Мастерская дьявола - Топол Яхим (книги серии онлайн .TXT) 📗

— Куда все подевались? — спрашивал я у молчаливых крепостных стен.

И вдруг я понял, что стою ровно на том самом месте, где мой отец после короткой борьбы со мной рухнул со стены спиной вниз, в красную траву.

Должно быть, задумавшись, я произнес что-то вслух. И в ответ услышал голос дяди Лебо.

— Тут как будто никогда не ступала нога человека, верно? — сказал он.

Лебо пришел за мной. В своем черном костюме он сливался с мрачной тяжестью вечернего неба. Только глаза его сверкали.

Знаешь, твой отец тоже не одобрил бы гибели города. Он был ему предан. Ведь как раз где-то здесь, махнул Лебо рукой со стены туда, где в сумерках багровела трава под нами, он вытащил из могилы твою мать.

Ну, не то чтобы из могилы, продолжал он, помолчав и сглотнув. Яма это была. Я по тогдашнему своему малолетству этого не помню, но, говорят, такие ямы были тут на каждом шагу.

— Что?! — заинтересовался я, потому что эта глава их жизни была мне неизвестна.

Ну да, вытащил, ответил Лебо. А потом на крепостной стене, погрузившейся в сумерки, поведал мне то, что ему когда-то рассказывал мой отец.

Понимаешь, вконец измотанные они были, все эти советские солдаты, освободители Терезина, когда их части вошли через Манежные ворота на центральную площадь. В городе был тиф, они и воды здесь не могли напиться, разве что у кого-то из них оставалась во фляге водка, но только не у твоего отца, ведь он был совсем мальчишка и чуть не до земли сгибался под тяжестью военного барабана.

И вот тут, внизу, повел Лебо правой рукой со стены, он решил передохнуть, положил барабан на траву возле ямы — и вдруг глядь! Что там в этой яме шевелится? На горе трупов сидит голая девчонка — чисто скелет — и машет ему. Ну, он оторвал ремень от барабана, бросил ей конец и вытащил ее из ямы. Девчонка оказалась чешкой, как он сразу понял по шепоту, что слетал с ее иссохших, потрескавшихся губ, и это был просто праздник для него, чешского парня, услышать снова родной язык, ведь во время боев и наступления Красной армии, которая спешила на помощь сражающейся Праге, он бил в барабан и с гражданским населением, ясное дело, не общался.

Красноармейцы подобрали его в какой-то вырезанной чешской деревне в Карпатах, а может, на Украине — ну да, родитель твой был сын полка.

Стало быть, вытащил он девчонку, уложил на траву и тут же сдернул с себя гимнастерку, чтобы прикрыть ее жуткую костлявую наготу… стоял солнечный майский день, когда твои родители вот так встретились. А потом он услышал смех старшин, что как раз вместе с восставшими вооруженными чехами вели в тифозный концлагерь, тогда уже опустевший, пленных немцев, наверное, тысячи четыре их было… сотни женщин и детей там поумирали, может быть, какая-то часть костей, записок и пряжек, которые вы мне приносили, принадлежала им — я между ними различия не делаю. Так вот, русские и чехи гнали мимо тифозных ям в лагерь немцев, но у крепостной стены двое-трое старшин отделились от конвоя и подошли к твоему папаше, их однополчанину, с водой! Конечно, они и девчонке дали напиться. «Ну, девчонку ты теперь не можешь бросить! — подмигивают старшины и как-то так плутовски ухмыляются. — Гляди-ка, девчонку себе нашел, молодец! Так сыграем свадебку, а?» Вообще-то это была просто солдатская шутка, но твой отец на радостях, что утолил жажду, будто бы с жаром кивнул, сочтя женитьбу на чешской девчонке делом решенным. Военные фельдшеры ее вопреки всем ожиданиям выходили — само собой, у нее был тиф, а кроме того, она, сказывали, совершенно ослабела от родов: да-да, представь себе, говорит Лебо, и я чувствую его руку у себя на плече и не хочу его ни о чем расспрашивать.

Знаешь, почему она оказалась в яме? Лагерное начальство приказало ее убить, потому что она в Терезине забеременела, в этом и была ее вина, рассказывал Лебо.

Но русские пришли так быстро, что немцы не успели прикончить всех обреченных. Вот так ты и появился на свет, понял?

