Мистификация - Ирвинг Клиффорд (книга регистрации txt) 📗
Я нашел решение:
– Когда поступят все деньги, на Ховарда нападет необъяснимый приступ щедрости, и он подпишет новое соглашение, по которому отдаст мне всю сумму. Затем я выплачу налоги от своего имени, и конец проблемам. Когда налоговики получат причитающееся по закону, им будет все равно, откуда пришли деньги. Они не будут сообщать в "Макгро-Хилл", что именно я произвел платежи, да и кто об этом узнает?
Мы вернулись к проблеме инвестирования.
– Нам нужно иметь в виду сразу две вещи, – сказал я. – Во-первых, хотелось бы, чтобы деньги можно было без проблем вернуть старушке Макгро, если до этого дойдет дело. А во-вторых, если нам все же удастся их во что-нибудь вложить, то надо не рисковать и не потерять все из-за собственной жадности.
Дик был со мной полностью согласен, поэтому мы целый день просидели за составлением списка акций и облигаций, формируя сбалансированный портфель инвестиций: сколько имеет смысл вложить в облигации международных автомобильных компаний с необлагаемыми налогом дивидендами; сколько – в голубые фишки вроде IBM, "Апджон" и "Сити сервис"; сколько – в канадские компании по добыче золота и акции меньшей доходности вроде "Карлайл" и "Техас галф". Наконец небольшим процентом наших финансов мы решили рискнуть, вложив его в компании, связанные с электроникой и мини-компьютерными системами.
На следующее утро Дик признался, что не мог ночью уснуть.
– И удалось мне это только тогда, когда я стал вычислять, сколько же принесут нам наши облигации за трехлетний период, сколько составят квартальные дивиденды от акций. Такое занятие в качестве снотворного перешибает все барбитураты.
Еще два полета Эдит в Цюрих – один в конце сентября, чтобы депонировать чек на двести семьдесят пять тысяч долларов на счет Хьюза, и второй, двумя неделями позднее, чтобы перевести наличность на счет Розенкранц, – не были насыщены событиями, если не считать самого перелета и пересечения границ. Однако в начале второго путешествия она совершенно случайно столкнулась с молодым другом-американцем, живущим на Ибице. Эдит только-только приехала в Барселону, в женском туалете нацепила черный парик и очки и уже направлялась с сумкой наперевес к залу международных перелетов, когда столкнулась с ним – буквально лицом к лицу.
Он вперил в нее взгляд и нерешительно произнес:
– Эдит?
Ее первым желанием было сделать вид, что она его не заметила, и продефилировать мимо, но моя жена немедленно от него отказалась.
– Привет, Том.
Приятель посмотрел на парик, очки и толстый слой помады, портившей нежный контур ее губ.
– К чему весь этот маскарад?
Эдит проявила чудеса находчивости:
– Пожалуйста, не говори ничего Клиффу, ладно? Он думает, что я поехала в Пальму к гинекологу.
Подобно всем иностранцам, поселившимся на Ибице, Том обожал скандалы.
– А кто это? Я его знаю?
– Нет... он... – Эдит вспомнила о Хельге Ховарда, – он дипломат из Южной Америки, работает в мадридском посольстве. Пожалуйста, ничего не говори Клиффу.
– Обещаю, буду нем как рыба, – рассмеялся Том. – Похоже, ты ему наконец отплатишь той же монетой...
"Так что при встрече с Томом притворяйся, будто тебе ничего не известно, – предупредила Эдит, вернувшись из Цюриха. – Носи свои рога столь же гордо, как я ношу свои".
Пока Эдит якобы наставляла мне рога в Барселоне, я приступил к работе над финальным вариантом текста, нанял немолодую молчаливую шотландку по имени Банти, дабы она помогала мне печатать, накупил клея и ножниц и приступил к превращению рукописи в книгу.
В Нью-Йорке на встрече с Левенталем и Стюартом было решено взять за образец форму вопросов и ответов.
– В этом вся душа книги, – настаивал я. – Повествование от третьего лица лишит текст спонтанности.
Правда, я не сказал, что столь радикальная переделка обойдется мне в шесть или даже больше месяцев тяжелой работы. К счастью, в издательстве со мной согласились.
Мы решили не мучиться с подделыванием фотографии Ховарда; после чтений в "Элизиуме" пропала нужда в лишнем подтверждении подлинности текста. Однако мне казалось важным освободить место для иллюстративного материала, сделанного Ральфом Грейвзом.
