Пианистка - Елинек Эльфрида (читаем книги онлайн .TXT) 📗
Дочь, эта странная и неумелая любовница, скручивает матери руки и целует ее в шею, обнаруживая свои тайные сексуальные намерения. Мать, тоже не слишком образованная в любви, использует неправильную технику и сокрушает все вокруг. При этом ее старая плоть вовлечена в борьбу в полную силу. С ней обращаются не как с матерью, а как с плотью. Эрика зубами проходится по материнскому телу. Она целует и целует. Она неистово целует мать. То, что потерявшая над собой контроль дочь вытворяет с матерью, мать называет свинством. Бесполезно — так ее не целовали уже не один десяток лет, но натиск все усиливается! Эрика продолжает страстно целовать ее, пока, после бесконечного шквального огня поцелуев, дочь не замирает в изнеможении, полулежа на матери. Ребенок заливает лицо матери слезами, а мать пытается сгрузить с себя это дитятко, спрашивая его, не сошло ли оно с ума. Ответа не следует, да мать и не ждет ответа, а приказывает сейчас же успокоиться и уснуть, ведь и завтра будет день, будет и пища! Она напоминает о том, что Эрику завтра ждет работа. Дочь соглашается, что теперь пора спать. Дочь еще раз, словно слепой крот, шарит по телу матери, однако та отталкивает ее руки. Дочери удается на несколько коротких секунд увидеть уже сильно поредевшие тонкие волосы на материнском лобке, покрывающие внизу тучный живот. Это выглядит очень необычно. Мать самым строгим образом прятала это место от ее глаз. Во время схватки дочь нарочно задрала на матери ночную рубашку, чтобы увидеть эти волосы, о наличии которых она все время знала: они там есть! Жаль, света маловато. Эрика специально раскрыла мать, чтобы увидеть все, абсолютно все. Мать безуспешно пыталась сопротивляться. С чисто телесной точки зрения Эрика сильнее своей слегка замученной матери. Дочь выпаливает матери прямо в лицо, что именно она сейчас у нее только что увидела. Мать молчит, чтобы превратить увиденное в невидимое.
Обе женщины спят, тесно прижавшись друг к другу. Остаток ночи очень короток, скоро день заявляет о себе неприятно ярким светом и назойливым щебетом птиц.
Эта женщина здорово удивила Вальтера Клеммера, ведь она осмелилась на то, что другие только обещают. Взяв себе передышку и все обдумав, он против своей воли подивился тому, какие границы она дерзнула раздвинуть. Ее страсть жаждет простора. Клеммер находится под сильным впечатлением. У других женщин на этом пространстве размещается разве что горка для лазания да качели-коромысла на растрескавшемся бетоне пыльной площадки. Здесь же перед счастливым потребителем простирается целое футбольное поле, да еще теннисные корты и гаревая дорожка. Эрике ее ограждение давно привычно, мать вбила колышки, однако Эрика этим не удовлетворяется; она вырывает столбы и не боится старательно вкопать новые, — признает ученик Клеммер. Он горд тем, что ее попытки связаны именно с ним, к этому он приходит после длительных размышлений. Он молод и открыт всему новому. Он здоров и открыт всему болезненному. Он открыт всему, откуда бы оно ни появлялось. Он открыт и готов распахнуть настежь новые ворота. Он бы, пожалуй, даже высунулся далеко из окна, так далеко, что едва бы удерживал равновесие. Он бы стоял, удерживаясь на самых кончиках пальцев! Он наверняка чем-то рискует и радуется риску потому, что именно он берет его на себя. Прежде он был чистым листом, ожидавшим, когда неизвестный печатник нанесет на него оттиск, и никто до него ничего подобного не читал. Это наложит на него отпечаток на всю жизнь! После этого он перестанет быть тем, кем был раньше, потому что будет чем-то большим и больше будет иметь.
В случае необходимости он готов решиться и на жестокость в том, что касается этой женщины, — воображает он себе. Он безоговорочно примет ее условия и продиктует ей свои собственные: больше жестокости. Ему точно известно, как все будет развиваться после того, как он несколько дней будет держаться от нее на расстоянии, чтобы испытать, выдержит ли чувство бесчеловечную пробу на разрыв со стороны рассудка.
