по лестнице.
– А поцеловать? – спросил он, когда она протянула ему руку.
– Кого? – она подняла удивленные глаза.
– Тебя.
– Не рано ли?…
Он неловко притянул ее к себе. Надя отвернулась и попыталась освободиться.
– Пустите, сэр. Я не мексиканский червяк. Нельзя!
– Почему нельзя? – он вдруг поглупел. – Можно!
– А я говорю – нельзя!
Она наклонилась, прошмыгнула у него под рукой и стала искать в сумочке ключ.
– Когда же будет можно? – спросил он, качнувшись.
Надежда пожала плечами и вставила ключ в дверь.
– Давай еще постоим тут. Домой неохота…
– Лучше в другой раз. Запомните телефон?
Он записал номер на пачке сигарет.
– А может, прокатимся?
Но она уже отворила дверь.
– Ты меня по телефону с другим Борисом не спутаешь? У тебя другого знакомого Бориса нету? Я Макарцев. Макарцева знаешь, моего отца? Его все знают.
