Сердце – одинокий охотник - Маккалерс Карсон (книги бесплатно без TXT) 📗
– Вильям… – заговорил доктор Копленд. Когда он произносил это имя, он крепко прикусил язык, и челюсть дернулась от боли. Они долго просидели молча. Порция держала его за руку. Блеклый утренний свет серел за окнами. Там все еще шел дождь.
– Уж если идти на работу, то пора, – сказала Порция.
Он проводил ее до прихожей и подошел к вешалке, чтобы надеть пальто и шаль. В открытую дверь ворвался сырой, холодный воздух. На обочине тротуара сидел Длинный, с головы его свисала промокшая газета, которой он спасался от дождя. Вдоль тротуара тянулась ограда. Порция держалась за нее, чтобы не упасть. Доктор Копленд шел за ней в нескольких шагах и тоже хватался то и дело за штакетины. Длинный плелся сзади.
Доктор ждал, что на него нападет черный, неукротимый гнев, словно зверь из ночи. Но гнев не приходил. Внутренности его словно были налиты свинцом, и он шел медленно, то и дело придерживаясь за забор или за холодную мокрую стену. Он неуклонно погружался в бездну, пока уже дальше некуда было падать, – наконец он достиг самого дна отчаяния и мог отдохнуть.
Он даже почувствовал от этого какую-то могучую священную радость. Недаром гонимые смеются и черный раб под ударами бича поет о своей оскорбленной душе. Вот и сейчас в нем звучала песня, хотя это и не было мелодией, а лишь ощущением ее. Но свинцовая тяжесть примирения налила его ноги, и толкала его вперед только истинная, неуклонная цель… Однако зачем идти дальше? Почему не остаться здесь, на самом дне беспредельного унижения, и не отвести хотя бы на время душу?
Но он продолжал свой путь.
– Дядечка, – сказала ему Мик. – Выпейте горячего кофе, может, это вас подкрепит?
Доктор Копленд поглядел на нее, но не подал виду, что слышит. Они с дочерью пересекли весь город и наконец дошли до переулка за домом Келли. Сначала вошла Порция, а за ней и он. Длинный остался сидеть на крыльце. Мик и ее двое братишек были уже на кухне. Порция рассказала ей о Вильяме. Доктор Копленд не вслушивался в слова, но голос ее то повышался, то понижался: в каждой фразе было начало, середина и конец. Кончив рассказ, она повторила его сначала. В кухню пришли другие люди и тоже стали слушать.
Доктор Копленд сидел на стуле в углу. От его пальто и шали, висевших на другом стуле возле печки, шел пар. Шляпу он держал на коленях и длинными темными пальцами нервно перебирал ее потертые поля. Желтые ладони были такими влажными, что ему то и дело приходилось их обтирать носовым платком. Голова у него тряслась, и все мускулы ныли от старания держать ее неподвижно.
В кухню вошел мистер Сингер. Доктор Копленд поднял голову.
– Вы слышали? – спросил он.
Мистер Сингер кивнул. В глазах его не было ни ужаса, ни гнева, ни сострадания. Из всех, кто знал, что произошло, только его глаза не выражали ни одного из этих чувств. Ибо он один до конца понимал то, что произошло.
Мик шепнула Порции:
– Как зовут твоего отца?
– Его церковное имя Бенедикт-Мэди Копленд.
Мик нагнулась к доктору Копленду и закричала ему в ухо, как глухонемому:
– Бенедикт, выпейте горячего кофе, он вас подкрепит.
Доктор Копленд даже привскочил.
– Не ори, – сказала Порция. – Он слышит не хуже твоего.
– А-а, – растерялась Мик. Она вылила из кофейника гущу и снова поставила его кипятить.
Немой все еще стоял в дверях. Доктор Копленд не сводил с него глаз.
– Вы слышали?
– А что теперь сделают с этими тюремщиками? – спросила Мик.
– Детка, почем я знаю? – устало ответила Порция. – Ничего я не знаю.
– Ну, уж я бы с ними что-нибудь сделала. Непременно сделала.
– Ничего не поможет, что тут ни делай. Самое лучшее для нас – это держать язык за зубами.
– С ними надо поступить так, как они поступили с Вилли и с двумя другими. Еще похлеще. Эх, если бы я могла собрать народ, я бы просто убила этих тюремщиков своими руками!
– Нехорошо так говорить, не по-христиански, – сказала Порция. – Мы можем только утешать себя, что их порубят вилами на куски и будут жарить на вечном огне у сатаны.
– Слава богу, что Вилли хоть может играть на своей гармонике.
