Наталья - Минчин Александр (библиотека электронных книг .txt, .fb2) 📗
Я подумал.
— Хочешь, пойдем ее провожать. Тебе никого не надо ждать? — осведомился он осторожно, берясь за третий бутерброд.
— Не надо, поедем.
Он даже удивленно вскинул глаза на меня и откусил полбутерброда.
Я смотрел с грустью, как он уплетает то, что она принесла, и думал, почему ее нет здесь. А вот это вот анимальное животное здесь, и ему это до фонаря. Жрет, не подавится.
— Борь, ты сколько съесть можешь?
— Много, — осторожно отвечает он.
— Да я не собираюсь останавливать тебя, не пугайся.
Он послушный становился, когда ему давали.
— Сколько?
— Очень много. Сколько дадут.
Я засмеялся:
— Ну, давай рубай!
Через двадцать минут он насытился. Откинулся, рыгнул, закурил мою сигарету из ее пачки и сказал:
— А ты в институте думаешь бывать?
— Борь, переел, что ли, или плохо вошло? Чего это ты решил педагогическими моментами заниматься?
— Отец потом с меня будет спрашивать, надо же когда-то и этим заняться, твоим воспитанием.
— Это точно, без тебя я не воспитаюсь.
— Почему ты в институте не бываешь? Ты что, думаешь, на ней жизнь закончена?
— Вчера был.
— Что делал?
— Пиво пил.
— Хорошее посещение института. Большие знания.
— Это тоже нужно уметь.
— Согласен, в определенных случаях — это важно. Вот я, например…
И он завелся, рассказывая мне свои примеры. Педагогический момент на этом закончился.
В восемь часов вечера мы сели на метро (я наскреб последнюю мелочь серебром в кармане) и поехали на Рижский вокзал.
Лина ходила по перрону, ждала и нервничала. Мой брат вечно опаздывал.
— Сашенька, — она приятно удивилась, увидев меня. — Я думала, что уже не увижу тебя, Борчик.
Они проворковали пять минут, и поезд стал трогаться. Он уже на ходу подсадил ее, мимо ворчащего, как все проводники, проводника.
— Привет Наталье…
— Спасибо, — сказал я и подумал: где Наталья?
Поезд ускользал в темноте, в ночи, уже бесшумно, мигая только двумя красными огнями. Вдруг мне захотелось уехать, куда-нибудь, сев в купе, и ни о чем не думать, и чтобы она была со мной, все время, и ей не надо было возвращаться, а мне звонить ей.
— Идем, — тронул меня брат, — холодно.
Я вернулся в реальность.
— А когда тебе нормально, Борь?
— Когда работать не надо.
Поезд скрылся. (Мечты рассыпались, как хрусталь, — сакраментально звучит.)
— Подъехать хочешь на телеграф, мне позвонить надо?
— Ладно, так и быть, — проскрипел он.
На телеграфе, как всегда, полно всякого сброда. Когда-то я здесь встречался с Натальей. Каждый день она была моя, со мной. Может, люди сходятся, сближаются и перестают тянуться друг к другу, остывают…
— Что вам, молодой человек?
— Я старый, — машинально шучу я.
Она улыбается:
— За счет вызываемого: два-тридцать пять-семьдесят пять. Не забудьте — за счет другого города, а то у меня денег нет.
— Хорошо, старый человек.
Я смотрю на нее, она на меня. Приятная девушка.
— Хотите встретиться со старым человеком?
— Да, — отвечает она.
Я задумываюсь: когда не надо, так они снимаются. Эх, Наталья, Наталья, видела б ты, какие девушки хотят встретиться со мной.
— Вы работаете завтра?
— Да.
— Я зайду к вам.
— Я буду ждать.
Я поворачиваюсь и иду к сидящему в кресле брату.
— Ты что там, о свидании договаривался полчаса? — шутит он.
— Ты ясновидящий, что ли, Б.?
— А как же Наталья?
— Что на ней, свет клином сошелся?
— А, ну-ну, — он с любопытством смотрит на меня. — Может, брату отдашь?
— Она только тебя и ждала.
— Ну конечно, после тебя, Аполлона, нам там делать нечего.
— Ты ей не нравишься. На ее мужа похож.
— Она, глупая, ничего тогда в мужиках не понимает — если ее муж похож на меня. Выбрала тебя, шмаровозника, — он оглядел меня с улыбкой.
