Курсистки - Болдова Марина Владимировна (читаем книги .TXT) 📗
– Мою мать Шляхтину Валерию Георгиевну нашли мертвой в доме на Олимпийской, где я ей купила квартиру. Она только вчера вернулась в город. С зоны. Восемь лет прошло….Мне нужно туда. Там милиция…
– Вы можете Викторию Дмитриевну отвезти? – обратился Борин к Прохорову.
– Конечно.
– Вот мой номер телефона, позвоните, пожалуйста.
– Пойдем, Викуша, – Гордей взял Вику за руку.
– Да что же это происходит? – Соня беспомощно посмотрела на Анну. Та только непонимающе покачала головой.
– Софья Александровна, вас отвезти в город? Вам бы лучше находиться дома.
– Да, конечно. Аня, – она повернулась к Анне, ты бы не могла…поехать ко мне? Если, конечно, это возможно после того, как я…
– Я сейчас оденусь, Сонечка. Нам с тобой нужно о многом поговорить, – сказала Анна мягко.
Соня смотрела, как Анна, опираясь на палку, медленно идет к двери. Ей очень не хотелось плакать при Борине, но она не смогла больше сдерживать накопившуюся в ее душе тяжесть.
Борин на миг растерялся, когда Анна, обернувшись на всхлип Софьи, вдруг со слезами на глазах шагнула обратно к ней. Он смотрел на плачущих подруг, и у него неожиданно стало легко на сердце. Он точно знал, что никогда ни одна из них не причинит другой боли.
– Девочки, я вас жду в машине, – он вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
Глава 33
Какая – то сила гнала ее все дальше от этого дома. Как назло разболелась спина, постоянно напоминая о себе резкой болью. Чемодан казался настолько тяжелым, что она уже готова была его бросить. Редкие прохожие на улице косились на нее, недоумевая. «Если бы я была одета похуже, они приняли бы меня за воровку!» – мелькнула невеселая мысль. Наконец она дошла до остановки. Тусклая лампа около когда – то стеклянного павильона освещала уцелевшую лавку и перевернутую урну, рядом с которой была навалена куча мусора. Она брезгливо протерла носовым платком лавку и села, но боль в спине не прекратилась. «Ничего, Танюха, потерпи», – уговаривала она себя, – Завтра ты будешь уже далеко от этого места и забудешь все, как дурной сон».
Она задрала голову и увидела на столбе прикрепленную к нему табличку с расписанием автобусов. Собственно, автобусный маршрут был один. Она тупо смотрела на последнюю графу, где указывалось время отправления. Двадцать тридцать. Последний автобус уже давно ушел. У нее от злости помутилось в голове. «Придется вызывать такси или я останусь здесь до утра», – признала она, доставая сотовый. «Такси Бриз, слушаю вас», – через мгновение ответила трубка.
– Олимпийская, на остановке возле пустыря. Едем в коттеджный поселок на восемнадцатый километр. Спасибо. Сколько ждать? В течение часа?! Да я околею здесь, вас дожидаясь! – не удержалась она от того, чтобы не сорвать свою злость на ни в чем не повинной девушке, – Хорошо, жду.
Завтра она сядет в самолет и тю-тю. И – здравствуй, Европа. А там папик ее уложит в клинику и она, наконец, долечит проклятый позвоночник.
…Ей просто повезло в этой жизни, что судьба ее столкнула с этим человеком. Он дал жизнь, второе рождение, фамилию и деньги. Но он был стар и немощен в постели, и, поэтому, она ему изменяла. Таясь и оглядываясь, страшась потерять то, что имела.
Тогда она лежала в тюремной больнице и умирала. Она знала, что умирает, потому, что чувствовала невыносимую боль в каждой клеточке своего тела. Ее били в душевой жестоко, кидая от одной кафельной стене к другой. Потом, уронив на кафельный же пол, пинали ногами в жестких ботинках. Она валялась на полу и думала только об одном: это ей за Аньку, но только, почему ей одной? Пока могла думать….А потом отключилась.
Он лежал в соседнем отделении и тоже страдал. Ему было семьдесят, до выхода на свободу оставалось полгода. У него были деньги, авторитет и власть. Но не было одного – здоровья.
