Да. Нет. Не знаю - Булатова Татьяна (серия книг .TXT) 📗
– Я тоже не в парикмахерской была, – не осталась в долгу мать и попросила Полину приготовить чаю. Было видно, что Аурика Георгиевна сознательно оттягивает момент начала разговора, словно собираясь с мыслями.
Когда Полина вышла, Аурика Одобеску пересела на диван, чем напугала Наташку до полусмерти, вызвав в дочери страшные подозрения, не больна ли та, как папа. Но мать пару раз глубоко вдохнула и наконец-то произнесла то, что собиралась:
– Жить не хочу.
Наташины брови взлетели вверх. От Аурики не укрылось это движение, и она заторопилась:
– Не бойся. Это пройдет. Говорят, пройдет. Хотя я в это не верю. Но Мишка бы сейчас сказал, что существуют определенные аксиомы (получилось очень похоже), по отношению к которым не может быть двух мнений. Так вот: мне нужна твоя помощь. Я хочу купить дачу.
– Да-а-ачу?
– Да, дачу. В этой квартире я жить не буду, но и продавать ее не буду. Хотите – сами живите. Валька, например. Может, Ирка захочет. Мне все равно.
– Мама, ты городской человек. Что ты будешь делать на даче зимой?
– Жить. Я все обдумала. Вам я больше не нужна. У вас своя жизнь. Давно своя жизнь. Ни я вам, ни вы мне особо не интересны.
– Зачем ты так? – обиделась на мать Наташа.
– Как?
– Вот так, цинично.
– А ты бы хотела, чтобы я рассказала тебе жизнеутверждающую историю о том, что лето я буду проводить на даче, а зимой гостить у своих дочерей? Знаешь, я не так глупа, как может показаться. Тягаться с Лиром я не берусь, да и вы не похожи ни на Регану, ни на Гонерилью…
– Ты можешь говорить проще? – возмутилась Наталья Михайловна, хотя прекрасно поняла, что имеет в виду Аурика. – Это все-таки жизнь, а не шекспириана!
– Не думала, что ты так хорошо ориентируешься в литературных источниках, – не удержалась Аурика Георгиевна, чтобы не уколоть дочь. – Но я знаю, что старость надо доживать не с детьми, а с мужем. Ну, на худой конец, с людьми своего поколения. Хотя если честно, я ненавижу стариков…
– Ты не старуха, – вздрогнула Наташа. – Тебе всего шестьдесят два. Ты моложе Маргарет Тэтчер и самой английской королевы. Ты вполне еще можешь наладить свою личную жизнь. Даже на работу устроиться, если захочешь.
Но Аурика словно не слышала, о чем говорила Наташа, она продолжала рассуждать, не оценив лестного сравнения с первыми леди Великобритании:
– Они всегда говорят о болезнях и о том, что раньше было лучше.
– Они активно занимаются политикой, много путешествуют, занимаются благотворительностью, следят за собой…
– Конечно, лучше! – Аурика Георгиевна словно разговаривала сама с собой. – Но лучше не потому, что все было, да еще и дешевле. Поверь, никогда такого не было, чтобы – все! Лучше было потому, что был жив папа. Лучше было еще семь дней назад. Хотя я сама просила Бога о том, чтобы Миши не стало, потому что я больше не могла смотреть на то, как он страдает. Я и сегодня рада тому, что он умер. Не потому, что умер, а потому что перестал мучиться. Но… – Аурика сглотнула ком в горле и взяла дочь за руку. – Ты думаешь, я все это говорю нарочно? Чтобы вы меня уговаривали? Остаться просили?
– Нет, – выдохнула Наташа.
– Я прожила с твоим отцом сорок лет. У меня четыре дочери, одна внучка и бестолковая Полина, но, знаешь, сейчас у меня такое чувство, что моя жизнь с Коротичем длилась ровно месяц. Тот месяц, который я провела около его кровати. А ведь это не так!
– Не так, – эхом повторила Наталья Михайловна.
– Вот я и хочу все вспомнить. Все – от начала до конца. И не надо бояться, что я в уме повредилась. Год я еще здесь проживу. Полина говорит: годины справьте, а дальше – как хотите. Ты только подумай! Мне моя домработница указывает, что делать, а что не делать. Но я спорить не буду: надо, значит, надо. И не надейся, что я передумаю.
– А Полина? – резонно поинтересовалась Наташа.
– А Полину, можно подумать, кто-то спрашивает! – раздалось из-за двери, и мать с дочерью переглянулись.
