Дорога на Вэлвилл - Бойл Т. Корагессан (книги бесплатно без txt) 📗
Не в силах противиться порыву, Чарли направился к висевшему на крючке пиджаку – просто для того, чтобы еще раз задохнуться от восхищения, полюбоваться, прикоснуться к чеку (так же любовно, наверное, воин-индеец поглаживает особенно трудно доставшийся скальп, а миллионер – банковскую книжку). Он нащупал пальцами сложенную бумажку (ничего ему не приснилось, вот они, денежки), бережно достал и с замиранием сердца вчитался в чудесные, волшебные, звучные строки:
Одна тысяча долларов
Выдать Чарли Оссинингу
Олд Нэшнл энд Мернант Бэт, Бэттл-Крик, Мичиган
Оссининг едва не захлебывался от восторга, сердце готово было выскочить из груди. Он подпрыгнул и заплясал по комнате с чеком в руке. И тут заметил нечто невозможное: на чеке нет подписи. Совсем нет.
Чарли замер. В животе тошнотворно заныло. Этот идиот забыл подписать чек!А он, Чарли Оссининг, дважды идиот, что как следует не проверил. Они быстренько бы разобрались: «О, Уилл, смотри-ка, ты, кажется, забыл подписаться!» – «Ха-ха, нет проблем, давай сюда, еще по рюмочке?» А теперь… Чарли с размаху треснул кулаком по стенке, и по штукатурке сразу побежали трещинки. А теперь надо тащиться в Санаторий, где на него будут пялиться эти надутые любители отрубей, и вести разговоры с Уиллом Лайтбоди за тарелкой сельдерейного супа. А вдруг Лайтбоди не захочет ставить свою подпись? Вдруг он забыл или передумал? Вдруг скажет: был пьян и не ведал, что творил? А если там будет его жена? Или сам доктор Келлог?
Не важно, все равно нельзя терять ни минуты. Чарли облачился в синий саржевый костюм, раскопал в чемодане относительно приличные воротничок и пару манжет, надел желтые ботинки и заспешил вниз по лестнице, на бегу натягивая пальто. Он мельком заметил, как его проводили взглядом миссис Эйвиндсдоттер, Бэгвелл и прочие сидящие за столом. Пансионеры со скорбными лицами лакомились козьим сыром, уложенным в огромные куски хлеба, и «чудным» жарким из ондатры, сурка или еще какой-то живности подобного рода – в общем, того, кого заловил в свои капканы на этой неделе отважный возлюбленный миссис Эйвиндсдоттер. Чарли вышел на улицу. Пешком. Придется снова идти пешком. Городской транспорт не работал по случаю праздника, а наемные экипажи собирались, как правило, у «Таверны Поста», на другом конце Бэттл-Крик.
Оссининг добрался до Санатория за двадцать минут, которых было достаточно, чтобы уши окоченели, а пальцы на ногах потеряли чувствительность. Он вошел в залитый светом огромный вестибюль. Народу здесь было совсем мало, не то что в его первое посещение, когда им с Джорджем и Бендером пришлось уносить ноги из кабинета Келлога. Тогда за ними неслась целая армия преследователей. Но сегодня, в канун Рождества, здесь было тихо и спокойно. Чарли совсем не улыбалось столкнуться сейчас с доктором или кем-нибудь из его горилл, которые гнали его до входной двери в прошлый, такой неудачный, визит.
Оссининг направился к человеку у стойки, стараясь вести себя независимо и не обращать внимания на подозрительные взгляды посыльных в зеленой униформе. Он деловито шагал, всем своим видом показывая, что имеет полное право находиться в Санатории, что он здесь – дома. Он даже не чертыхнулся (хотя пришел в крайнее замешательство), когда получил крепкий удар сзади: это катилась в инвалидном кресле дама, использовавшая выставленную вперед загипсованную ногу как таран. Рассыпаться в извинениях, вежливо прикоснуться к шляпе, склониться в глубоком поклоне, и вам счастливого Рождества, мэм; а тем временем оглядеться, не видно ли где Келлога, который уж всенепременно вцепится в глотку и вытолкает взашей. Чарли выпрямился, скользнул взглядом по стоящему поблизости коридорному и, сохраняя невозмутимость, продолжил свой путь.
Человек за стойкой со сморщенным личиком и раболепными глазками был похож на болонку. Он стоял неподвижно, словно прибитый гвоздями, с неестественно прямой спиной.
– С праздничком, – пропел он и расплылся в сладчайшей, приторной улыбке. – Добро пожаловать в Храм Здоровья. Могу я вам чем-нибудь помочь?
