Старт - Мандаджиев Атанас (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
Скульптор и Мерзляк обмениваются понимающими взглядами.
Насмешник прячет ироническую улыбку, как бы говоря себе: «Ну выступлю, ну и что?! Против всех не пойдешь!»
Вожак улавливает затаенное сопротивление и нарочито обращается к Никифору:
— Твое мнение?
Никифор, поразмыслив.
— Согласен… согласен, что мы очень запоздали!
Вожак, обрадовавшийся было его первому слову, мрачнеет.
— Чтобы исправить одну ошибку, совершим другую, быть может непоправимую? — вмешивается Асен, стоящий в стороне и тем самым как бы отделяющий себя от группы.
— Хватит сентенций! — вскипает Дара.
Бранко не выносит всех этих обсуждений:
— Для чего же столько усилий потратили? Разве не для выполнения задания?
— Деян часто говорил: «План ради плана», — напоминает Суеверный.
И тотчас — несколько голосов:
— Хватит с нас Деяна!
— Дезертир!
— Старый козел!
Поэт прибегает к общей мечте:
— Это восхождение — ступень на пути к Памиру! — В голосе его обрывается струнка сомнения.
— Снова все откладывать на целый год! — Дара, как обычно, руководствуется чувством противоречия.
Очерчиваются две подгруппы: первая, более малочисленная, но активная и настойчивая, стоит за риск; вторая — молчаливо не убеждена в необходимости рисковать. Среди несогласных — Насмешник, Суеверный, Скульптор, Мерзляк. Асен не подключается ни к одной из подгрупп — ему интересно наблюдать и рассуждать об их разногласиях.
Но вот к нему обращается раздраженная Дара:
— А с кем ты?
И Асен задорно шепчет ей на ухо:
— С тобой!
Но вожак спешит прекратить все:
— Времени нет для дискуссий!
Мы все еще бурлим. Но в конце концов дело решают наши «спящие красавцы» — они определяют численное превосходство. Активные увлекают их за собой, как комета — свой хвост. Это молчальник Рад, которому все — все равно. Влюбленный Андро; Зорка, женственная спутница силы; оператор, готовый присоединиться к самому рискованному направлению, лишь бы остаться с нами; и Поэт, склонный к созерцательности и податливый на внушение.
По сути, вожак не может приказать. Он всего лишь живое олицетворение групповой воли. Итак — напрямик, по крутизне. Спор заключает Никифор.
Все взгляды устремлены на него и, кажется, заклинают не перечить общему решению, не тормозить движение вперед.
Никифор, как и вожак, подчинен нашей воле. Он, прежний вожак, — зеркальное отражение нынешнего, фактически они ничем не отличаются.
— Ладно! Но если бы это я предложил, вы бы, наверно, спросили, не напился ли я!
Несколько голосов ускоряют окончательное решение:
— Пошли! Пошли!
— Единогласно!
— Против — нет! Воздержавшихся — нет!
Мы все знаем, что нас ждет самый быстрый, но и самый рискованный путь. И не возражаем. Может быть, это победа над бурей кружит нам головы! А может быть, мы, просто сами того не сознавая, ищем смерти, как наивысшего, истинного испытания!
Нас губит древняя как мир человеческая мечта о прямом пути.
Не терять высоту!
У нас, альпинистов, существует закон: нельзя терять достигнутую высоту. Это особенно важно в высоких горах, где преодоление высоты связано с так называемой горной болезнью. Если ты уже свыкся с разреженным воздухом высоты, не нужно спускаться ниже, чтобы не отвыкнуть.
Для нас следование этому закону — вопрос собственного достоинства. По сути, и спор наш о том, каким путем пойти, решился не перевесом чьих-либо мнений, а этим законом, ставшим второй нашей природой.
Иди в обход, зигзагом, по кругу, напрямик, но никогда не теряй высоты!
Сколько сил стоил тебе подъем! И все они потрачены напрасно, брошены на ветер, если ты не сумеешь на достигнутой высоте удержаться.
