Ночью на белых конях - Вежинов Павел (список книг TXT) 📗
— Очень уж редко мне здесь дают слово, товарищ Кирилов, — пожаловался тот. — Так что сейчас я должен…
Кынчев сердито нахмурился и спросил:
— Может быть, вы скажете, товарищ Азманов, кто, когда и в связи с чем не давал вам слова? Или лишал его?
Азманов замолк, видимо растерявшись.
— Скажите, скажите… А то я подумаю, что вы клеветник.
— Хорошо, я сокращу свое выступление, — вывернулся наконец Азманов. — Я только в нескольких словах подведу итог.
Азманов сунул заметки в карман, и Сашо вновь показалось, что по залу прошло легкое движение, на этот раз выражавшее облегчение.
— Дорогие товарищи, на мой взгляд, в институте царит апатия, — озабоченно продолжал Азманов. — Я вижу гораздо больше людей в коридорах, чем на рабочих местах и за микроскопами. Некоторые сотрудники месяцами не являются на работу под предлогом, что они пишут научные труды. Где они, эти научные труды? Я их не вижу. Чтобы переписать что-нибудь, не нужно месяца, для этого совершенно достаточно нескольких дней. Кто следит за их деятельностью? Никто. Людей интересует все, что угодно, кроме их работы. Если бы на телевидении так же долго и глубоко обсуждали свои программы, как мы их обсуждаем здесь, в институте, оно давно бы превзошло само себя. Вы только послушайте, что говорится в наших кабинетах и лабораториях! Можно подумать, что здесь готовят к изданию повареную книгу или руководство по уходу за младенцами, а не научные труды.
В зале опять засмеялись.
— Почему все это происходит, спрашивается? Причину угадать нетрудно. Происходит это потому, что перед сотрудниками не ставится реальных задач, которые были бы им понятны и выполнение которых приносило бы пользу нашему социалистическому обществу. Вместо этого нас уже не один год вынуждают гоняться за фантомом вируса. Я не верю в эти фантомы, потому что они противоречат основным законам логики. Если вирусы и в самом деле действуют таким страшным и призрачным образом, они бы уже тысячу раз уничтожили все человечество. Но, как видите, мы все еще существуем, несмотря на мрачные прогнозы нашего директора.
Азманов слегка поклонился и медленно пошел по проходу. Человек десять весьма живо ему зааплодировали, но в целом зал выжидательно молчал.
— Отвратительно! — негромко пробормотал Сашо.
Но его сосед все-таки услышал и бросил на него укоризненный взгляд. Азманов пошел к двери, нервно шаря в кармане, наверное, в поисках сигарет. Лицо его, обычно гладкое и невыразительное, сейчас раскраснелось, возбужденное и довольное. Сашо заметил, что, когда он выходил, несколько человек как-то торопливо и чуть ли не тайком пожали ему руку. И тут же, словно фотоаппаратом, засек их лица, чтобы навсегда запечатлеть их в овощей памяти.
После Азманова выступили еще пять человек. Время перешло за восемь, все заметно устали. Большинством голосов было решено продолжить собрание на следующий день в то же время. Люди медленно выходили из зала, не оглядываясь, не разговаривая друг с другом. Все это будет позже, когда они разобьются на доверительно перешептывающиеся группки. Сашо не спешил уходить. Ему очень хотелось хотя бы недолго побыть с дядей, поговорить с ним. Но академик ни одной минуты не оставался один. Его окружили несколько самых близких его помощников, почти все, как этого требует в таких случаях хороший тон, улыбались, правда, весьма натянуто. Только Аврамов выглядел мрачным, лицо его приобрело такой же никотиновый цвет, как его худые пальцы. А затем какой-то незнакомый Сашо человек увез академика в своей роскошной машине с правительственным номером. Куда он его повез — домой? Или, как говорится в подобных случаях, на консультацию?