Он сам пришел к ней и попросил продать свою почку. Хотя, мог бы и не просить: получил бы и так. С его-то деньгами. Она все равно была уже не жилец. Она согласилась сразу. Даже не попросив ничего взамен, зачем ей его деньги – она уже себя похоронила. Он сделал так, что по документам Татьяна Васильевна Косова действительно умерла. Но, на самом деле он сделал невозможное – он помог ей выжить. Он купил здоровье и ей и себе. Документы на новое имя она уже рассматривала с интересом, ему удалось вселить в нее надежду.
Через полгода они уже были за границей. Он оплачивал ей операции, лечение, реабилитацию. А через три года они вернулись домой в родной город.
Она сразу же позвонила Соньке домой. Ей так хотелось, чтобы она пришла к ней в больницу, в которой она проводила по восемь месяцев в году, посочувствовала, просто сказала «спасибо». И тут выяснилось, что они, оказывается, теперь живут в разных мирах. Софья Александровна Гурская ничего не хотела иметь общего с уголовницей Танькой Косовой. С этого момента в ее сердце прочно поселилась злоба. И жажда отомстить. Но, для этого нужно было, по крайней мере, встать на ноги. И она продолжала лечиться, надеясь на чудо. Восемь долгих лет в неподвижности, удачная операция – и она здорова. Почти. Потому, что осталось убрать еще одну боль – душевную, от предательства бывшей подруги…
Косова увидела на дороге приближающиеся огни. «Вот и такси, даже раньше, чем обещали. Сервис, однако!», – успела подумать она, прежде, чем поняла, что это не такси. «Неужели уже нашли! Черт! Я здесь торчу, как кактус в пустыне. Где же этот извозчик!» – она испуганно вжалась в лавку. Машина с мигалкой на крыше промчалась мимо нее. И тут же вдалеке показалось такси. «А мне опять повезло!» – весело подумала она, залезая в уютное нутро машины.
Глава 34
– Вот беда, вот беда! Такая милая женщина, – причитала, сидя на ступеньке, старушка.
– Вера Петровна, расскажите, как и когда вы познакомились с Валерией Георгиевной Шляхтиной, – молодой следователь старался быть терпеливым.
– Сегодня поутру. Она меня окликнула из своей квартиры, я как раз вышла из подъезда, за хлебом пошла, знаете, много мне не нужно, но….
– Что она у вас хотела узнать?
– Ой! Она, видно, за границей жила долго, такая вежливая, воспитанная. Раньше – то, лет десять назад в этой квартире Петровы жили, а после их смерти сын ее продал. Видно, вот ей. Только пустовала квартира все это время. А потом эта женщина вернулась, а знать не знала, что нас сносят. Я ей все рассказала. И то, что почти все уехали, осталась я, вот внука жду…
– Вы в доме одна? Или еще из каких квартир жильцы не выехали?
– Да только Колька Кучнев из шестой. Он так-то ничего, когда-то машины чинил, деньги зарабатывал хорошие, потом начал пить. Мать его умерла три года как. С тех пор он один жил. Он, вроде, сейчас шофером устроился, на хорошей такой машине. Женщину возит. Бизнесменша, наверное. Я раз ее видела, через стекло опущенное.
– Он живет один?
– Один. Только третьего дня та дама к нему поднялась в квартиру. Раньше – то нет, не было такого. А вот как выходила, я не видела. Уж думаю, не взял ли себе Колька женщину. Да с ребенком еще.
– В какой, говорите, он квартире?
– Вот, прямо напротив этой, в которой она поселилась. Беда… – старушка опять покачала головой.
– Странно, Виктор Сергеевич, мы тут шумим, а из квартиры никто так и не вышел. Вечер поздний. Если этот Кучнев здесь живет, да еще с женщиной и ребенком…
– Вера Петровна, вы сегодня соседа вашего видели?
– А как же! С балкона видала. Он мальчонку к машине нес на руках. Кудрявенький такой, беленький, чисто ангелок. А спал как крепко. Мне – то все гаражи видно. Кучневых гараж второй с краю. Он мальчика-то на землю прямо положил, машину с гаража вывел, его туда загрузил, и они уехали. А потом он приехал, машину в гараж поставил.
– С ребенком?
– И то правда – мальчонки с ним не было. Видать, к матери отвез. А что, Кольки – то дома, что ль нет? По эту пора он всегда дома. Ты позвони ему в дверь-то, позвони. Откроет он. Хотя, если пьяный или еще как, то не откроет…Не пахло от него в последнее время водкой-то, а глаза шальные и не здоровается…Внук мой, моряк, сказал, от наркотиков.