– Раз ему отрезали обе ноги, что ему еще остается?
В доме было шумно и суматошно. В комнате над кухней кто-то передвигал мебель. В столовой было тесно, там завтракали постояльцы. Миссис Келли, подавая им, бегала из столовой в кухню и обратно. Мистер Келли разгуливал в старых брюках и купальном халате. Младшие дети с жадностью ели на кухне. Хлопали двери, и во всех уголках дома слышались голоса.
Мик подала доктору Копленду чашку кофе, разбавленного водянистым молоком. Молоко покрывало темную жидкость серовато-голубой пленкой. Немного кофе пролилось на блюдце, поэтому он сперва обтер блюдце и края чашки носовым платком. Ему вовсе не хотелось пить кофе.
– Я бы их убила собственными руками, – повторила Мик.
Дом притих. Люди, сидевшие в столовой, разошлись на работу. Мик и Джордж отправились в школу, а младенца закрыли в одной из комнат с окнами на улицу. Миссис Келли повязала волосы полотенцем и, вооружившись половой щеткой, поднялась наверх.
Немой по-прежнему стоял в дверях, а доктор Копленд на него смотрел.
– Вы знаете, что произошло? – спросил он снова. Произнес он эти слова беззвучно – они застревали у него в горле, но глаза его требовательно задавали вопрос. Потом немой вдруг исчез. Доктор Копленд и Порция остались вдвоем. Он посидел еще немного в углу. И наконец собрался уходить.
– Садись-ка назад, на место, отец. Давай сегодня побудем вместе. Сейчас я буду жарить рыбу, гренки и картошку на обед. А ты побудь здесь, я накормлю тебя вкусным, горячим обедом.
– Ты же знаешь, что мне надо обойти больных.
– Давай побудем вместе хоть один этот день. Ну пожалуйста. Не то я просто не знаю, что натворю. И потом, я не хочу, чтобы ты шатался один по улицам.
Доктор заколебался и пощупал воротник своего пальто. Он был еще сырой.
– Дочка, мне самому неохота уходить. Но ты же знаешь – у меня больные.
Порция подержала шаль над плитой, пока шерсть не нагрелась. Она застегнула на нем пальто и подняла повыше воротник. Он прочистил горло и сплюнул в одну из бумажных салфеток, которые всегда носил в кармане. Потом сжег ее в печке. Выйдя во двор, он поговорил с сидевшим на крыльце Длинным и посоветовал побыть с Порцией, если ему удастся отпроситься с работы.
Ветер на улице был пронизывающим и очень холодным. С низкого, темного неба безостановочно сыпал мелкий дождик. Он залил мусорные ящики, и в переулке воняло гнилыми отбросами. Доктор уставился хмурыми глазами в землю и кое-как умудрялся сохранять равновесие, хватаясь за штакетник.
Он сделал самые неотложные визиты. Потом, от двенадцати до двух, принимал больных у себя. После этого он долго сидел за письменным столом, крепко сжав кулаки. Но над тем, что случилось, бесполезно было раздумывать.
Ему хотелось бы никогда больше не видеть ни одного человеческого лица. И в то же время невтерпеж было сидеть в пустой комнате одному. Он надел пальто и снова вышел на мокрую, холодную улицу. В кармане у него лежало несколько рецептов, которые надо было сдать в аптеку. Но ему не хотелось разговаривать и с Маршаллом Николлсом. Он вошел в аптеку и молча положил рецепты на прилавок. Фармацевт оторвался от порошков, которые он развешивал, и протянул ему обе руки. Его толстые губы безмолвно шевелились, пока наконец он не овладел собой.
– Доктор, – сказал он церемонно, – я хочу довести до вашего сведения, что и я, и все наши коллеги, так же как и члены нашей ложи, и все прихожане глубоко потрясены вашим горем и хотим выразить вам свое глубочайшее сочувствие.
Доктор Копленд круто повернулся и вышел, не произнеся ни слова. Нет, этого ему мало. Тут нужно что-то большее. Неуклонная, истинная цель, воля добиваться справедливости… Он шел прямо, держа руки по швам, к Главной улице. И безуспешно пытался решить, что ему делать. Во всем городе он не знал ни одного влиятельного белого, который был бы человеком смелым и справедливым. Он перебрал в памяти всех адвокатов, всех судей, всех официальных лиц, которых знал хотя бы понаслышке, – но мысль о каждом из этих белых вызывала у него только горечь в душе. Наконец выбор его остановился на члене Верховного суда. Дойдя до здания суда, доктор, не колеблясь, вошел, решив повидать судью сегодня же.