Я не знал этого, а теперь мне уже неинтересно, ответил я и притопнул ногой, так что в воздух поднялись небольшие облачка красной пыли.

Понимаю тебя, сказал Лебо, мне тоже давно уже стало безразлично, кто мог быть моим отцом, все равно же его почти наверняка убили, пожал он плечами.

И вот мы стоим, глядим со стены… мама махала папе из ямы, которая была примерно в том месте, где он рухнул с крепостного вала, это мне кажется немного странным.

Ладно, пусть так, пожал я плечами совсем как Лебо.

Он снова положил свою огромную лапу мне на плечо. Мы посмотрели друг на друга. И в этот момент словно заключили между собой уговор, что о родителях больше толковать не будем.

А ведь не каждая женщина сумела бы выкарабкаться из этой ямы так, как моя мама, подумал я.

Лебо кивнул и опять пожал плечами, и я тоже — ага, стало быть, я подумал это вслух.

А потом Лебо рассказал, что старшины устроили свадьбу, военную свадьбу в Терезине… Твой папа остался здесь с мамой и со временем создал на пустом месте самый знаменитый в Чехословакии полковой ансамбль, военный оркестр Терезина, известный и за пределами города, а это для поначалу жалкого, прибившегося к армии паренька, ничтожного барабанщика, было не так-то легко, уж поверь! Твой отец отдал свои силы городу, ты же знаешь. Ты обязан продолжить его дело.

И тут Лебо впервые раскрыл мне свой план спасения города. Сам он, пользуясь своими контактами, уже долго просил, и клянчил, и бил в колокола на все стороны света.

Знаешь, родитель тобой гордился бы, сказал он, махнув рукой туда, где глубоко внизу под нами от порывов вечернего ветра тревожно трепетала в сумерках рослая крепостная трава.

Там мой отец испустил дух.

Если бы он не погиб вот так, он точно не пережил бы погибели города, заключил Лебо.

Наверное, он был прав.

Какой там в этих развалинах может быть военный оркестр, победитель всяческих смотров, с горделивыми звуками медных труб?!

Так отец хотя бы видел в последнее мгновение своей жизни величественные городские стены, вдоль которых летел. Тогда, в момент его падения, этим стенам еще ничто не угрожало. Особенно для освободителя Терезина это была хорошая смерть, внушал мне Лебо.

И я решил связать свою дальнейшую жизнь с его планом спасения города.

В ту же ночь мы приступили к работе.

Свое детство я отныне считал законченной главой.

Дома мы сразу же пошли к моей койке. Лебо придвинул к ней столик, посмотрел на меня и с улыбкой показал на розетку для интернета в стене, точно такую же, как в Панкраце, маленький блестящий четырехугольник.

Я кивнул. Музей хотел оборудовать здесь свои офисы.

Лебо, ты знаешь, что я делал в тюрьме?

Он пожал плечами. Знал или не знал?

Больше мы к этому не возвращались.

Потом Лебо извлек старую сумку, набитую бумажками и блокнотами, свою сумку, куда он складывал скопированные надписи, выцарапанные ногтями, — порой там попадались имена, некоторые из этих людей или их родные выжили и в наши дни разбросаны по миру.

У Лебо были десятки лет на то, чтобы отыскать их; а еще он хранил в сумке бесчисленные записки, которые мы, дети, находили для него в утробах города, вырванные странички из энциклопедий, научных трудов, мемуаров и тому подобного, и вот он придвинул ко мне эту свою память и начал диктовать, плетя сеть связей и контактов, которая должна была спасти Терезин.

Да, уже в ту ночь и в последующие дни и ночи мы писали письма, вопили о помощи, стучались во множество дверей, просили, отправляли слезные послания людям, которые здесь когда-то жили, их родным и знакомым, и боролись за гибнущий город. Мы били в набат.

Вскоре мы выгородили досками мою койку с интернет-уголком. Столик быстро заполнили блокноты с заметками, груды дискет. Но перебираться из этого помещения куда-то еще мы не хотели.

Ни за что.

Я сидел за компьютером, бегая всеми десятью пальцами по клавиатуре, Лебо иногда ходил из угла в угол, но чаще садился на койку и диктовал.

И если позднее случалось, что в комнате, устав от вечерних сеансов, спали какие-то наши студенты, нам с Лебо это было все равно, мы работали.