Нагие и мёртвые - Мейлер Норман (бесплатные серии книг .TXT) 📗
Для солдат разведывательного взвода, спавших всею в десяти ярдах позади Уилсона, пулеметная стрельба была совершенно неожиданной. Все моментально проснулись, как будто через них пропустили сильный электрический заряд. Сначала солдаты прижались к земле, но, когда стрельба прекратилась, все постепенно поднялись. Никто, конечно, не знал, что стрелял Уилсон. Все думали, что это новая атака японцев, и каждый пережил несколько страшных секунд, пока не проснулся окончательно.
Гольдстейну показалось, что он заснул на посту. Он несколько раз отчаянно прошептал: «Я не спал, я только закрывал глаза, чтобы обмануть японцев. Я был начеку. Клянусь, я был начеку».
Мартинес спросонья захныкал: «Я отдам зубы назад, честное слово, я отдам зубы».
Вайману снилось, что он не удержал противотанковую пушку.
Он быстро лепетал: «Это не я виноват. Гольдстейн отпустил, а не я». Вайман чувствовал, что в действительности виноват он, а не Гольдстейн, но в этот момент он окончательно проснулся и обо всем сразу же забыл.
Ред спал лицом вниз, и ему снилось, что это в него стреляет тот японский солдат со штыком. «Ну давай, давай, ты, ублюдок», — бормотал он, пока не проснулся.
Галлахер подумал: «Меня хотят убить».
Крофт на какой-то момент был парализован страхом. Ему казалось, что японцы форсируют реку, а его руки и ноги будто привязаны к пулемету и он не может пошевелить ими. Когда прогремела вторая очередь, Крофт почувствовал, что его руки и ноги освободились, и он громко крикнул: «Идите! Идите, убейте меня, ублюдки!» В этот момент он проснулся с мокрым от пота лицом, а в следующий момент уже полз к пулеметному окопчику, в котором сидел Уилсон.
— Взвод, в ружье! На линию огня! — громко скомандовал Крофт. Он все еще не разобрался, действительно ли они находятся на реке или нет.
В следующий момент, когда Уилсон дал третью очередь, Крофт понял, что стрелял Уилсон, а не японцы, а еще через мгновение, что они находятся не на реке, а в биваке второго батальона. Крофт спрыгнул в пулеметный окоп и сильно дернул Уилсона за руку.
— В кого ты стреляешь? — громко спросил он и только теперь проснулся окончательно.
— Я попал в него! — возбужденно ответил Уилсон. — Я сшиб эту сволочь!
— Что? — спросил Крофт, на этот раз шепотом.
— Куст! Вон там, — показал Уилсон пальцем. — Он мешал мне наблюдать. Он мне все время действовал на нервы.
К окопчику осторожно подползли остальные солдаты отделения.
— Значит, никаких японцев здесь не было? — спросил Крофт.
— Откуда? Что ты! — беспечно ответил Уилсон. — Если бы я увидел хоть одного японца, я не стал бы стрелять из пулемета, а пустил в ход винтовку. Зачем же обнаруживать свою позицию из-за одного японца?
Крофт едва справился с приступом гнева. Он схватил Уилсона за плечи и сильно тряхнул, хотя тот был намного крупнее его.
— Клянусь всеми святыми, — прохрипел он, — если ты еще раз выкинешь что-нибудь подобное, застрелю... Я... — От гнева Крофт запнулся. — Назад! — крикнул он подползавшим солдатам. — Тревога ложная!
— Кто стрелял? — спросил кто-то шепотом.
— Идите назад! — властно скомандовал Крофт. Он снова повернулся к Уилсону: — Это самый безобразный трюк из всех, которые ты выкидывал, Уилсон. Считай себя в моем черном списке.
Крофт вылез из окопа и направился к своей палатке. У него дрожали руки.
Уилсон совсем сбился с толку. Он все вспоминал, каким радостным и веселым Крофт был, когда они пили виски, и никак не мог понять, на что он так рассердился теперь. «Что могло его так разволновать?» — недоуменно задавал себе вопрос Уилсон. Он усмехнулся, вспомнив, как Крофт тряхнул его. Это рассердило Уилсона. «Неважно, что я давно знаю его, — подумал он, — он не имеет права так обращаться со мной. В следующий раз, если он позволит себе что-нибудь подобное, стукну его разок-другой». У него испортилось настроение. Он бросил взгляд за проволочное захраждение. Куст был срезан под самый корень, и теперь можно было наблюдать по всему периметру участка. «Давно бы надо было сделать так», — подумал Уилсон. Упреки Крофта очень обидели его. «Что я сделал плохого? Какие-нибудь три очереди из пулемета, вот и все». Внезапно Уилсон осознал, что он, видимо, разбудил весь бивак. Солдаты напряженно прислушивались к любому звуку. «Черт возьми, — вздохнул Уилсон, — когда выпьешь, надо быть поосторожнее, а то попадешь в большую беду». Он снова усмехнулся.
