Ангелы на кончике иглы - Дружников Юрий (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
– Ты позвонила Таврову? – нетерпеливо спросил он жену. – Где же он?
– Конечно, позвонила! Сказал, приедет… Сейчас протру тебе спину. Надеюсь, я сделаю это аккуратней сестры, хотя тебе, может, и приятней, чтобы протирала она и хлопала при этом ресницами.
– Не говори глупостей, Зинуля.
Он прикрыл глаза в полудреме, а Зинаида протерла ему спину до самого копчика ваткой со спиртом от пролежней. Она опять села, раскрыла «Трудовую правду» и просматривала ее. Иногда она это делала, но только при Игоре Ивановиче. Думала она о том, как удачно ей удалось сделать дорогой подарок палатной врачихе. На доллары, оставшиеся от последней заграничной поездки мужа, она купила в валютной «Березке» джинсовый костюм и японские часы, узнав, что у врачихи сын-подросток. Та была очень рада и тут же сообщила, что ей уже обещали по великому блату новый швейцарский препарат, которого тут, в Кремлевке, днем с огнем не найти, и она его израсходует на Макарцева. Зинаида Андреевна пообещала ей японский зонтик и заодно спросила размер ее обуви, после чего они расстались довольные друг другом. Мужу, разумеется, рассказывать это было ни к чему.
Хорошенькая сестра приоткрыла дверь и тихо произнесла:
– К вам гость, Игорь Иваныч. Можно пропустить?
– Давайте, давайте, – сказал он.
Сестре этой Зинаида недавно подарила флакон французских духов. Вопрос, только что заданный сестрой, Макарцеву понравился, и глаза у него заблестели. Сами давали разрешение медперсоналу пропускать к себе те больные, у кого дело шло на поправку, кто снова становился ответственным работником. В палату медленно и неуклюже вошел Яков Маркович, придерживая белый халат у шеи рукой, более волосатой, чем его голова. Он замахал руками, затопал на месте, брызгая слюной.
– Макарцев, Макарцев! Ты с кем-нибудь свою болезнь согласовал? Ведь по всем данным в больницу должен был загрохотать я…
– Почему ты? – слабо улыбнулся Игорь Иванович.
– Я в больницу всегда готов, как юный пионер.
– Не очень ты похож на юного пионера, правда, Зина?
Она вежливо улыбнулась.
– Я выходил строиться на линейку в другом лагере, вот и выгляжу не очень свежо. У меня сто болезней, а ты взял мой процент на себя!
– Будет считаться! Рад тебя видеть, старина. Познакомься, моя супруга. Зина, это Тавров, ты о нем слышала.
– Раппопорт, – представился Тавров.
– Мы уже знакомы, – Зинаида Андреевна протянула руку. – Заочно.
– Заочно я воспринимаю только партийные постановления. А красивых женщин, вы знаете, так мало, что их надо посмотреть.
– Муж не ценит, – она погладила Игоря Ивановича по голове.
– Зинуля! – Макарцев похлопал ее по руке. – Хватит здесь отсиживать. Борька придет обедать, а тебя нет. За меня не волнуйся. Мы тут с Яковом Маркычем чуток потолкуем о газетных делах – тебе это неинтересно…
Он притянул жену за руку к себе и поцеловал в щеку. Зинаида улыбнулась Якову Марковичу.
– Умоляю, недолго. Ты должен меня слушаться. Это я говорю как врач.
– Ты не врач, Зинуля, а жена ответработника.
Она с показной обидой надула губы и тихо притворила за собой дверь.
– Что там творится, рассказывай! – жадно набросился Макарцев на Якова Марковича, едва жена исчезла за дверью. – Кстати, я на досуге прочел твою статью «Писатели – идеологические бойцы». Дельно, и главное, правильные обобщения. Чего ты смеешься?
– Писатели, – пробурчал Раппопорт, – бывают двух категорий: те, за кого пишут, и те, кто пишет за других.
– Но есть ведь и настоящие писатели?
– Боюсь, они не бойцы идеологического фронта…
– Ну их к Богу! – Макарцев сделал вид, что понял иначе. – Нам хватает хлопот с нашими писателями. О них и будем думать…
– Если так…
– Вот что, Тавров. Расскажи лучше о субботнике. Какой план действий дальше?
– Что рассказывать?… Соцстраны нас, конечно, поддержали. Весь наш лагерь выйдет с лопатами. Куда уж дальше?