Сашо взглянул на часы, он предупредил своих, что может задержаться. Лучше всего пойти к ним. Кишо сумеет его понять как никто. И может быть, точнее всех предскажет, чем закончится эта неприятная история. К тому же Сашо еще ни разу не бывал у Фиф, очень все-таки любопытно, как выглядит их берлога. И тут же сообразил, что не купил никакого подарка ко дню рождения. Магазины были уже закрыты, и он ринулся, скользя по мокрому тротуару, в ближайший цветочный магазин. Продавщица уже собралась уходить, и он с трудом умолил ее продать ему горшок обшмыганной герани, оставшийся на полке. С этим грузом Сашо с грехом пополам нашел нужный дом, но найти мастерскую оказалось труднее. Наконец он взобрался на какой-то чердак и кулаком постучал в самую примитивную дощатую дверь, которая больше подходила бы какому-нибудь бараку. Открыла ему Фифа маленькая, одетая как для лыжной прогулки. В помещении было довольно холодно, знаменитый, купленный на валюту масляный радиатор с трудом справлялся с возложенной на него непосильной задачей. Все уже собрались, кроме Фифа большого. Увидев Сашо, Криста подпрыгнула как ребенок и радостно обвила его шею тоненькими руками.
— Я думала, ты не придешь! — сказала она, прижимая горячие губы к его щеке. — Ты даже не побрился!
— Брился, — ответил он. — Просто у меня от напряжения снова выросла щетина.
— Как прошло собрание?
— Отвратительно. Но дай мне оглядеться.
А глядеть действительно было на что. На одной из стен висел большой корабельный штурвал. У двери громоздился старый, проржавленный якорь весом не менее двухсот-трехсот килограммов. Кроме того, здесь имелись компас, секстанты и сломанный барометр, всегда предсказывавший бурю. Впрочем, в мастерской было довольно уютно — пол был покрыт желтой вьетнамской циновкой, на стенах киноплакаты — творение самого хозяина. Вдоль стен тянулись невысокие, застланные красным, лавки, а в углу даже красовался низкий, круглый деревенский стол-софра, служивший, по-видимому, не только для украшения, так как другого стола в помещении не было. Над столом возвышались гладкие Донкины колени. Кишо уныло жевал пастырму.
— А где же сам мореход? — спросил Сашо.
— Час назад отправился за телячьей головой, — сказала Донка, — наверное, решил попробовать ее по дороге.
— Пьет небось где-нибудь, — мрачно изрек Кишо.
— Что это за якорь? Как вы его сюда затащили?
Фифа засмеялась.
— Вдвоем с Гари. Целую неделю волокли его по лестнице — ступенька за ступенькой. Знали бы вы, какой Гари сильный, любого грузчика за пояс заткнет.
Все расселись вокруг стола. Кишо откупорил бутылку дюбоне — довольно жалкий аперитив, как безжалостно отметил про себя Сашо. Но делать было нечего, надо было пить, ведь это подарок того самого бельгийца. Когда все выпили по рюмке, Сашо подробно рассказал о собрании. Слушал его только Кишо, девушки с увлечением обсуждали какого-то нового эстрадного певца — замечательный певец, только вот, к сожалению, извращенец. Почему это к сожалению, спрашивала Донка, ей, когда она увидела этого певца, страшно захотелось ущипнуть его за щечку. Но Криста неожиданно вслушалась в разговор мужчин, лицо ее залилось легким румянцем. Когда Сашо кончил, Кишо, все так же равнодушно жевавший жесткий ломтик пастырмы, бросил кратко:
— Так я и думал. Азманов не дурак.
Сашо внутренне вспыхнул, но ничем себя не выдал.
— А по-моему, стопроцентный глупец, — ответил он сдержанно. — Своими разговорами об апатии он только настроил против себя все собрание.
— Очень его интересует собрание. Он метит гораздо выше, хочет, чтоб его услышали там, наверху… Услышали и оценили.
Сашо враждебно молчал. Кишо, конечно, был прав, и все же ему не хотелось, чтоб это было так.
— Да он, кроме всего прочего, ничего не понимает в биохимии. Кто его знает, может, в морфологии он еще кое-что смыслит, но морфология здесь ни при чем. А биохимию даже студенты знают лучше.
— Это неважно, — с досадой ответил Кишо. — Те, кто к нему прислушается, тоже ничего не понимают в биохимии. Совсем другое дело, если он скажет, что институт не выполняет государственных заданий — это-то каждый поймет.
— Думаю, что это тоже неправда.
— Тут важно совершить диверсию, заронить сомнение. А потом поди объясняйся, если тебе делать нечего.
— Ну ладно, пусть другие не понимают, но наши-то должны понимать! — сердито сказал Сашо. — Им же за это деньги платят. А ведь не нашлось никого, кто бы сказал, что Азманов несет ерунду.
