Сивилла - Шрайбер Флора Рита (книги регистрация онлайн txt) 📗
Вместо этого Сивилла Изабел Дорсетт стала вспоминать самую первую встречу с доктором Уилбур и события, связанные с этой встречей. Вырвавшийся на волю поток воспоминаний был таким мощным, что не прекратился до того момента, когда поезд остановился на вокзале Пенсильвания в Нью-Йорке.
В 1945 году Сивилле было двадцать два года. Тем летом, полностью поглощенная своими эмоциями, она жила в состоянии отчаяния вместе со своими родителями – Уиллардом и Генриеттой (Хэтти) Дорсетт. Кроме войны внешней Сивилла переживала и внутреннюю войну. Ее война была не войной нервов в обычном смысле этого слова, но своеобразной войной нервозности: нервные симптомы, угнетавшие ее с детства, настолько усилились во время учебы в Средне-Западном педагогическом колледже, где она специализировалась по живописи, что руководство колледжа в июне прошлого года отослало ее домой, заявив, что она сможет вернуться не ранее, чем какой-нибудь психиатр подтвердит ее полноценность. Гвен Апдайк, медсестра из колледжа, побоялась отпускать Сивиллу одну и проводила ее до дому. Но возвращение домой, которое перенесло девушку из невыносимой учебной обстановки в еще более невыносимую обстановку общения с родителями, чрезмерно заботливыми и в то же время лишенными сострадания, лишь отяготило ее симптомы. В августе 1945 года Сивилла усердно искала решение проблемы, ставшей ее пожизненной дилеммой, которую ни она, ни кто-либо иной не в состоянии были понять.
В таком состоянии ума Сивилла впервые посетила доктора Линна Томпсона Холла, лечившего ее мать. В тот раз больна была ее мать, у которой вздулся живот, и Сивилла пришла в приемную в качестве дочери пациентки. Однако во время разговора с доктором Холлом о матери Сивилла ощутила мимолетное желание услышать расспросы о себе. Ей нравился высокий, с мягким голосом доктор Холл, и она осознавала, что больше всего ей нравилось то, что он относится к ней как к разумному взрослому человеку. В то же время это осознание беспокоило ее. Возраст двадцать два года давал ей право считаться взрослой. Коэффициент интеллекта 170 в соответствии со стандартным психологическим тестом давал ей право считаться очень умной. Однако она никогда не ощущала себя разумным взрослым человеком в присутствии матери и даже отца. Она родилась, когда родителям было по сорок лет, и не помнила свою мать без седины. Сивилла предполагала, что речь идет о повторении истории Исаака и Иакова с той поправкой, что разрыв составлял не одно, а два поколения; к тому же она была единственным ребенком, и это объясняло тот факт, что в присутствии родителей она оставалась маленькой девочкой. Почему-то она так и не могла повзрослеть в их глазах.
Сивиллу тянуло к доктору Холлу. Во время первого визита ей хотелось услышать от него: «Что с вами случилось? Не могу ли я чем-то помочь?» Во время второго визита, тремя днями позже, это желание стало еще сильнее и навязчивей. Однако, сидя час за часом рядом с матерью в переполненной приемной (во время войны врачей не хватало), Сивилла теряла смелость. Она знала, что совершенно неразумно ожидать от доктора Холла расспросов о ее состоянии.
Наконец подошла очередь матери. И вот осмотр, во время которого Сивилла всегда присутствовала по настоянию матери, закончился. Когда Сивилла, мать и доктор выходили из смотровой, он отвел Сивиллу в сторону и сказал:
– Мне хотелось бы минутку поговорить с вами в кабинете, мисс Дорсетт.
Мать отправилась одеваться, а Сивилла пошла за доктором Холлом в его кабинет.
К удивлению Сивиллы, врач заговорил не о ее матери. Пристально глядя на Сивиллу из своего вращающегося кресла, доктор Холл прямо сказал ей:
– Мисс Дорсетт, вы бледны и худы. Вас что-нибудь беспокоит? – Он выждал немного и добавил: – Не мог бы я чем-то помочь вам?
Случилось в точности то, на что она надеялась, но это встревожило ее. Хотя Сивилла желала как раз этого, она растерялась, когда такая возможность подвернулась. Каким образом доктор Холл сумел проникнуть в ее мысли? Не может быть, чтобы он инстинктивно уловил ее невысказанные желания. То, что здешний народ считал его проницательным человеком и, вероятно, лучшим терапевтом штата Омаха, было недостаточным объяснением.
