Очаг вины, или Любовь, диагноз и ошибка одного нейрофизиолога - Огородникова Татьяна Андреевна (книги полностью .txt) 📗
– Ты… не одна?
– Да, конечно. Поэтому я и не смогла прийти сегодня к вам. Я работаю.
У Генриха вспотел затылок.
– Как это – работаю?
– Так, как обычно. У меня клиент – очень хороший, он заплатит мне по двойному тарифу за то, что я принимаю его именно сегодня. В другое время он не может…
Генрих уже ничего не слышал, у него зазвенело в ушах, он сделал два неуверенных шага по направлению к комнате и увидел немолодого пузатого дядьку с красным лицом и осоловевшими глазами. Нижняя часть туловища дядьки была прикрыта мятой простыней ровно до неприятной пупочной грыжи, которая без зазрения совести, словно выпученный глаз, рассматривала нежданного гостя. Грыжа восседала на округлом расплывшемся шаре запасов организма на случай голода. Здесь же покоилась пухлая маленькая ручка с короткими, поросшими редкими волосами, пальчиками. На безымянном утонуло в складках массивное обручальное кольцо. Генриха чуть не вырвало.
– Вы и есть клиент? – только и мог спросить ученый.
Мужик прочистил горло.
– Ну да… А ты что, следующий? Накладочка вышла, дорогой, придется тебе попозже зайти. Девушка пока занята. Она МЕНЯ любит, дорогой! – Он демонстративно сложил руки на груди, показывая, что не собирается более терять оплаченное время.
Генрих и не претендовал. Он весь как-то сжался, быстро развернулся и вышел прочь из квартиры.
«Как она могла?» – вопрос неотступно преследовал его, пока он ехал домой. Он помнил время, когда этот вопрос уже терзал его с такой же неотвязной настойчивостью, только касался он совершенно другой женщины… Генрих тупо управлял автомобилем, а в голове, как в пустой банке, перекатывался проклятый вопрос. Впрочем, на подъезде к дому он трансформировался в еще более убогий формат. Теперь ученый пытался раскрыть другой секрет: «Как я мог…»
В этот день женщина как личность и как человек перестала интересовать ученого из лаборатории мозга. Если только в качестве респондента или испытуемой. Генрих поклялся, что больше никогда никого не станет любить. Конечно, многие люди давали себе клятвы. Но поверьте, обет человека, который посвятил свою жизнь изучению реакций головного мозга на все происходящее вокруг, – совсем другое дело.
Обет
Мозг человека и высших животных защищен несколькими оболочками от возможных внешних повреждений. А от тех, которые идут изнутри организма и через органы чувств? Хуже всего обстоит дело с влияниями «изнутри организма».
Генрих не просто поклялся. Через пару недель усилием воли он почти вернулся в прежнее состояние. Это было состояние независимости, полета и открытий. То, что ему довелось пережить с Эльфирой, казалось ужасной глупостью, неэффективной тратой времени… Нельзя сказать, что боль предательской любви к обыкновенной проститутке покинула сердце ученого в один миг. Иногда она врывалась в душу острой тоской и задавала вопросы, которые начинались со слова «если». Генрих старался не расслабляться, убеждая себя, что для него этого слова не существует. В научной работе, экспериментах, которые проводятся на микроскопических объектах, требующих высочайшей точности, этому «если» места нет. Настройки, которые Генрих пытался установить в своей голове, периодически давали сбой, и тогда он возвращался мыслями к Эльфире. В эти минуты его лицо приобретало особенное выражение, которое безошибочно распознавала Арина.
– Успокойтесь, Генрих! – властно приказывала домработница. И для страховки произносила еще одну фразу: – Не исключено, что в эту секунду у вашей мечты в постели еще более выгодное предложение, чем в тот раз.
Домработница Арина изо всех сил старалась помочь хозяину выйти из мучительного состояния. Надо отдать ей должное, она ни разу не упомянула имени бывшей любимой ни в каком контексте. Лишь иногда, видя, как ученый задумчиво подносит к переносице указательный палец, Арина напоминала:
– Генрих! Не забывайте, вам надо работать. Вместо глупостей, на которые вы тратите время, подумайте о том, что от вас зависит, может быть, судьба всего человечества!
