Нагие и мёртвые - Мейлер Норман (бесплатные серии книг .TXT) 📗
— У меня все время как будто зуд какой-то... Я в отца пошел.
Ему все время лезли в голову всякие идеи. У него была целая куча книг, а мать взяла да и продала их. Все вы такие, женщины.
— Как же ты уедешь, Ред? И как же мать останется без тебя, без твоего заработка? — недоумевает девушка.
— Настанет время, плюну на все и уеду. Я никому здесь ничего не должен, и ничто не удержит меня. — Вглядывается в темноту.
На его лице признаки нетерпения, гнева и других чувств, навеянных картиной заходящего за холмы солнца. — Ты хорошая девушка, Агнесса. — Мысль о том, что Агнессу придется оставить, вызывает жалость к самому себе и несколько омрачает настроение. — Но я не собираюсь жить, как отец. Не хочу все время торчать в шахте и в шахте же умереть.
— То, что ты задумал, это большое дело, Ред.
— Конечно. — Он вдыхает весенний сладковатый ночной воздух, чувствует запах земли. — Знаешь что я тебе скажу, я не верю в бога.
— Не может быть, Ред!
Ред вспомнил прикрытое одеялом тело отца. Взрыв превратил его почти в лепешку.
— Да-да. Просто не верю, и все.
— Я иногда тоже не верю, — призналась Агнесса.
— С тобой можно говорить, ты понимаешь.
— Плохо только, что ты собираешься уехать.
— Ничего не поделаешь.
Он знает, что тело у Агнессы молодое, упругое, знает, как пахнет ее грудь, похожая на припудренное тальком тело младенца, но он знает и то, что все женщины в этом шахтерском городке в в конце концов высыхают, как бумажная веревка. Взять хотя бы этого Джо Маккея, который сделал Алисе ребенка, а потом оставил ее. «Хотя она сестра мне, я все же не осуждаю его. Ты должна понять это, Агнесса».
— Ты бессердечный, Ред.
— Да, ты права. — Восемнадцатилетнему такие слова кажутся похвалой.
Если шахта закрывается, ты, конечно, остаешься без работы.
На какую-нибудь неделю это неплохо: можно поохотиться на зайцев, сыграть пару раз в футбол, но вскоре все это приедается.
Большую часть времени приходится проводить дома, а дом — это сплошные спальни, за исключением разве кухни. Маленькие братья Реда вечно шумят, а Алиса, которая нянчит своего внебрачного ребенка, вечно мрачная и угрюмая. Когда Ред работал, было легче, а теперь почти все время приходилось толкаться дома, в семье.
— Я уезжаю отсюда, — не выдерживает Ред.
— Что? О боже! Нет, нет, не может быть! — удивляется мать.
(Она такая же, как отец, — низкорослая полная женщина, так и не сумевшая избавиться от шведского акцента.)
— Я больше не вынесу этого. Не хочу погибнуть ни за что ни про что. Эрик уже достаточно вырос, чтобы работать на шахте, если она когда-нибудь откроется.
— Ты не уедешь, — говорит мать.
— Я сам знаю, что мне делать! — кричит Ред. — Что человек может получить здесь? К чему он стремится, помимо того чтобы набить желудок?
— Скоро Эрик начнет работать. Ты женишься. Найдешь себе шведку.
Ред стучит кружкой по столу.
— К черту все это! Мне уже надоели разговоры о женитьбе. — (Агнесса... Идея о женитьбе не столь уж неприятна, но он решительно отбрасывает ее.) — Я уеду отсюда. Я не собираюсь прожить большую часть своей жизни с буром в руках и в ожидании, когда на меня обвалится штольня.
В кухню входит сестра Реда.
— Ты сопливый мальчишка, тебе ведь только восемнадцать лет.
Куда ты уедешь?
— Это не твое дело! — кричит Ред.
— Как это не мое, оно касается нас всех! Все вы, мужчины, одинаковы — оставляете нас в трудном положении, а сами удираете.
Вы не имеете права так поступать! — кричит сестра.
— В чем дело? — удивляется Ред. — Поесть тебе всегда здесь найдется.
— А может быть, мне тоже хочется уехать. Может быть, мне не нравится прозябать здесь всю свою жизнь без всякой надежды выйти замуж.
— Это твое дело. Я здесь ни при чем, и ты меня не удержишь.
— Ты тоже такой же, как тот, который удрал от меня. Человек, который заварит кашу и удирает, чтобы не расхлебывать ее, — это самый ничтожный человек.
