Цивилизация птиц - Заневский Анджей (читать книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Молодость побеждает страх. Старость к страху привыкает.
Лети вниз, к едва сочащемуся из родника ручейку. На каменных плитах спокойнее, безопаснее, чем в небе, где уже появилась упорно описывающая широкие круги темная точка.
Пустыня постепенно пожирает город. Ее песчаные языки все глубже вползают между разрушающимися стенами, песок засыпает улицы, площади, дома, напирает на стены, поглощает пространство. Из принесенных ветром песчинок складываются холмы и барханы, песок оседает на крышах, которые трескаются и проваливаются под его тяжестью.
Пустыня наступает на город непрерывно – и днем, и ночью. Когда дуют сильные ветры, даже здесь, в щели высокой каменной стены, слышен шелест оседающих песчинок. На площади уже образовалась обширная желтая дюна.
Я лечу вдоль каменной балюстрады, глядя на серо-зеленые карликовые кусты и деревца, пробивающиеся сквозь камни и песок. Искривленные сучковатые стволы, спутанные ветки, раскидистые, глубоко проникшие в трещины между камнями корни позволяют им выжить и существовать, позволяют жить дальше.
Я раскидываю крылья пошире и плавно снижаюсь к блестящей струйке воды. Опускаю клюв в прозрачную влагу. С противоположного берега за мной следят желтые глаза облезлой старой лисы, у которой уже нет сил охотиться за быстроногими зайцами, поэтому она каждый день караулит здесь – ждет старых, ослабленных птиц. Лиса облизывается, щурит глаза. Она мне не опасна. С того берега ей сюда не перепрыгнуть. Я знаю, что сумею ускользнуть от ее когтей.
Слышу пискливые гортанные голоса. Со стороны пустыни на небе появляется серебристо-серое облако – туча летящих птиц.
Я спешу укрыться под ближайшей крышей, втискиваюсь поглубже под балки стропил.
Орлы, которые осенью, как всегда, улетели на юг, теперь возвращаются на север. Огромные, тяжелые крылья шумят над городом. Зоркие глаза высматривают добычу.
Пришла очередная весна.
Я трогаю, касаюсь, проверяю. Стержень пера и отходящие от него в обе стороны лучики составляют вместе шелковистую гибкую пластину. Здоровые пластинки всегда жесткие, плотные, упругие. Краями клюва я чищу кончики маховых перьев. Они гнутся, разглаживаются... Я люблю этот свистящий звук, скрип клюва, скользящего от основания пера к верхушке вдоль стержня. Если перо слабое, то после нескольких таких движений оно выпадает. Но мои перья сильны, чисты, упруги, послушны взмахам крыльев. Они могут долго удерживать меня в воздухе, и даже сильному ветру не под силу их вырвать, сломать, согнуть. С ветки оливкового дерева я смотрю на залитую утренним солнцем долину, заполненную каменными развалинами. Большая часть деревьев уже высохла, лишь кое-где виднеются кустики желтеющей травы и стелющиеся зеленые колючки.
Тишина. На ветке надо мной спит горлица Зия, которая уже много лет живет в этой котловине. Ее перья ломаются, крошатся, выпадают. Они уже не блестят так, как мои. Они стали матовыми и потрепанными на концах. Пух на ее голове и грудке кажется стертым, как будто его съела моль, всегда пожирающая перья умерших птиц. Даже легкий ветерок без труда вырывает ее мелкие растрепанные перышки и носит их высоко над покрытой пустынной пылью оливковой рощей.
Между домами когда-то тек ручей. Теперь я уже с трудом нахожу место под камнем, где еще можно высосать из песка немножко влаги. Более слабая и не такая крупная, как я, Зия повторяла все мои движения, погружая клюв в песок вслед за мной. Теперь она сидит с полуоткрытыми глазами, сонная, но в то же время обеспокоенная.
Она знает, что ей надо бы улететь отсюда, надо бы немедленно покинуть это место. Завтра в старом русле ручья уже не будет даже этих крупиц влажного песка, из которых сейчас еще можно высосать хоть каплю жидкости, как это ей удалось сделать сегодня, рядом со мной. Ведь ее клюв меньше и короче, чем мой, и без меня она даже не сможет засунуть его глубоко в песок.