– И спрашивать никто не будет, – словно в никуда проронила Аурика Георгиевна, и за дверью раздалось недовольное покашливание:
– Можно войти-то?
Наталья Михайловна тактично промолчала, понимая, что в этом доме – одна хозяйка.
– Входи, – немного помолчав, разрешила Аурика и приосанилась, положив ногу на ногу.
– Наталья Михайловна, – бросилась домработница к Наташе, назначив ее в этом тандеме главной взамен покойного Михал Кондратыча. – Уж вы скажите Аурике Георгиевне, что она там, на своей даче, без меня пропадет. Она ж ни сварить, ни испечь, ни разжечь, ни дрова наколоть – ничего ж не умеет. А я все-тки присмотрю за ней…
– Это еще неизвестно, кто за кем присматривать должен! – возмутилась Аурика и пожаловалась дочери: – Вот, посмотри: у нее от старости уже руки трясутся. Того и гляди – кипятком обварится.
– Уж не бойтесь, Аурика Георгиевна, не старее вас.
– Прекратите, – прикрикнула на женщин Наташа. – Вы как маленькие, ей-богу!
– Вот и я о том же, – обрадовалась Наташиному замечанию Полина и посмотрела на свою бывшую воспитанницу с благодарностью. – А только, как хотите, а в деревню я не поеду.
– В какую деревню? – изумилась Наталья Михайловна.
– В свою деревню. Не желает меня Аурика Георгиевна с собой брать, тогда вы возьмите.
– И возьму, – Наташа сделала правильную ставку, потому что, как только она продемонстрировала свою готовность принять Полину к себе, Аурика сверкнула глазами и надменно произнесла:
– А что, у нас кое-кто уже расчет получил?
– Так дайте! – задорно предложила домработница, чувствуя себя под Наташиной защитой.
– И не подумаю, – заявила Аурика, а потом смягчилась и пообещала: – Вот год проживем, а дальше – посмотрим…
«Посмотрим, – подумала про себя Наталья Михайловна Коротич и мысленно улыбнулась. – Сколько за это время воды утечет!»
И правда, целое житейское море вытекло.
Наконец-то развелась со своим Белоусовым Ирина, так и не сумевшая родить мужу наследника, чего нельзя было сказать о телефонистке Хусяиновой, восседавшей при штабном коммутаторе и тщательно наставляемой мамой из Казани: «Ребенка сделал, пускай женицца. А не женицца – к генералу иди. Генерал поможет». Телефонистка Хусяинова с генералом решила подождать, оставив его напоследок, и отправилась к супруге майора Белоусова, о которой в части ходили сплетни, что она жирная и злая, а Белоусов до женщин падкий, потому что своя баба не греет. На деле Ирина показалась телефонистке Хусяиновой совсем другой: очень красивой и очень несчастной. «Уйду», – сначала подумала телефонистка Хусяинова, но потом, подбадриваемая Ириной, честно рассказала о своем позоре и даже всплакнула.
– И что, Неля, – грустно спросила соперницу законная жена майора Белоусова, – ласков он с тобой?
Телефонистка Хусяинова смутилась, но тем не менее пару раз кивнула.
– И не ревнует?
– Ревнует, – призналась Неля и зажмурилась от счастья.
– А по-русски ты почему с таким акцентом говоришь?
– Татарка, – телефонистка Хусяинова была явно немногословна.
– А ты сама? Любишь моего Белоусова?
– Люблю, – заплакала юная Неля, и Ирина благородно капитулировала.
– Не было ничего! – затопал сапогами вернувшийся с дежурства по штабу майор Белоусов, но услышав из уст жены историю про генерала, обложил любовницу трехэтажным матом и с его же помощью поинтересовался: – Ну, и хули мне теперь? Вешаться, что ли?
– Белоусов, – обратилась к нему жена. – А ты знаешь, что я тоже могу пойти к генералу? И тебе устроят офицерский суд чести, а может, даже кто-нибудь из нормальных мужиков возьмет и набьет тебе морду! Но я не буду этого делать, если ты мне ответишь на один-единственный вопрос: почему ты, ублюдок, путаясь со штабистками направо и налево, изводил меня подозрениями, заставлял трусы показывать, молодых лейтенантов подсылал? Ты же сам! Сам гулял, даже вот ребенка сделал! Зачем?
– А это чтобы тебе жизнь маслом не казалась, – Белоусов втянул сквозь дырку в зубах воздух, а потом насухо вытер и так сухие губы. – Замуж вышла, рожай. А не рожаешь – проститутка, значит.