Ред дрожит от гнева.
— Если бы я был на месте Джо Маккея, я тоже удрал бы от тебя. Он правильно сделал, что удрал.
Вот он и поругался с сестрой.
— Как ты смеешь говорить такое своей сестре?
— А зачем ему было оставаться? Он получил от тебя, что хотел, и точка.
Сестра с размаху бьет Реда по щеке. В его глазах появляются слезы обиды и гнева. Смахнув их, он смотрит на нее свирепым взглядом.
— Лучше уезжай, — вмешивается мать. — Плохо, когда в семье начинаются драки. Уезжай.
— А как же с работой в шахте? — Ред чувствует, что его решимость ослабла.
— Эрик... — отвечает со вздохом мать. — Когда-нибудь, Ред, ты поймешь, как плохо поступил сегодня. Господь с тобой.
— Человеку нужно уехать. Он здесь как в затхлой норе.
Эти слова не приносят Реду облегчения.
В 1931 году любые поездки и странствия приводили в джунгли бродяжничества.
Но пути туда были разные.
Товарные поезда из Монтаны, через Небраску в Айову.
Поденные работы на фермах.
Сбор урожая и работа на зернохранилищах.
Перевозка навоза.
Ночевка в парках и арест за бродяжничество.
Когда Реда выпускают из окружного исправительного дома, он идет обратно в город, тратит заработанный доллар на хороший обед и пачку сигарет, а вечером устремляется на отходящий из города товарный поезд. Луна серебрит мелькающие с обеих сторон дороги кукурузные поля. Ред устраивается поудобнее на платформе открытого товарного вагона и смотрит в небо. Приблизительно через час на платформу забирается еще один бродяга. У него есть фляжка виски. Они распивают ее и выкуривают сигареты Реда. Потом они ложатся на спину и смотрят на звезды. Небо как бы трепещет в такт покачиваниям и подпрыгиваниям вагона. «Не так уж плохо», — думает Ред.
— Господи, сегодня ведь суббота! — восклицает сосед Реда.
— Ага.
В субботние вечера в шахтерском городке, где жил Ред, в церковном подвале устраивают танцы. Круглые столики покрыты клетчатыми скатертями. За каждым столиком семья: шахтеры, их взрослые сыновья и дочери, жены, бабушки, дедушки и маленькие ребятишки. Некоторые матери приходят сюда даже с младенцами и на глазах у всех кормят их грудью.
Провинция.
Воздух в подвале тяжелый. Вонь. Шахтеры приносят с собой по бутылочке и, напившись, становятся мрачными, угрюмыми. А что еще можно ожидать от усталых людей в конце рабочей недели?
К полуночи шахтеры начинают скандалить со своими женами. Ред хорошо помнит, как отец всегда бранился с матерью, а принадлежавший компании оркестр — скрипка, гитара и пианино — наигрывал в это время какую-нибудь кадриль или польку.
Для парнишки из шахтерского городка интересно и ново напиться в субботу на платформе товарного вагона. Горизонт расширяется на миллионы миль. Кругом серебрятся кукурузные поля.
Джунгли бродяг — это болотистые районы за городом, пустыри, заросшие сорняком, неподалеку от железной дороги. Тут вырастают жалкие грязные лачуги. Крыши сделаны из заржавевших листов гофрированного железа, а через дощатый настил-пол пробивается трава. Большая часть обитателей спит прямо на земле около лачуг, а моется в речушке с коричневой водой, лениво текущей по придорожной болотистой земле. В жаркие дни время ползет медленно. Над мусорными свалками — крупные золотисто-зеленые мухи. В поселке безработных несколько женщин. Ночью Ред и несколько других парней проводят время с ними. Днем — шатание по городу, тщательный осмотр консервных банок на мусорных свалках, попытки выпросить подаяние. Однако чаще всего — простое сидение в тени, разглядывание проходящих поездов и разговоры, разговоры...
— Джо сказал, что скоро нас выгонят отсюда.
— Вот сволочи!
— А знаете, ребята, скоро будет революция. По-моему, нам надо организовать поход в Вашингтон.
— Гувер покажет тебе поход... Брось обманывать себя, Мак.
— А я представляю, как бы мы пошли... «Люблю парады и бой барабанов...»
— Слушайте, ребята, я тут давно наблюдаю... Это все из-за проклятых евреев. Во всем виноваты они. Евреи всего мира.
