Дорога на Вэлвилл - Бойл Т. Корагессан (книги бесплатно без txt) 📗
Уилл вожделенно сглотнул. У винограда, конечно, тоже имелись свои минусы, и в прежней жизни Уилл редко съедал больше чем одну-две грозди, да и то если урожай считался удачным; но все равно это было куда лучше молока. По крайней мере, виноград можно жевать.
После завтрака сестра Блотал повела его в мужской гимнастический зал, где Лайтбоди ежедневно занимался под бдительным оком огромного шведа; потом пришлось вытерпеть тоскливейший сеанс смехотерапии и потрястись в кабинете отделения вибротерапии. И без того далекий от оптимистического взгляда на жизнь, Уилл окончательно пал духом после верчения измученными членами и тряски тощими ягодицами вместе с остальными страдальцами. Одно и то же изо дня в день – чистилище для ущербных телом и духом. Удовольствие ему доставляли только две вещи: во-первых, общение с сестрой Грейвс (она сегодня снова болела, до полусмерти перепугавшись простого, смехотворного жеста дружеской привязанности), а во-вторых, процедура в отделении электротерапии, превратившаяся в один из привлекательнейших моментов распорядка дня.
Он, собственно, и сам не понимал, в чем тут дело. Возможно, слишком приятным сюрпризом оказалось первое посещение, когда Уилл обнаружил, что синусоидная ванна вовсе не подразумевает публичного раздевания, совместного купания и демонстрации телесного волосяного покрова и различных фрагментов мужской анатомии, которым лучше оставаться сокрытыми под одеждой. В синусоидной ванне была благопристойность, импонировавшая его характеру. Заворачиваешь манжеты и чувствуешь, как электричество оздоровительно щекочет кожу, в остальном же остаешься совершенно одетым. Уилл понятия не имел, приносит ли это лечение хоть какую-то пользу, однако оно, безусловно, расслабляло, и если даже не приносило наслаждения, то уж по крайней мере никак не могло считаться истязанием.
В тот день Лайтбоди опять попал в пару с Хомером Претцем, промышленным магнатом. За последние недели, благодаря совместным трапезам и синусоидному братству, Уилл узнал этого человека несколько лучше. Решительный, пышущий энергией, неугомонный Хомер Претц был слеплен из того же теста, что и отец Уилла, хотя, конечно, был много моложе – в общем, Претц принадлежал к той породе мужчин, у которых трудно определить возраст – может, тридцать лет, а может, и все пятьдесят. Он был королем кливлендской станкостроительной индустрии. Всего за несколько лет стократно увеличил свой капитал, разгромив в пух и прах всех конкурентов. К сожалению, в процессе обогащения он попутно погубил свой желудок и надорвал сердце.
Благодаря Претцу сидение в столовой стало для Уилла менее мучительным. Промышленник в чудовищных количествах поедал рис по-каролински и индийские трюфеля, в то время как Уилл по-прежнему вкушал свою аскетичную молочную диету. В отсутствие миссис Тиндер-марш и Харт-Джонса, которые на время разъехались по домам, беседа за столом становилась все более оживленной. Претц проникся к Уиллу симпатией, Лайтбоди отвечал тем же. Он стал более оживленным, шутил с профессором Степановичем по поводу разрушающихся колец Сатурна и даже осторожно флиртовал с мисс Манц. Кроме того, оздоровительное расписание Претца поменялось и теперь он посещал электротерапевтическое отделение не после паровой ванны, а перед ней, так что Уилл был избавлен от лицезрения его голого брюха. В те дни, когда время процедур у них совпадало, они сидели рядышком в своих синусоидных креслах – выставив вперед ноги и опустив в воду руки – и болтали, словно двое приятелей в парикмахерском салоне. С таким времяпрепровождением Уилл охотно мирился.
– Так-так, Лайтбоди, – Претц, похмыкивая, тяжело уселся на стул, стал снимать башмаки и носки. – С наступающим вас Рождеством. Насколько я понимаю, уже с завтрашнего дня вы начнете вкушать нормальную пищу, как все остальные, не правда ли?
Альфред Вудбайн, безупречно одетый служитель в аккуратном галстучке, крахмальном воротничке, с напомаженными волосами, усадил Уилла на стул рядом с Претцем. Уилл с улыбкой перевел взгляд с Хомера на Альфреда и обратно.
– Как же я соскучился по нормальной еде. Уже начал забывать, для чего человеку даны зубы.
– Он мне будет рассказывать. – Претц вздохнул, бросил башмаки на пол и стал массировать свои ножищи – нежно, будто гладил по щеке любовницу. – Доктор Келлог любит поставить человека на место, вернуть его к началу, превратить в хнычущего красномордого младенца, питающегося из сиськи… Должно быть, Келлог стремится к психологическому эффекту. Ну, ему лучше знать, благослови его Боже. Ведь он спас столько жизней. Не правда ли, Альфред?