Оссининг попросил позвать Уилла Лайтбоди.
– Лайтбоди, Лайтбоди, – повторял на все лады клерк, сверяясь со списком. – Да… вот… комната пятьсот семнадцать. Позвонить ему?
Чарли огляделся. Ни санитаров, ни докторов, ни самого Келлога – вроде все чисто.
– Да, разумеется, если вас не затруднит.
Со сморщенного личика клерка не сходила прочно приклеенная улыбка, пока он связывался с коммутатором, пока медоточивым, приторным до невозможности голосом подзывал к телефону мистера Лайтбоди. На том конце провода что-то ответили, и с лицом клерка произошли существенные изменения: фальшивая улыбка сползла, удивленно поднялись брови.
– Неужели? – спросил он. – Какая жалость. Надолго ли?
Снова пауза. У Чарли быстро-быстро забилось сердце. Наконец служащий повесил трубку и обернулся к нему.
– Мне очень жаль, – сказал он. – Я разговаривал с медсестрой мистера Лайтбоди, и она сообщила, что он сильно нездоров. Кажется, внезапно наступило ухудшение самочувствия. А вы… родственник?
– Я? М-м… нет. Нет-нет. Я деловой партнер… вернее даже, знакомый. А медсестра не знает, надолго это у него? Я в том смысле, когда его можно будет навестить?
Клерк ответил не сразу, подбавив в голос торжественной серьезности:
– Боюсь, что не смогу вам этого сообщить. До тех пор, пока не поставлен диагноз, мы не будем знать даже… – Он запнулся. – Похоже, положение серьезное. Мне очень жаль.
У Чарли в тике задергался левый глаз в такт бешено скачущему пульсу: тысяча долларов, тысяча долларов, «Иде-пи» в тупике, чек превратился в бессмысленный клочок бумаги. Как такое могло произойти? Ведь Лайтбоди выглядел не так уж плохо. То есть он, конечно, выглядел плохо и даже ужасно – изможденный, высохший, краше в гроб кладут, – но вел-то он себя нормально! Ел с большим аппетитом, орал, буянил и пил, как ирландец на похоронах. Чарли прямо не знал, что и сказать. Все было кончено, оставалось только капитулировать и плестись обратно в пансионат, но он не мог тронуться с места.
– Мне очень жаль, – повторил клерк. – Ужасно жаль, сэр. Но не нужно отчаиваться, всегда есть место для надежды. Помните, что ваш друг находится в истинном Храме Здоровья.
В этот миг Чарли услышал другой голос – звонкий и саркастический, пожалуй, даже игривый:
– Никак мистер Чарльз П. Оссининг, магнат пищевой промышленности!
Он обернулся и увидел Элеонору Лайтбоди, ослепительно прекрасную в зеленом бархатном платье, волосы подняты вверх, в ушах алые серьги, а на белой-пребелой шее – сверкающее ожерелье. Она одарила его возмутительной полуулыбочкой, которая словно призывала весь божий мир рухнуть к ее ножкам и облобызать их. А еще лучше – облобызать ее задницу.
– Что привело вас в наш оплот здоровья?
В кармане лежал чек, муж Элеоноры был при смерти, «Иде-пи» тоже находилась на волосок от краха. Однако Чарли не утратил самообладания – таков уж он был от рождения, – и кроме того, он был чертовски хорош собой, обаятелен и обладал неповторимой улыбкой. Посему он глубоко вздохнул и, оскалив зубы, воскликнул:
– О, Элеонора, как я рад вас видеть! Вот, пришел проведать приятеля… Вы прекрасно выглядите, прелестны, как само Рождество!
Комплимент оказался удачным.
– Вы имеете в виду вот это? – произнесла она, дотронувшись рукой до платья. – Да, мне говорили, что зеленый цвет мне к лицу.
Выгодно оттеняет цвет ваших глаз.
Чарли посмотрел в эти самые ее глаза, потом улыбка погасла на его лице. Он вдруг сделался серьезным и сосредоточенным, истинным олицетворением жалости и сочувствия.
– Я слышал, что вашему мужу стало хуже.
Теперь улыбка исчезла и с ее лица, нос и верхняя губа задрожали. В этот миг Чарли вправду стало жаль бедолагу Уилла, а заодно и себя, жаль пропавший чек, да и Элеонору. Он вообразил, как она становится богатой, безутешной вдовушкой, так нуждающейся в поддержке молодого мужчины, который скрасил бы ее дни. Баловал бы ее, ухаживал бы за ней, а вечером укладывал в кровать…