– "Лайф" платит четверть миллиона долларов, – объяснял я Дику в его октябрьский визит на Ибицу – Это журнал с иллюстрациями, так что нужно позволить им сделать вставки в текст. Я разрешу Дэвиду Уолшу сделать несколько картинок.
Англичанин Дэвид жил на Ибице, был нашим старым другом и отличным художником. Совсем недавно он женился на девушке из Голландии, и у них родился ребенок. А потом для него настали трудные времена – воспитание детей требовало больших средств, он постоянно был на мели, в долгах, и выдавал пейзажи как с конвейера.
– Похоже, у нас все получается совсем недурно, – сказал я Дику, – так почему бы нам не расширить работу? Я могу описать Дэвиду Ховарда, поработать с ним чуток, и мы получим кучу картин и зарисовок. Дэвид просто обязан попасть на обложку "Лайф". Они будут в восторге, Дэвид будет в восторге, все будут в восторге. К тому же это разрешит его финансовые проблемы.
– Клиффорд, у тебя большое сердце... – заметил Дик.
– Именно так, спасибо.
– Но крошечные мозги. Если Хьюз не позволяет себя фотографировать, так как слишком хреново выглядит, то с чего он вдруг разрешит себя рисовать?
– Потому что это ему польстит, болван.
Я привел Дэвида в студию в конце октября и объяснил задачу. Он был потрясен и взволнован.
– Вот это вызов! Написать портрет человека, которого никогда не видел! Но это будет чертовски трудно.
– У тебя получится, – не скупился я на заверения, – гарантирую.
Я отдал ему все фотографии Хьюза, которые мы собрали, и объяснил, как именно тот должен выглядеть сейчас.
– В дешевой одежде. Почти всегда носит бесформенную рубашку с короткими рукавами бледно-зеленого или голубоватого цвета и желтовато-коричне-вую-кофту с оторванными пуговицами. Белые носки обычно сползают к туфлям.
– Мне казалось, он предпочитает кеды, – сказал Дэвид.
– Не верь всему, что читаешь в газетных статьях, – их авторы обычно полные бездельники.
– А в какой позе он обычно сидит, когда разговаривает с тобой? Опиши мне какие-нибудь привычки. Он сутулится, кладет ногу на ногу? Как жестикулирует?
– Слушай, Дэвид, – сказал я, – изобрази его в разных позах, а я потом скажу, какая из них выглядит лучше. И не показывай его левую руку – она покалечена, Хьюз очень чувствителен по этому поводу.
Дэвид работал большую часть месяца, приходил несколько раз, чтобы показать мне предварительные зарисовки, и спрашивал о таких деталях, как кустистость усов Ховарда, длина волос и выражение глаз.
– Как ты скажешь, они пронзительные или задумчивые?
– Зависит от настроения. Нарисуй и то и другое.
В итоге он представил мне папку с семью эскизами маслом и двумя дюжинами черно-белых набросков.
– Есть! – воскликнул я. – У тебя получилось!
Дэвид залился краской от удовольствия:
– Это была та еще работенка.
– Но я знал, что ты сможешь, я в тебя верил на все сто процентов.
– А Хьюз увидит мои работы?
– Увидит и одобрит, – пообещал я и в подтверждение вручил Дэвиду тысячу долларов в качестве аванса того, что "Лайф" выплатит ему за иллюстрации.
Моя собственная работа шла неплохо, и во вторую неделю ноября я увидел свет в конце туннеля, полностью напечатав и проверив более семисот страниц. Дик разобрался с приложениями, и тогда я приступил к написанию черновой версии предисловия. Периодические переговоры с "Макгро-Хилл" проходили спокойно, они время от времени напоминали о мною же назначенных сроках, и я уверил их, что успею к обещанному первому декабря.
Затем, где-то во второй неделе ноября, позвонила Беверли Лу и, как обычно, взяла быка за рога, даже не удосужившись произнести приветствие. Новости походили на взрыв ручной гранаты, до того преспокойно лежавшей на заднем дворе. Она только что говорила с Джоном Маккартером, издателем "Домашнего журнала для леди". Они собирались печатать выдержки из книги Роберта Итона, и в прессе ходил упорный слух о том, что еще какое-то издательство, специализирующееся на серьезной литературе, собирается выпустить саму книгу. "Домашний журнал" объявит об этом менее чем через две недели.