— Борь, не называй ее глупой. Пожалуйста…
— То-то же. Волнует, а то «свет клином сошелся»!
— …за счет вызываемого, два-тридцать пять-семьдесят пять, за счет…
— Ты смотри, — удивляется он, — сразу дала.
— Мне везет с телефонистками.
— Почему?
— Потому что они мне не нужны, так всегда.
Мы забиваемся в тесную кабину.
— Мама, мамуленька! Здравствуй, моя хорошая.
— Санечка, как дела?!
— Лучше всех.
— На сессию мне не придется опять прилетать, как тогда…
— Нет, мама, я там лучший ученик. Ты же знаешь, как я могу заниматься: за три дня то, что они изучают полсеместра.
— Ты у меня уникальное дитё! — она смеется. — Сыночек, ты не мерзнешь, не голодаешь?
Б. толкает меня и говорит: «Отца».
— Ма, Борик хочет с папой поговорить, он дома?
— Как с папой?! Вы разве телеграмму не получили, я вам послала, срочную. Он завтра в Москву приезжает, вагон номер семь, поезд девяносто третий, в девять утра.
— Мам, ты серьезно?
— Конечно, сыночек. Как же вы телеграмму не получили?
— Что случилось? — спрашивает Б. у меня.
— Папа приезжает.
— Когда?
— В старинные года. Мамуля, ну что у тебя еще нового?
— Скучаю по тебе и не дождусь лета, когда мы увидимся.
Я подумал насчет лета…
— Сыночек, ты с кем-то встречаешься?
— Э-э, нет… то есть… а почему ты спросила?
— Ты мне письма совсем не пишешь.
— Мам, я напишу.
— Я для тебя денежек с папой передала. Питайся нормально и ни в чем себе не отказывай. Занимайся, будь умницей. Целую тебя.
— Спасибо, я тебя тоже.
Мы выходим из будки.
— Когда отец приезжает, недоносок? И научись отвечать с первого раза!
— Я тебе должен отвечать, когда по телефону разговариваю, да?
— Раз старший брат спрашивает, он знает, что можно и что нельзя.
— Не вякай.
Он размахивается дать мне подзатыльник, я уворачиваюсь, отступая за столб. Он идет дальше. И вдруг — я вижу, как в стеклянные двери входит женщина, до обалдения похожая на Наталью: Господи, это Наталья. Рядом с ней идет красивый, холено одетый мужчина, в костюме в полоску, без пальто, только светлое кашне вокруг горла.
Я понимаю, что она с ним, но в то же время чувствуется, что она идет с ним как бы нехотя, на расстоянии полуметра. Она минует брата, не замечая, так как голова ее опущена вниз.
Неужели это причина?..
Брат увидел ее и оглядывается, ища взглядом меня.
Ах, Наталья… Кто б мог подумать, что ты такая же… Господи, какой дурак был, идиот, какие-то иллюзии строил, как пацан… Такая же… как и все. «Ах, Санечка, ты один, не смогу без тебя». Оказывается, может, и не слабого мужика зацепила.
Они подходят к стойке, где заказывают разговоры. Останавливаются на расстоянии друг от друга. Поругались, что ли? Что! Меня и это волнует? Впрочем, почему это волнует меня?
— Я вас слушаю, — доносится голос девушки-телефонистки, которая…
— Югославию, пожалуйста, сейчас.
Я вздрагиваю, услышав эту страну.
— Вам ждать придется.
— Мне не нужно будет ждать, — говорит уверенным голосом он, — что у вас тут творится, час в ваше «ноль семь» дозвониться невозможно. Через двадцать минут я буду дома, и потрудитесь, чтобы разговор в течение получаса состоялся.
Я наблюдаю. Он кладет листок, заранее написанный, перед нею:
— Здесь все данные. Спасибо, до свидания.
Девушка берет листок.
Он поворачивается: да это же ее муж, он и вправду похож на моего брата. Лицо только взрослое и более сытое, знающее цену себе и своему положению. Она идет рядом с ним. Я никогда не видел, как она ходит с другими, совсем не так, как со мной; как чужая.
— И для этого нужно было меня тащить с собой ночью, чтобы продемонстрировать, как величественно ты можешь разговаривать с телефонисткой, будто она виновата.
— Это твои родители, и тебе им надо звонить, я что, один должен ночью по телеграфам мотаться, да?
— Считай, что я ничего не сказала. — Она отвернулась, замолчав, и шла совсем отдельно, будто посторонняя.