Утром следующего дня отделение Крофта возвратилось в штабную роту. Оно находилось на передовой семь дней и восемь ночей.
МАШИНА ВРЕМЕНИ. ВОЛСЕН РЕД, ИЛИ СТРАНСТВУЮЩИЙ МЕНЕСТРЕЛЬ
Весь он был каким-то костлявым и шишковатым, и, несмотря на более чем шестифутовыи рост, вес его вряд ли превышал сто пятьдесят футов. В его профиле выделялись крупный нос и длинная челюсть. Его лицо выглядело бы очень сердитым, если бы не спокойные бледно-голубые глаза, окруженные паутинкой мельчайших морщинок и веснушек.
Горизонт здесь узок. Он не выходит за пределы тесных рядов стареньких покосившихся шахтерских домишек и окружающих город шахт и холмов. Всю долину покрывает бледно-коричневая пыль, наносимая сюда с холмов Монтаны.
Вы должны уяснить, что все здесь принадлежит компании. Много лет назад инженеры, техники и рабочие компании проложили дорогу в долину, пробурили стволы шахт, построили каркасные домики для шахтеров, открыли магазин и даже построили для шахтеров церковь. С тех пор город — это котловина. Все, что шахтеры зарабатывают у компании, они отдают ей же. Заработанные деньги уходят на то, чтобы выпить в принадлежащем компании баре, купить продукты и одежду в принадлежащем компании магазине, заплатить арендную плату за принадлежащий компании участок и дом. После этого ничею не остается. Все горизонты обрываются на подъемнике шахты.
Все это Ред усвоил очень рано. А что еще ему было усваивать, если его отца убило взрывом в шахте? Есть неписаные правила, и одно из них, типичное для принадлежащего компании шахтерского городка, заключается в том, что если убивает отца, то семью содержит старший сын. В 1925 году, когда Реду было тринадцать, в шахте работали подростки помоложе его, тоже сыновья шахтеров.
Это никого не удивляет. Ред самый старший мужчина в семье, значит, должен работать.
К тому времени, когда Реду исполнилось четырнадцать, он уже мог работать с буром. Неплохой заработок для подростка, но в шахте в самом конце штольни не встанешь во весь рост. Даже подростку приходится работать согнувшись, опираясь коленями на осколки руды, оставшиеся после загрузки маленькой вагонетки.
Разумеется, здесь жарко, сыро, душно, а горящие на шлемах лампочки быстро пропадают во мраке черных коридоров. Бур — очень тяжелая штука; мальчишке приходится упирать его в грудь и изо всех сил нажимать на рукоятки, чтобы вибрирующая головка бура постепенно врезалась в породу. Когда выдолблено достаточно большое углубление, в него закладывается динамитный заряд, шахтеры прячутся за изгиб в тоннеле, и заряд взрывается. Осыпавшиеся осколки руды нагружают лопатами на маленькую платформу-вагонетку. Потом вагонетку откатывают, но приходится то и дело останавливаться, чтобы очистить узкую колею от осыпавшейся на нее земли. Потом подгоняется другая вагонетка и тоже нагружается.
Ред работает по десять часов в день шесть дней в неделю. В зимнее время по воскресеньям он иногда видит небо.
Весенними вечерами он сидит со своей девушкой в маленьком городском парке в конце главной улицы. Это почти конец города.
Пропадая в сумеречной дымке, о г города на запад тянется ряд голых коричневых холмов. В долине давно уже темно, а Ред и его девушка все еще видят последние лучи заходящего за верхушки холмов солнца.
— Чудесный вид, — шепчет девушка.
— Черт с ним, с видом. Я скоро уеду отсюда, — говорит Ред.
Ему уже около восемнадцати лет.
— Я все время думаю: а что там, по ту сторону холмов? — тихо говорит девушка.
Он вытирает свои пыльные ботинки о редкую хилую травку парка.
