Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка - Мак-Канн Кейт
Поделившись горем с Джерри, который был раздавлен этой новостью почти так же, как и я, и с мамой, я отправилась бегать. Быстрый изнуряющий бег помог мне до некоторой степени избавиться от тоски, боли и злости.
Через пару дней я взяла себя в руки, как сказала бы тетя Нора, вернулась в колею и приготовилась ждать следующей попытки.
Через два месяца мы были готовы. Решено было использовать два эмбриона из тех, которые были заморожены. На этот раз мне следовало только в нужное время прийти в больницу, чтобы эмбрионы ввели мне в матку. Я была на работе, когда мне позвонили из больницы. Но это был не долгожданный вызов. Мне очень спокойным тоном сообщили, что замороженные эмбрионы, к сожалению, не выжили, и поэтому мы не сможем продолжить. Очередная груда кирпичей обрушилась на мою голову. Тем вечером, нарыдавшись, мы с Джерри, чтобы успокоиться, пошли выпить пива. По крайней мере, мы есть друг у друга, говорили мы. Оправившись после удара, мы приготовились начать все сначала.
Несмотря на то что команда ЭКО предложила нам для обсуждения следующего шага прийти через шесть недель, я, хорошенько все обдумав, не нашла причин, почему мы не можем начать новый цикл в конце этой недели, если в больнице есть для этого все необходимое. Время как раз было подходящее, и я не принимала никаких лекарств, которые могли повлиять на процесс. Для тех, кто лечится от бесплодия, поразительно, что все остальные так спокойно говорят о неделях и месяцах, как будто ты можешь забыть об этом и сконцентрироваться на чем-то другом. Месяц ожидания для женщины, которая годами пытается забеременеть, — невыносимо долгий срок. Попав в колею, последнее, чего тебе хочется, — это сойти с нее.
Мы очень обрадовались, когда нам пошли навстречу. Однако возникло непредвиденное обстоятельство. Выяснилось, что в то время, когда Джерри нужно будет сдать сперму для оплодотворения, он должен находиться в Берлине. Его пригласили на крупнейшую в Европе кардиологическую конференцию, чтобы он мог представить результаты своих исследований. Это была важная ступень в его карьере, и он, конечно же, был несказанно рад предложению, у меня же внутри все оборвалось. Это означало очередные несколько месяцев ожидания. Но мог ли он пропустить столь важную конференцию? Вечером, когда я готовила ужин, Джерри пришел в кухню, обнял меня и сказал, что решил не ехать в Берлин. Он заверил меня, что ЭКО для него намного важнее. Как же я была ему благодарна!
На этот раз все прошло не так гладко. Я по-прежнему хорошо воспринимала лекарства, быть может, даже чересчур хорошо, потому что мои яичники увеличились слишком сильно. Мне вообще показалось, что они стали размером с тыкву! Как бы то ни было, я чувствовала себя очень неспокойно. С врачами мы решили, что эмбрионы будут вводиться на третий день. Однако на второй день нам позвонил эмбриолог и сообщил, что состояние эмбрионов, похоже, ухудшается. Он посоветовал мне немедленно приехать в больницу и сразу же провести процедуру. Нас с Джерри вдруг охватило отчаяние. Если ничего не получилось, когда все было «идеально», можно ли надеяться на успех при таких обстоятельствах? В мою матку были помещены два эмбриона, но на этот раз мы не позволили себе даже малейшей радости, и стеклянный колпак испарился. Вернувшись домой из больницы, я сразу пошла работать в сад. «Чему быть, того не миновать», — думала я, стараясь не обольщаться надеждой.
Помня о том, чем закончилась первая попытка, мы решили провести тест на беременность дома, за день до того, как мне нужно было идти на проверку в больницу, чтобы, если результат будет отрицательным, чужие глаза не увидели наших слез. На индикаторе проступила одна голубая полоска. Мы переглянулись. «Она слишком светлая», — сказала я, хотя прекрасно знала, что, согласно инструкции, любая линия свидетельствует о позитивном результате. У меня просто не хватило духу поверить в это!