Этим-то ты и отличаешься от обычного туриста, что никогда не теряешь преодоленной высоты.
И в горах и в жизни этим ты отличаешься от обычного туриста.
Самое тяжкое, почти невозможное — это не только удержать высоту, но и подняться над ней. Таких людей — единицы! Силен не тот, кто может высоко забраться, но тот, кто не спускается ниже с достигнутой высоты.
Можно потерять себя, но не высоту!
Этот внутренний приказ создал человека.
Каждое поколение получает от предшествующего некую высоту, и нужно любой ценой удержать ее и хотя бы на шаг увеличить.
И своим бытием человечество обязано этому единственному шагу, превышающему однажды постигнутую высоту.
Скованность
В путь!
Вожак прикладывает палец к губам. Ни звука — иначе разбудим дремлющую лавину.
Мы движемся как раз над ее возможным логовищем.
Лавина — белогривая львица.
Мы так много слышали о ней, столько раз уходили от нее, что уже как-то с ней сроднились.
Наши шаги стихли, словно онемели. Напряжение растет. В воздухе распласталась угроза.
Даже Дара, хотя и не старается попасть точно в предыдущий след, движется осторожнее.
Ветра больше нет. Холодно. Солнце озарило вершину.
Ослепительная бескрайняя белизна, по которой движется четко очерченная голубоватая тень каждого из нас. И эта движущаяся тень — признак жизни, доказательство того, что мы еще живы, что мы еще состоим из плотной материи, бросающей тень на мертвую снежную белизну. Тень реальнее человека. А в темных углублениях склона эта тень исчезает, сливается с огромной тенью горы.
Мы движемся совсем близко друг от друга, нарушая все правила. Если уж один раз нарушишь, остальные ошибки приходят автоматически.
Вожак — впереди.
Даже педантичный Никифор вносит свою лепту в нарушения: подбадривает, чтобы не отставали, не растягивали цепочку.
Причина наших ошибок — победа над бурей. Мы верим, что уже все позволено.
Молчание — инстинктивное выражение осторожности.
Мы притаили дыхание. Один глубокий вдох может вызвать лавину. Еще усилие. Еще последнее усилие.
Перед нашим внутренним взором — лицо Суеверного. Мы шагаем гуськом, и оно скрыто от нас. Но все равно мы ясно различаем, как все ярче оформляется на нем дурное предчувствие. Его стиснутые челюсти едва удерживают крик: пусть скорее случится то, что должно случиться! Неуверенность, неизвестность, растущее беспокойство переносятся с трудом!
Вожак кидает быстрый взгляд через плечо.
Угрожающе высоко навис свежий снег. С другой стороны — пропасть. В углублениях снег — почти черен от скопления теней.
Движемся точно посредине между вершиной и бездной. Самое опасное место. Точка, где сошлись два притяжения: вниз и вверх.
Идем.
Все ближе друг к другу.
Будто мимо звериного логовища. Лишь бы не разбудить.
Один за другим. След в след.
Дисциплинированные, твердые.
Верные своим ошибкам.
Наши шаги заставляют лавину пробудиться.
Последний предугадывает бедствие первым
Никифор испуганно поднимает голову. Но что можно сделать, когда ты ступаешь последним!
Вожак где-то высоко над ним.
Но испуг последнего, как по проводам, передается первому.
Резкий взгляд вверх, быстрое обращение к нам, крик не своим голосом:
— Лавина!
Этот крик становится окончательным толчком.
Снег сыплется сверху, рушится с вершины узкими струями, шипит каким-то особенным, незнакомым холодным шипением, влечет за собой новые волны снега; целые глыбы, огромные ледяные плиты скользят вниз…
И вдруг…
Часть вторая
Лавина
Белый взрыв
Тихий, мягкий, пушистый снег преображается в свою противоположность.
Лавина созрела.
Долго копилось оно, снежное терпение. Снежинка к снежинке, шаг за шагом, день ото дня.
И вот переполнилась ледяная чаша. Лавина!
Вспененная белая грива. Оглушительный грохот. Разбуженное многократное эхо, словно стон ужаса.