Двойник - Живов Вадим (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

— прочитал Тольц. — Серьезный аргумент.

— О чем вы говорите? А то не знаете, чего стоят эти знания! Они и в России никому не нужны, а здесь им вообще грош цена!

— Знаете, Герман, о чем я думаю? — помолчав, проговорил Тольц. — Что такое счастье в молодости? Мчаться в такси в обнимку с двумя девчонками, хлестать из горла коньяк и чтобы полный карман денег. И сам черт не брат. Что такое счастье в старости? Солнышко греет, чайки над водой, сердце не болит. И ничего больше не нужно. Я уже старик, Герман. И я не хотел бы снова стать молодым. Особенно глядя на вас. Нет, не хотел бы. Чем вызвано ее решение?

— Знать бы!

— Не знаете? — удивился Тольц.

— Нет. Последнее время было у меня чувство, будто что-то не так. Но такого не ждал.

— У нее кто-то есть? Извините, конечно, за этот вопрос…

— Почему вы об этом спросили?

— Да как вам сказать… Женщины сбегают от пьяниц, наркоманов, бездельников. От таких, как вы, женщины не уходят в никуда.

— Слышал, об этом даже есть стихи, — кивнул Герман и продекламировал с кривой усмешкой:

Уходит, и ее, как праздник,

Уже, наверно, где-то ждут.

Нет у нее никого. Нет. Я бы знал.

Тольц с сомнением покачал головой:

— В таких делах ничего нельзя знать наверняка. Слишком тонкая это материя.

— Может быть, — хмуро согласился Герман. — Но вы, как я понимаю, приехали не для разговора о моих проблемах? Я получил ваш е-мейл. Извините, что не ответил.

— Оставим. Вам сейчас не до этого.

— До этого, — возразил Герман. — Нужно переключиться. Иначе есть опасность зациклиться на проблеме. И я, похоже, к этому близок.

— Ну, если так… Я получил деловое предложение. Очень выгодное. Если я его приму, это даст мне возможность уйти на покой и не думать о деньгах. Решение нужно принять быстро…

— Вы хотите уйти из фирмы? — перебил Герман. — Вас не устраивает зарплата?

— Мне шестьдесят семь лет, Герман. Кто знает, сколько мне еще жить? Бизнес давно уже стал для меня рутиной. А между тем сколько музыки, которую я не слышал, сколько непрочитанных книг! А вот вы знаете, что граф Вронский стрелялся?

— Граф? Какой граф?

— Граф Алексей Вронский, из «Анны Карениной».

— С кем? — спросил Герман, со школы имевший о романе очень смутное представление.

— Ни с кем. Пытался застрелиться. А сама Анна, оказывается, родила дочь. Не знаете. Я тоже не знал. Мы неправильно живем, Герман. Бизнес не может быть содержанием жизни. Это только маленькая ее часть. Слишком поздно это понимаешь. К сожалению, слишком поздно. Вот я и решил все исправить. Да, Герман, я больше не хочу тратить в офисе оставшееся время жизни. Не хочу. Надеюсь, вы меня понимаете.

— Чего же тут непонятного? — пробормотал Герман, невольно примеряя все сказанное к себе.

А мог бы сам он взять и все бросить? И что бы от него осталось? Скорлупа, как от ореха, из которого извлекли ядро. Что у него есть, кроме его дела? Ничего. Ничего!

Как же ты жила со мной все эти годы, Катя?

— Давайте все-таки отложим этот разговор, — сочувственно предложил Тольц.

— Извините, Ян. Задумался. Продолжайте. Вам сделали предложение. Какое?

— У меня, как вы знаете, восемь процентов акций нашей компании. Мне предложили их продать. «Терра» — общество закрытого типа. По уставу у акционеров право первоочередной покупки акций…

— Вы хотите, чтобы я купил ваш пакет? — поторопил Герман.

— Вы не купите.

— Почему вы так в этом уверены?

— При нынешней конъюнктуре цена моего пакета порядка трех миллионов долларов. Мне предложили три миллиона четыреста тысяч.

— Кто?

— Не могу сказать. Извините. Условие — конфиденциальность сделки. Этот человек, как я понимаю, — посредник. У него нет таких денег. Акции он хочет купить для кого-то другого. Для кого — не знаю.

— Три миллиона четыреста тысяч?

— Да, — настороженно подтвердил Тольц.

Герман понимал причины его беспокойства. Выгодная для него сделка зависела от того, как Герман к ней отнесется. Он мог назначить свою цену, даже минимальную, и Тольц был не вправе от нее отказаться. Но закон давал Тольцу возможность сразу же после этого выкупить у Германа все его акции по той же минимальной цене, и на этот раз не смог бы отказаться Герман. Эта сложная система оценки стоимости акций была призвана защитить интересы акционеров с миноритарными пакетами. Но у Германа и мысли не было воспользоваться своим положением.

— Откуда такая цифра? — спросил он. — Почему не три с половиной?

— Сначала он предложил три двести. Потом поднялся до трех четыреста. Больше, как я понял, не уполномочен.

— За столько не куплю, — согласился Герман. — Так что руки у вас развязаны. Продавайте. Это очень хорошие деньги.

— У кого, кроме вас и меня, есть акции «Терры»?

— Ни у кого. Восемь процентов у вас, девяносто два у меня.

— Вы никому не продали часть своего пакета? — повторил Тольц.

— Никому. Что вас смущает?

— Цена, Герман. И вас она тоже озадачила. Чтобы предложить мне такие деньги, нужны очень серьезные причины. За миноритарный пакет переплачивают, когда этих акций не хватает для контрольного пакета. Или для блокирующего. Переплачивать за восемь процентов — смысл? Не понимаю. Это мне и не нравится.

— Мне тоже, — кивнул Герман. — Когда вы должны дать ответ?

— Вчера.

— Можете потянуть, чтобы я успел разобраться?

— Мне не хотелось бы упустить сделку. Она даст мне возможность уйти от дел. Но если вы настаиваете… Вы меня выручили в очень трудную пору, я не могу вам отказать. Только и вы постарайтесь не затягивать.

— Постараюсь, — пообещал Герман.

— Все-таки я недаром сегодня приехал. Хоть и выбрал для разговора не самый удачный момент. Семейные драмы — как смерть. Для того, кто рядом, — ад. Для посторонних — ну что, дело житейское…

Тольц тяжело поднялся из-за стола, прошел по гостиной, остановился у окна. Долго смотрел, как ветер сдувает с воды туман, как, словно в дыму, плывет в тумане маяк. Обернувшись, спросил:

— И все-таки что же все это значит?

Герман молча пожал плечами.

— Глубоко вам сочувствую. И только одно скажу: не порите горячку. Отнеситесь ко всему, как к чисто деловой проблеме. Вы знаете основное правило бизнеса: никаких действий, пока не владеете всей информацией. Потому что любое действие может оказаться ошибкой. Часто — непоправимой… Сколько ей лет?