Посеревшие, потрепанные перья, в уставших от яркого солнечного света глазах застыл страх. Птицы, которые долго живут в солнечных котловинах, среди сверкающих белизной камней, видят хуже, а к старости часто вообще теряют зрение.
Ну, разве можно различать детали и видеть все вокруг, если годами живешь среди такого сияния? Разве такой яркий свет может не испортить глаза? Ведь постоянное сверкание так утомляет...
Зия видит совсем плохо. Вчера она не заметила принесенного ветром зернышка. Она уже не может ловить черных муравьев, заползающих ей на лапы.
Зия хочет пережить летнюю засуху, и потому она должна улететь отсюда. Но сумеет ли она сделать это? Я вижу ее лапы – высохшие, побелевшие, покрытые шишками и наростами. Кончики когтей стали совсем прозрачными и просвечивают на солнце. Зия дремлет – ей снится молодость. Она – последняя горлица, оставшаяся в этой долине, а ведь когда-то в ее стае было много птиц. Птиц ловили ястребы и соколы, они умирали от голода и жажды. Некоторые из них перебрались отсюда на берег моря.
Зия осталась. Но переживет ли она это лето? Может, она и не улетает лишь потому, что знает: ее перья не выдержат длительного перелета.
Ей давно уже следовало бы улететь отсюда. Перелет из котловины в город представляется мне простым, но для нее он может оказаться смертельным. Это только на первый взгляд котловина находится совсем близко от города, а на самом деле их разделяет широкая полоса каменистой пустыни.
Далеко за горизонтом прячется теплое соленое море, берег которого сверкает белизной кристаллической соли. Летала ли Зия туда в молодости? Бывала ли она когда-нибудь в городе? Покидала ли хоть раз эту белую котловину? Горлицы привязываются, привыкают к ручьям, скалам, деревьям. Они любят проторенные, хорошо знакомые дорожки, где ничто уже не может удивить их, застать врасплох.
Зия покачивается на ветке, хотя ветра сегодня почти нет. Теплые воздушные потоки поднимаются от раскаленных камней, и достаточно лишь раскинуть крылья в стороны, чтобы, кружась, подниматься все выше и выше.
Зия широко раскрывает глаза и приветствует меня гортанным криком. Она потягивается, расправляет крылья, демонстрируя маховые перья, напрягает рулевые перья на хвосте. Темные маховые перья крыльев – те, что дают возможность быстро взмывать ввысь, – выцвели, стали серыми, ломкими, потертыми. Белая полоска на конце крыла полиняла и потрепалась.
Зия тщетно чистит перья, трепещет перышками, раскладывает на ветке хвост. Она потеряла слишком много перьев из крыльев и хвоста. На фоне неба эти потери похожи на большие дыры. Разве с такими перьями она когда-нибудь сможет взлететь так же высоко, как я?
Я расправляю крыло, провожу влажным клювом вдоль перьев.
Зия делает то же самое, но резкий скрежет говорит о том, что в ее клюве почти нет слюны. Она смотрит на меня. В ее глазах страх. Что делать?
– Улетай отсюда, и поскорее! Сегодня, потому что завтра на дне ручья ты не найдешь даже влажных песчинок! Лети отсюда! – Я взмахиваю крыльями.
Во взгляде Зии я вижу зависть. Вот если бы у нее были такие крылья, как у меня...
Солнце уже перевалило на западную сторону неба и постепенно опускается к горизонту. Если Зия не полетит со мной, я улечу одна.
Я привыкла к этой маленькой светло-коричневой птичке с черной серповидной полоской на шее.
Я оказалась здесь случайно, потому что внезапно повалил снег и намокшие перья не позволили мне продолжать полет. Тогда здесь росли гранаты, апельсины, инжир, розы, а по стенам ползли вверх светлые побеги плюща. Я присела отдохнуть на карнизе и сидела, наблюдая за перепуганной внезапно выпавшим снегом живностью. Мне этот снег напомнил гот город, который я когда-то покинула, испугавшись землетрясения. Страх загнал меня сюда, далеко на юг. Лишь теперь, сидя на этом каменном карнизе, я вспомнила о том, что в том далеком городе снег был вовсе не такой уж редкостью.
И тогда я услышала тихое ритмичное уханье:
– Откуда ты, Голубка? Далеко ли отсюда живешь? Хочешь остаться здесь или улетишь?