Но Альфред не успел ответить, потому что Претц зашелся хохотом.
Уилл тоже заулыбался.
– Вы что?
– Да нет, просто подумал… – Претц наклонился вперед, его физиономия побагровела от смеха. – Чем вы теперь начнете обжираться? Что у вас там в меню? Кашка? Протертая кукурузка? Или виноград? – Он так веселился, что глаза чуть не повылезали из орбит. – Виноград, да? Я угадал?
Уилл не обиделся на насмешку. В конце концов, в Бэттл-Крик существовали свои традиции, свой заведенный порядок вещей. В глубине души Лайтбоди был даже доволен, что законным образом переходит на следующий этап лечения.
– Да, виноград, – признал он. – Правда, я бы предпочел омаров.
Это было смешно, очень смешно, и кафельные стены содрогнулись от дружного хохота.
– Альфред, вы ведь этого не слышали, правда? – сдавленно проговорил Претц, безуспешно стараясь сдержать смех, все равно вырывавшийся наружу странными звуками, напоминающими визгливое хрюканье.
Служитель покачал головой и поджал губы, но его выдавали глаза. У Альфреда тоже сегодня было приподнятое настроение, и он понимал, что именно ожиданием праздника объясняется неуемное веселье пациентов, их непривычная раскованность – они сейчас напоминали ему расшалившихся мальчишек, которые не в силах дотерпеть, когда же начнут раздавать подарки. Уилл прыснул.
Хомер Претц откинулся в синусоидном кресле и хлопнул себя по колену.
– На следующем этапе Шеф переведет вас на протозное филе, и уж тогда вам удержу не будет, сущим жеребцом станете.
Уилл подавился смешком, кинул быстрый взгляд на Альфреда, наклонившегося, чтобы закатать ему рукава, и покраснел.
– Не краснейте, Лайтбоди, – заливался Претц, плюхая ноги в большие белые цинковые ведра, – нечего-нечего. Ишь, хитрец, будто я не видел, как вы обхаживали за столом мисс Манц – даже не думайте возражать! Я бы и слова не сказал, да меня самого прямо распирает. Господи боже, когда меня сюда доставили в октябре, я без посторонней помощи со стула не мог подняться, а уж что до женщин… м-м-м… моя жена была самой заброшенной женщиной на свете, – тут он наклонился к собеседнику и подмигнул, – понимаете, что я имею в виду?
Уилл понимал. Слишком хорошо понимал. Прикрыв глаза, он стал думать об Элеоноре, Айрин, Иде Манц, о женщинах, фланирующих по холлу и постреливающих туда-сюда глазками. Уиллу неловко было обсуждать столь деликатные материи, особенно в присутствии Альфреда, который, кроме всего прочего, мог оказаться одним из шпионов доктора Келлога; но слова Хомера очень точно передавали состояние самого Лайтбоди: его тоже прямо распирало.Он сразу приободрился – значит, это естественное следствие лечения в Бэттл-Крик. Лайтбоди был искренне благодарен Претцу за доверительное признание. Приоткрыв глаза и увидев, что Альфред готовится пустить ток и держит руку на рычажке выключателя, Уилл тихо проговорил:
– Я понимаю, Хомер, отлично понимаю.
И снова закрыл глаза.
Опять раздался писклявый голос Хомера.
– Она больше не одинока.
Уилл приготовился к знакомому – то посильнее, то послабее – пощипыванию и покалыванию в конечностях. Вибрация была слабая, похоже на легкую тряску в экипаже. Тело привычно закачалось, ожидая начала процедуры, и прошло несколько мгновений, пока Лайтбоди вдруг сообразил, что ничего не происходит.
– Вы включили, Альфред? – вяло пробормотал он и в то же мгновение понял: что-то не так. Невнятный треск, мерно убаюкивавший его в течение последних нескольких секунд, все нарастал, превращаясь в барабанный бой, оглушающе и страшно бьющий по перепонкам. Уилл быстро открыл глаза. Время, казалось, остановилось: безупречный служитель по-прежнему находился возле выключателя. Но сейчас Альфред дергался всем телом, выделывал ногами нечто невообразимое, словно отплясывал негритянский танец на ярмарочной площади, хлопал руками по панели с выключателем (совсем как рыба плавниками), которая тоже трепетала и дрожала. Совершенно сбитый с толку Лайтбоди обернулся к Претцу. Однако с Хомером тоже было что-то не так: его черты исказились, глаза закатились, и ногами он колотил так, словно это было не кресло, а взбесившаяся лошадь, а сам Претц – ковбой с Дикого Запада. Довольно забавное зрелище, но почему на губах у него красная пена, и что это такое странное – розовое и влажное – свисает на воротник наподобие второго галстука?