Сталь его духа погнулась, однако он не пал под тяжестью обещаний, которые надавала ему женщина. Она предаст себя в его руки. Он горд испытанием, которое выдержит. Возможно, он доведет ее до полусмерти!
И все же ученик рад тому, что сможет несколько дней держаться от нее на расстоянии. Лучше пусть она остынет, чем сразу совать ей палец. Он подождет несколько дней и посмотрит, что принесет ему в зубах эта женщина, для которой наступил черед быть любимой, — мертвого зайца или куропатку. Или старый башмак. Он своенравно и своевольно не станет до поры ходить к ней на занятия. Он надеется, что женщина начнет преследовать его, потеряв всякий стыд. Тогда он скажет ей «нет» и станет выжидать, что она дальше предпримет. А пока молодому человеку лучше побыть наедине с собой, ведь у волка нет желанной подруги, пока он не встретит козу.
Что касается Эрики, она давно уже узнала, что такое отказ, а теперь вздумала совершенно измениться. Часто используемый пресс ее алчности давит на желание, из-под него уже течет красная струйка. Она постоянно смотрит на дверь, не появится ли ее ученик, однако приходят другие, а его нет как нет. Он без всяких оправданий держится подальше.
Клеммер постоянно стремится чему-то учиться, многое начиная и мало что заканчивая, — японские боевые искусства, иностранные языки, общеобразовательные поездки, художественные выставки, — с некоторого времени он берет еще и уроки по классу кларнета по соседству с классом Эрики, чтобы приобрести основные навыки, которые он позднее намерен расширить в игре на саксофоне с прицелом на джаз и импровизацию. Он избегает рояля и его повелительницы. Обычно, получив начальные сведения в определенных областях знания, Клеммер прекращает занятия. Ему не хватает терпения. Однако теперь он хотел бы стать суперлюбовником, женщина его на это вызывает. Он снова жалуется, — у него и на это есть время, — что корсет классического музыкального образования слишком узок для него, любящего насладиться доброй порцией пространства, не очерченного границами. Он предчувствует широкие просторы, мысленно представляет себе поля, еще ни разу им не виданные и, естественно, не виданные никем другим до него. Он поднимает край покрывала и в испуге вновь опускает его, чтобы снова поднять и удостовериться, что он действительно все это видел. Он едва верит в это. Кохут постоянно стремится закрыть ему доступ в эти поля и луга, однако в частной сфере она его этим непрестанно манит. Ученик ощущает тягу к безграничности. Во время занятий женщина неумолима. Она издалека слышит самое малое, самое ничтожное, а в жизни она хочет, чтобы ее принудили к мольбам. Она полностью закутывает его в рояль, в этот эластичный бандаж из технических упражнений, трелей, школы беглости по Черни. Для нее будет непереносимо тяжким оскорблением то, что лишь кларнет смог освободить его от пут полифонии. Как прекрасно он сможет однажды импровизировать на саксофоне-сопрано! Клеммер играет на кларнете. Рояль он почти забросил. Он решительно осваивает новые для себя области музыки и планирует играть в студенческом джаз-бенде, с парнями из которого он лично знаком. Потом, превзойдя их, он создаст собственную группу, которая будет играть музыку в соответствии с его представлениями и намерениями, название для группы он уже придумал, но держит пока в тайне. Музыкальные замыслы вполне соответствуют его ярко выраженному стремлению к свободе. Он уже записался в класс джаза. Он хочет научиться делать аранжировки. Поначалу он хочет приспособиться, включиться в общий процесс, но придет время, и он вырвется из ряда, солируя, подобно мощному фонтану, так, что перехватит дух. Его волю нелегко поместить в определенный ряд, его желание и его возможности с трудом умещаются в рамках нотной тетради. Его локти бодро загребают воздух, дыхание с силой вливается в инструмент, он ни о чем не думает. Он радуется. Он упражняется в постановке губ и смене клапанов. Серьезные успехи уже маячат на далеком горизонте, — говорит его учитель-кларнетист и радуется ученику, получившему в классе коллеги Кохут значительные базовые знания. Его вполне можно переманить от коллеги, чтобы во время выпускного концерта погреться в лучах его успеха. К двери класса приближается женщина, облаченная в изысканную туристскую амуницию, и занимает выжидательную позицию. Ее не сразу узнаешь. У нее здесь дело, вот она и пришла. Эрика Кохут, как это ей свойственно, принарядилась в соответствии с определенным поводом.