С трудом сдерживая переполнявшее меня волнение, той ночью я заснула с большим трудом. Наутро положительный результат подтвердился в больнице. Всех охватил неописуемый восторг, но больше остальных радовались, конечно же, мы с Джерри. Я снова расплакалась, но теперь это были слезы счастья. Я почувствовала себя так, словно превратилась в другую женщину: высокую, жизнерадостную, светящуюся от счастья. Улыбка не сходила с моего лица, и я не переставала благодарить Бога за наш успех. Никому из родных и друзей мы пару недель ничего не рассказывали, боясь сглазить удачу, и тогда у нас было такое ощущение, будто все это происходит не по-настоящему, а снится нам. Дни напролет я повторяла себе: «Тест был положительным, тест был положительным», вместо того чтобы признать: «Я беременна». Лишь спустя шесть недель, увидев во время ультразвукового сканирования бьющееся сердечко, я заставила себя поверить в это.
В тот день мы впервые увидели нашу Мадлен. Даже тогда она была прекрасна.
Помню, как сердце у меня замирало от восторга, когда я сказала своим папе и маме, что они станут дедушкой и бабушкой. Нужно ли говорить, как они обрадовались! Я уверена, что этот ребенок был им особенно дорог, потому что, кроме меня, детей у них не было, и я была их единственной надеждой на внуков.
Беременность проходила без каких-либо осложнений: ни тошноты, ни кровотечений, ни болей в спине, ни отеков. Я чувствовала себя прекрасно. Чуть ли не за день до родов я сходила в бассейн. Да и быть беременной мне ужасно нравилось. Втирать лосьон для тела в округлившийся животик было непередаваемо приятно, я как будто прикасалась к ребенку. Как любая мать, я навсегда запомню восхитительное ощущение того, как внутри тебя шевелится ребенок. Ни Джерри, ни я не хотели знать, кто у нас будет — мальчик или девочка. Всем моим знакомым известно, насколько я люблю сюрпризы. Я из тех людей, которые ни за что в жизни не откроют ни единой коробки с подарком до Рождества. По какой-то причине я была уверена, что у нас будет мальчик. Сама не знаю почему. Может быть, просто потому, что так часто в мечтах представляла себя с сыном. Мы даже выбрали ему имя — Айдан. Несколько вариантов имен для девочки мы тоже обсуждали, но так ни на одном и не остановились.
12 мая 2003 года, за девять дней до ожидаемого срока, во время очередного предродового осмотра у меня начались схватки. Как большинство матерей, рожающих первый раз, я заранее до мелочей спланировала, как все должно проходить: какая музыка будет звучать, что взять с собой из еды, каким охлаждающим спреем для лица я буду пользоваться, но меня из смотрового кабинета повезли прямиком в родильное отделение. Пока не позвали Джерри, у меня не было даже туалетных принадлежностей. Впрочем, когда дошло до дела, я не хотела ни на что отвлекаться и полностью сосредоточилась на том, что мне предстояло. Когда Джерри стал ободрять меня, я, дыша через кислородную маску, начала раскачиваться из стороны в сторону, и мне вдруг подумалось, что я похожа на Стиви Уандера. Удивительные мысли порой приходят на ум в экстремальных ситуациях.
Рожать ребенка адски больно, от этого никуда не денешься, но я была очень спокойной и тихой роженицей, не замечавшей никого и ничего вокруг. К счастью, роды прошли без осложнений и довольно быстро. Помню, наконец почувствовав, как начала выходить головка ребенка, я стала говорить что-то жалостливое акушерке. «Печет очень», — если память меня не подводит. А в следующий миг появилась наша малышка.
После долгих лет ожидания наконец свершилось: мы стали родителями. Более прекрасного чувства человек, наверное, не испытывает за всю свою жизнь. Перед нами предстала она: не милый сыночек, а милая дочурка. Даже не знаю, почему это нас тогда удивило, в конце концов, существует всего два варианта, но оттого, что это было для нас неожиданностью, та минута стала еще более волнующей. Наша дочь была совершенна. Идеально круглая головка без каких-либо отметин и абсолютно не деформированная. Огромные глаза и аккуратное маленькое тельце. Никогда до этого я не видела ничего более прекрасного. Я полюбила ее с первого взгляда. Разумеется, об Айдане пришлось забыть. Из всех имен, которые мы обсуждали, Мадлен мне нравилось больше всего. И она стала Мадлен. Мадлен Бет Макканн. Едва появившись на свет, она принялась кричать (ну, за следующие полгода мы к этому привыкли). Сестра Джерри, Триш, наведалась к нам, когда мы были еще в родильном отделении. «Это твоя так вопит? — спросила она не без удивления, услышав визг в 200 децибел. — Ничего себе!»