Если это пока и не было правдой, то вполне могло бы стать ею в течение нескольких лет.
Терапия Арины помогала на короткое время, да и сами эмоции притупились от постоянной борьбы с ними. Но иногда в глазах Генриха вдруг вспыхивала такая глубинная тоска, что у Арины разрывалось сердце. «Хоть бы ты в церковь сходил, помолился, как заколдованный стал…» – думала она про себя, не рискуя высказать эти мысли вслух. Тем не менее она оказалась недалека от рецепта обретения равновесия. Для полного излечения от любви к продажной девке понадобилось почти полгода. Как ни странно, помог улыбчивый батюшка, которого Генрих встретил в кабинете у своего приятеля Бориса. Тот занимался мусором, благотворительной деятельностью, помогал какому-то монастырю и интересовался новыми разработками лаборатории Генриха. Мусорщик не был фаталистом, но уверенно считал, что случайностей в жизни не бывает. Может быть, благодаря этой вере ему удалось дважды обмануть саму смерть. Один раз с помощью Генриха, другой, как выяснилось, с помощью этого самого улыбчивого батюшки…
Неожиданная встреча
Лиц, претендующих на возможности видеть прошлое, настоящее и будущее, очень немало. В мои задачи не входит ни их оценка, ни сравнение, ни отделение «чистых» от «нечистых», истинных пророков от шарлатанов. Мне важно было повидаться с человеком, чьи особые свойства действительно прошли проверку и числом и временем, – мне неважно, сколько их, похожих или таких же. Пусть один, пусть тысяча. Мне важно было убедиться самой: да, такое бывает.
С давних пор приятельские отношения ученого с Борисом переросли в настоящую дружбу. Борис занимался каким-то странным приземленным бизнесом, по всей видимости, очень доходным. Генрих часто раздумывал о феномене благосостояния. Почему человек, который в перспективе может спасти мир от рака, СПИДа, старости и болезни Альцгеймера, перебивается от одной нищенской зарплаты до другой, а сидящий напротив магнат переработки мусорных свалок признает на завтрак только белужью икру с хрустящими зерновыми тостами утренней выпечки… Да, бизнес Бориса действительно был связан с переработкой отходов. В кругу даже самых близких Борю называли не иначе как Мусорщик. Боря не обижался. Он был самодостаточным и гордым человеком. Да и деньги Борис, можно сказать, заработал на спор. Когда-то он посмотрел пиратскую копию фильма «Мусорщик» и поспорил на пять баксов с педерастом по имени Коша (мама думала, что сына зовут Николай), что сможет продать бак мусорных отходов за двадцать зеленых. Он продал. Коша, как и положено девочке, денег не отдал. Но с тех пор к Борису приклеилось прозвище Мусорщик и стойкое понимание того, что с «не такими» бизнес делать нельзя. Друзья любили Бориса за открытость и преданность. Он принадлежал к редкому типу мужиков, для которого наличие денежных знаков является необходимым, но недостаточным условием жизни. Борис не был одержим «бабками», как многие его знакомые, более того, он даже не был озабочен погоней за красивыми телками, чем увлекался любой мало-мальски обеспеченный мужик из его окружения. Борис проявлял совсем не праздное любопытство к классической музыке, немного играл на пианино, неплохо знал итальянцев эпохи Возрождения, но самое главное – был невероятно заинтересован в работе лаборатории мозга, финансировал разработки своего гениального друга и частенько приглашал к себе Генриха. Наряду с серьезными вопросами, Боря наивно интересовался продлением жизни, улучшением памяти, чудесами подсознания. Кроме того, Борис имел удивительно позитивное влияние на Генриха. Им было комфортно вдвоем. Каждый раз, приходя к приятелю в офис, Генрих получал заряд хорошего настроения. В этот раз его ожидал сюрприз.
Когда Генрих постучался, Борис, как обычно, закричал:
