Бумажный грааль - Блэйлок Джеймс (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
Собака замолкла. Говард и дядюшка Рой постояли еще с минуту неподвижно, ожидая, что все начнется опять, но ничего не произошло. Вместе они пошли на кухню. На столе лежал выпавший из развороченного буфета разбитый фарфоровый Шалтай-Болтай тети Эдиты.
– Вот черт! – вполголоса сказал дядюшка Рой, осторожно взяв двумя пальцами отбившуюся макушку.
– А если «суперклеем»? – спросил Говард.
– В этом случае, боюсь, не поможет. Но давай сохраним осколки, на случай если Сильвия придумает, что с ними делать. – Они молча сложили осколки в бумажный пакетик. – Сильное было, – сказал дядюшка Рой о землетрясении. – Готов поспорить, баллов пять или шесть. И эпицентр совсем близко. Когда толчки такие резкие, легко определить. Основательно тряхнуло. – Они вернулись в гостиную и снова сели, обоим было не по себе. С минуту оба молчали, потом дядюшка Рой сказал: – О чем мы, черт побери, говорили?
– О рыбалке, – ответил Говард. – Вы рассказывали, что Грэхем проводит время, удя лосося. Но откуда взяться лососю в этой илистой дыре?
– Сейчас его там нет. Но в дождливые годы пруд с Пудлинговым ручьем соединяет протока. Когда-то она существовала круглый год, и случалось, в пруд заплывал лосось. Но это было еще до засухи. Как бы то ни было, он рыбачит, не важно, есть там лосось или нет. Он привык удить с валунов под своим домом. В океане тут полно лосося, или, во всяком случае, раньше было. У рыбаков сейчас дела плохи и будут еще хуже, если выгорит затея консорциума с добычей шельфовой нефти. Это все Лейми и твой приятель Горноласка. Их консорциум – сущий осьминог: запустил щупальца во все, что только можно придумать. – Он тряхнул головой, разозлившись от одной только мысли о миссис Лейми. – Да и вообще в ручьях тут было полно рыбы… раньше, когда в них еще была вода. Но все меняется. Это Грэхем может ответить на твои вопросы. Только вчера он меня спрашивал, тот ли ты, кто любит рыбачить. Ну не странно ли? Тот же вопрос, который задал тебе я.
– Да уж, совпадение, – отозвался Говард.
– Ну, он как будто сам догадался… о том, что ты рыбак. Но предупреждаю, разговаривать с ним трудно. Он то здесь, то где-то далеко-далеко, сам понимаешь. Иногда свет горит, а иногда внутри и нет никого, одна только маленькая лампочка от фонаря, а порой – просто тьма кромешная.
– В летнем домике?
– Не в домике. У него в голове. Он быстро сдает. Хрупкий, как старая паутина. Это одна из причин, почему он перебрался из дома на утесах в лес. Его дни, кажется, сочтены. Он устал, выдохся. Борьба ему уже не по силам. Даже встать и натянуть сапоги не по силам. У него ничего, кроме рыбалки, не осталось. Возможно, он кое-что поймал, когда написал тебе письмо. Времени заняло немало, но под конец он все же тебя вытащил. Крючок засел крепко. – Дядюшка Рой подмигнул. – Так вот, в летнем домике он жил урывками больше года, хотя мы и пытались делать вид, что он еще в своем доме на утесах. Они пронюхали, что что-то происходит, поэтому Джиммерсу пришлось подстроить трюк с самоубийством. Не слишком удачно вышло. Я бы все обставил иначе. Грэхем просто хочет покоя, и он его заслужил.
Дядюшка Рой зевнул и потянулся.
– Пойду вздремну пару часиков, – сказал он, вставая, и направился к лестнице. – Попозже поеду в гавань. Буду там, наверное, весь день. А раз уж ты… э-э-э… принял всякие решения, может, тебе стоит смотаться в лес и поболтать со старым Грэхемом. Возможно, какие-то ответы услышишь. А может, и нет.
На том он зашаркал по лестнице, но стоило ему скрыться из виду, как, с грохотом ударившись о сушилку, распахнулась дверь черного хода в кухне.
– Папа! Папа! – кричала Сильвия, которая, задыхаясь, вбежала в комнату.
Говард вскочил, в голове у него пронеслось: угон машины, полиция, стрельба… Он напряг покалеченное колено. Наступить на ногу можно. Пусть колено плохо слушается, но…
С лестницы, готовый на подвиги, скатился дядюшка Рой.
– В чем дело? – спросил он, тоже задыхаясь. – Что стряслось?
Сильвия глубоко вдохнула. В глазах у нее стояли горе и страх.
– Грэхем мертв.
Говард застыл как громом пораженный, парализованный ощущением, что земля перестала вращаться, время остановилось. Он понимал, что в одно мгновение все изменилось. Одна дверь затворилась. Открылась другая.
– Как? – спросил дядюшка Рой и тем разрушил наваждение. – Нечистая игра?
Направляясь к задней двери, он тщетно пытался попасть рукой во второй рукав пиджака. Говард следовал по пятам. «Грэхем мертв…» – крутилось у него в голове, точно пластинку заело. В последние дни он то и дело слышал эти слова, но теперь они приобрели значимость – не только потому, что на сей раз были правдой, но потому, что правда меняла все.
– Нет, едва ли, – сказала Сильвия. – Мы нашли его на траве, он пытался сесть. До того он рыбачил. Мы звали его, звали, а он просто… угас. Было землетрясение, вы его почувствовали? Может, оно всему виной. Может, оно его напугало. Вот только вид у него был такой, будто ему и до землетрясения было нехорошо. Думаю, когда мы его нашли, он уже умирал. Именно так все и выглядело. Мы, как умели, пытались оказать ему первую помощь, – все впустую.
Они поспешили по тропке в лес. Солнце уже встало, но еще не поднялось над верхушками деревьев, и лес стоял темный, непроглядно густой. Но хотя бы туман рассеялся. На поляну, где стоял домик, они вышли уже через несколько минут. В то утро Говард, наверное, основательно сбился с пути, раз так долго блуждал по лесу. Старик лежал у подножия поросшего травой холма, у самого пруда. Рядом стояла на коленях тетя Эдита, словно охраняла тело.
– Король мертв, тихо сказал, став над ним, дядюшка Рой. Было ясно, что ничего больше они сделать не могут. Лицо у старика было расслабленным, будто он умер во сне и обрел наконец истинный покой. Это лицо с глубокими морщинами говорило о жизни, проведенной на утесах над морем. Говард даже не догадывался, что Грэхем так стар. Ему помнилось, что старику под восемьдесят: тогда он был еще здоров и бодр, пилил доски на пилораме, возил по лугу тачки с булыжниками. А сейчас выглядел худым и дряхлым, от глубоких морщин лицо казалось грубоватым, точно его черты были высечены морскими ветрами.
Дядюшка Рой мрачно кивнул Говарду.
– Давай отнесем его в хижину.
Наклонившись, он взял старика за ноги. Говард подхватил тело под мышки, удивляясь, какое оно легкое. Точно сила тяготения уже от него отказалась.
Они тронулись. Говард пятился, а красный с натуги дядюшка Рой, задыхаясь, шел лицом вперед. Под телом оказалась россыпь расцветших не в сезон маргариток – неведомо как они проросли сквозь жесткую траву, точно осколочек весны поднялся на поверхности земли там, где умер старик. И в воздухе как будто повеяло весной – полевыми цветами на ветреном, залитом солнцем лугу в апреле.
Тетя Эдита несла трость Грэхема, вырезанную из узловатого ствола, за годы отполированную до темного, кроваво-красного блеска и мокрую от росы, поскольку лежала во влажной траве.
Оступаясь и поскальзываясь на влажном склоне, они наконец поднялись к задней стене дома, вышли на ровное место. Старик был тяжелее, чем Говарду показалось сначала.
– Минутку, – попросил он. Колено было как резиновое, и каждый шаг отдавался болью.
Подхватив Грэхема под плечи, ему на помощь пришла Сильвия.
Втроем они понесли тело вокруг дома и осторожно положили на веранде. Говард стал ждать, недоумевая, что делать дальше. Вид у старого Грэхема был настолько мирный, что, казалось, он просто спит. Вот только Говард чувствовал странное с ним родство, которого не мог объяснить, словно у его ног лежал мертвый отец. Собственного отца он почти не помнил, все, что знал о нем, сводилось к фотографиям – блеклым снимкам человека, который навсегда останется далеким, потерянным.
Внезапно его охватило жутковатое ощущение, дежавю. Он как будто однажды уже стоял в точности вот так на деревянной веранде и смотрел на лежащего у его ног мертвеца. А потом картинка памяти изменилась: это он сам – мертвый – лежит навзничь и смотрит вверх в лица людей, которые живут в мире, больше ему не принадлежащем, похожем на вымышленный ландшафт на киноэкране. На краткое умопомрачительное мгновение ему показалось, будто он не знает, кто он: живой Говард Бартон или мертвый Майкл Грэхем.