– Да, это размах! Ай да жилу раскопал! Вот это, я понимаю, журналистика! От души поздравляю! Погоди вот, выйду из больницы, поставлю вопрос о том, чтобы представить тебя к премии Союза журналистов…
– Не надо. Не надо премии, – замахал руками Раппопорт. – Ты лучше Ягубова умерь…
– Мешает? Вот сукин кот! Не понимает важности мероприятия. Ну и кругозор у моего зама!
– Не об этом. Он понимает!… Я знаю, антисемитом быть необходимо…
– Чепуха!
– Но нельзя же так в лоб…
– Вот сволочь! Не бойся, Яков Маркыч! Пока я главный редактор этой газеты, тебя никто пальцем не тронет, так и знай!… Вот что… Готовь-ка доклад к очередному партсобранию о требованиях идеологической работы в новых условиях.
– Я – свой доклад на собрании?
– Ты, ты! Ягубову дам указание. Тебе это важно для партийного авторитета. На собрании будут представители райкома, горкома, ЦК.
– Пожалуйста, мне что – жалко?
В разговоре возникла пауза, и Яков Маркович снова подумал, зачем он все же понадобился Макарцеву. Не для того же, в конце концов, чтобы поздравить с рождением идеи юбилейного субботника! И уж тем более не для того, чтобы поручить доклад на партсобрании. Неужели опять он беспокоится о той папке?
– Кстати, чтобы не забыть, Тавров, – Макарцев прервал молчание, поморщился от боли. – Помнишь о папке?
В больнице Макарцев то и дело возвращался к ней мыслями. Маркиз де Кюстин не давал ему покоя. Разумеется, Игорь Иванович правильно поступил тогда. Но теперь обстоятельства изменились. В его столе может что-либо понадобиться, будут искать. Не исключено, что это станет делать Кашин или посторонние… А вдруг кто подумает, что Макарцев доносит на сотрудников? От этой мысли у Игоря Ивановича заболела грудь.
– Так вот, о папке, – сердясь на самого себя, повторил он, глянув на дверь. – Что-то у меня душа не на месте. Должность обязывает, сам понимаешь! Раз у меня лежит, значит, я вроде как с ней связан. Глупость, считаешь?
– Надеюсь, ты меня не заставишь добровольно нести ее на Лубянку?
– Плохо же ты обо мне думаешь! Просто, пока я болен, надо ее, от греха подальше, спрятать, чтобы не валялась в кабинете. Мало ли что!
– Разумно, – тряхнул головой Яков Маркович. – Вынесу – никто не заметит.
– Она в среднем ящике стола.
– В среднем так в среднем… Спрячу ее вне редакции, так?
– Вот именно, – глаза у Макарцева заблестели. – Нет ее – и все. А на нет и суда нет!
– Суд-то есть! Но зачем лишние улики?
– Вот именно! Значит, сделаешь?
– А как же! – Тавров протянул Макарцеву руку. – И не думай ты больше об этой папке. Держи, Макарцев, хвост морковкой! Я ушел, и меня здесь не было.
Спустившись в мраморный вестибюль, Яков Маркович отдал гардеробщице халат и, кряхтя, натягивал пальто, когда к нему подошла Зинаида Андреевна.
– Вы? – удивился Раппопорт. – Разве вы не уехали?
– Я ждала вас… Скажите, о чем просил Игорь Иваныч?
– Откуда вы взяли, что он меня просил? А если это я его просил?
– Нет! Он… Сюда бы никто к нему с просьбой не пошел! Я бы не допустила…
– Ну хорошо. Допустим, он. Разве вам это интересно? Женщины от этих проблем далеки. И нужно долго объяснять, с самого начала…
– Долго? Ничего! Знаете, я ведь чувствовала, что он от меня что-то скрывает… Спрашиваю, а он отшучивается…
– Ваш муж слишком близко принимает к сердцу престиж газеты, вот и нервничает… Мы начали кампанию в масштабе всех соцстран.
– Субботник?
– Он самый! И есть реальная опасность – она-то и тревожит Макарцева больше всего. И, честно говоря, я думаю, не без оснований…
– Опасность?
– Опасность, что инициативу, мягко говоря, присвоят себе другие газеты или партийный аппарат.
– Чем это пахнет?
– Тогда и работа будет оценена не наша.
– Ну и что?
– И из кандидатов в члены ЦК переведут не Макарцева, а другого. Хотите что-то спросить?
– Вы сказали, что я красивая женщина, Яков Маркыч. Вы имели в виду, что я дура?
– Что вы, как можно?