Внезапно осознав, что сейчас не время для размышлений, поскольку доктор Холл обратился к ней с вопросом и теперь ждет ответа, Сивилла медленно произнесла:
– Знаете, особых жалоб на физическое состояние у меня нет. – Ей отчаянно хотелось получить от него помощь, но, боясь сказать слишком многое, она только добавила: – Я просто нервная. Я так всего боялась в колледже, что меня отправили домой до тех пор, пока мне не станет лучше.
Доктор Холл внимательно слушал, и Сивилла понимала, что он действительно хочет помочь ей. В то же время из-за ее излишнего стремления держаться в тени, из-за твердой убежденности в том, что она ничего собой не представляет, ей были непонятны его побуждения.
– Так, значит, вы сейчас не учитесь? – спросил доктор. – Чем же вы занимаетесь?
– Преподаю в младших классах школы, – ответила она.
Хотя у нее не было диплома, устроиться удалось без труда из-за нехватки учителей во время войны.
– Понятно, – сказал доктор Холл. – А эта нервозность, о которой вы говорите… В какой форме она выражается?
Вопрос привел ее в ужас. И в самом деле, в какой форме? Как раз об этом ей не хотелось говорить. Не важно, насколько сильно хочет помочь ей доктор Холл, не важно, насколько сильно ей хочется получить от него помощь, но рассказать ему об этом она не может. Информацией, которую он хотел бы получить, она никогда не делилась с другими.
Речь шла о какой-то зловещей силе, которая подчинила себе всю ее жизнь, сделала ее непохожей на других людей, однако оставалась безымянной даже для нее самой.
Сивилла сказала лишь:
– Я думаю, что мне нужен психиатр.
Это, по ее мнению, было честным выходом из ситуации, но она напряженно вглядывалась в лицо доктора Холла, чтобы понять, как он это воспримет. Он не выказал удивления и, похоже, не вынес никакого суждения.
– Я подберу вам психиатра, – сказал он деловито, – и сообщу, в какое время вам нужно прийти с матерью во вторник.
– Хорошо. Спасибо, доктор, – ответила Сивилла.
Краткая сухая фраза формальной благодарности прозвучала глухо. Сивилла понимала, что эти слова не способны передать и крошечной доли охвативших ее чувств. Ей нужно было посетить психиатра не только для того, чтобы избавиться от нервозности (если от нее действительно можно было избавиться), – от помощи психиатра зависела сама возможность вернуться к учебе в колледже. Сивилле отчаянно хотелось продолжить учебу. И она знала, что есть один-единственный способ сделать это.
Родителям Сивилла ничего не сказала, но во вторник в присутствии ее матери доктор Холл сообщил:
– Доктор Уилбур ожидает вас десятого августа в два часа пополудни. Ей особенно хорошо удается работа с молодыми.
Сивилла почувствовала, как ее сердце подскочило и упало. Радость по поводу возможности посетить психиатра была омрачена местоимением «ей». Женщина? Она правильно расслышала? Все врачи, с которыми она до сих пор сталкивалась, были мужчинами.
– Да, – продолжал доктор Холл, – доктор Уилбур очень много и успешно работала с пациентами, которых я посылал к ней.
Сивилла почти не слышала его, поскольку импульс ужаса при мысли о том, что в ее сознании будет копаться женщина-психиатр, почти заглушил его слова. Затем вдруг ее страх поубавился. У нее сложились теплые взаимоотношения с мисс Апдайк, медсестрой из колледжа, зато общение с мужчиной-невропатологом из клиники Майо закончилось провалом. Этот невропатолог закрыл ее историю болезни после первого же визита, заявив отцу, что если она продолжит писать стихи, то все будет в порядке.
Доктор Холл слегка наклонился, положил руку на плечо ее матери и твердо сказал:
– А вы, матушка, с нею не пойдете.
Сивилла была поражена и даже шокирована тоном, которым доктор обращался к ее матери, и внешним отсутствием протеста с ее стороны. Для Сивиллы было само собой разумеющимся, что мать везде сопровождала ее, а она сопровождала мать. Ни разу Сивилла не смогла изменить такое положение вещей, хотя и пыталась сделать это. Постоянное присутствие матери в ее жизни превратилось в нечто вроде закона природы, став столь же неизбежным, как восход и заход солнца. Одной-единственной фразой доктор Холл опроверг законы природы.
