Хранитель древностей - Домбровский Юрий Осипович (версия книг txt) 📗
– Про брата знал, – сказал я неожиданно для самого себя.
Он удивленно посмотрел на меня.
– Откуда же?
– Он рассказывал.
– Да? – Секунду Михаил Степанович молчал, а потом воскликнул: – Ловко! Вот подлец! Прет напролом! Ну, раз вам это уже известно, то и дальнейшее не удивит. Вот. – Он вынул из портфеля и положил передо мной почтовый конверт, адрес был напечатан на машинке. – Обратите внимание – обратного адреса нет. Так что сразу не поймешь что откуда. – Он вынул из конверта письмо, отпечатанное на машинке, подал его мне и сказал: – Читайте!
"Германская Империя,
Министерство Иностранных дел,
Консульский отдел
Уважаемый г. Потапов
Обращаемся к вам по поручению Немецкого общества акклиматизации животных. Означенное общество, существующее с 1848 года и объединяющее виднейших ученых Германии, обратилось к нам с просьбой выяснить все обстоятельства, связанные с появлением удава в горах Алма-атинского Алатау. «Самый факт, – пишет нам секретарь общества проф. Фохт, – что столь теплолюбивое животное, каковым является удав, могло провести суровую континентальную зиму, заслуживает всяческого внимания и детального изучения». Он надеется, что вы поймете, какое значение для науки имеют наблюдения, подобные тем, которыми вы располагаете, и поэтому просит не отказать нам в информации. В случае получения подобных сведений президиум общества перешлет вам диплом почетного члена-корреспондента, дающий право на посещение всех заседаний, выставок и мероприятий общества. Адрес общества…
…Если это вас устроит больше, вы можете сноситься с нами прямо через Германское консульство.
С почтением…"
– Ну, что вы скажете? – спросил Михаил Степанович, когда я положил бумагу на стол.
– Оригинально.
– Оригинально, – вздохнул он. – Хорошо, если бы это было только оригинально. Теперь вспомните шум, который был поднят, статьи в газетах, это самое отношение, и вы поймете смысл и содержание следующей бумаги, которую я вам сейчас предъявлю. На этот раз она исходит из советского учреждения и советских людей. Бумага эта, конечно, строго секретная. Но уж если говорить, то говорить начистоту. Вот с этого места.
И он достал из портфеля другой конверт – большой, глянцевитый, без всяких надписей, вынул из него какую-то журнальную вырезку на немецком языке и отложил в сторону, потом бумагу, напечатанную на машинке, загнул ее начало и конец, дал мне и сказал:
– Читайте, доверять так доверять.
Я стал читать. Это были вопросы. Некоторые из них я запомнил. Вот примерное их содержание. Вопрос первый: прошлое бригадира Потапова, его политические убеждения. Вопрос второй: что именно могло заинтересовать фашистскую печать в сообщении об удаве, напечатанном в «Казахстанской правде» (перечислить все соображения). Вопрос третий: какую цель преследовала молодежная газета, пытаясь повторно опубликовать заметку на эту же тему. Кто является ее автором. Зачем потребовалось указывать на тайник (пещеру), находящийся в горах, в которой якобы мог перезимовать удав. Где находится этот тайник, обследован ли он органами государственной безопасности. Вопрос четвертый: есть ли какие-нибудь основания считать, что заметки эти являются кодированным сообщением фашистской разведки. Вопрос пятый: чем занимается археологическая экспедиция, работающая в районе мнимого появления удава. Какую роль в работе экспедиции играет археолог Корнилов, ранее репрессированный органами НКВД. Что вы можете сообщить о… (дальше стояла моя фамилия).
Пока я читал, Михаил Степанович следил за мной глазами.
– Вот видите, и о вас тут! – сказал он, когда я дошел до последнего вопроса, и отобрал у меня бумагу. – Вы понимаете, – продолжал он, – что такие документы являются секретнейшими, в особенности для лиц, затронутых в этом документе. А я взял и показал этот документ вам. Вы учитываете, что это серьезнейшее служебное нарушение? Так как, по-вашему, зачем я на него пошел, а?
Я пожал плечами.
– Но должна же быть причина! Не знаете? – Михаил Степанович не спускал с меня ясных, чуть насмешливых глаз. – Потому что доверяю я вам, вот почему. По-видимому, вся эта история с удавом – хитро задуманная диверсия.
Он снова улыбнулся, и это была какая-то особая улыбка – тонкая, загадочная, чуть высокомерная. И сам он как-то сразу и мгновенно изменился. Из радушного, веселого хозяина дома вдруг незримо превратился в почти официальное лицо. Не говорил уже, а приступал к допросу. Но голос его был по-прежнему тих, и смотрел он на меня, тонко улыбаясь. А у меня уже голова шла кругом.
– Слушайте, но зачем и кому все это нужно? – воскликнул я.
– Зачем шпионам нужно шпионить? – спросил он, тщательно подчеркивая свое удивление. – Ну, наверно, просто потому, что они шпионы. Другой причины нет. – И он спрятал оба конверта в портфель.
– Но если Потапов шпион, почему вы его не арестуете? – спросил я.
– Есть основания, – сказал он ласково. – Почему шпиона далеко не всегда берут сразу? Во всяком случае мы хотим вас предупредить. – Он встал. – К Потапову не заходить! Если же встретите в горах, то держитесь с ним по-прежнему, но сразу же известите нас. Вот сюда придете! А теперь пошли обедать!
Домой я шел в обход, косогорами.
Уже наступило утро – холодноватое, ясное, с высоким небом и прозрачной далью. С вершины прилавков можно было охватить глазом верст десять. И впервые я увидел в это утро ту синеву, которой всегда в этих местах означается осень. Сизыми были склоны гор, поросшие лесом: сиреневыми – камни и глинистые обнажения оврагов; совсем синими – низ снежных шапок и заросли терновника. Чем дальше, тем этот цвет крепчал, наливался и где-то вверху переходил в фиолетовый и просто темный – летом его скрывала зелень, а осенью, когда все обнажалось, он становился основным фоном гор и сливался с небом. На этом фоне мерцали красные, оранжевые, золотые, светло-зеленые пятна. Стоило прищурить глаза – и предметы исчезали, а вся долина представлялась огромной мозаикой или панно из разноцветных камешков. Ночью прошел дождик, и пахло землей, мокрым щебнем и листьями.
Я шел по высокой росистой траве, нес узелок, и колени у меня уже были мокрые, а башмаки хлюпали. Но я думал только о бригадире Потапове. Теперь мне многое представлялось в ином виде: прежде всего то, что он сильно переменился, таскается по целым дням в горах и перестал обращать внимание на колхозные дела. Вилы же и топор после сегодняшнего разговора приобрели в моих глазах совершенно особое значение. Хотя к чему они – я все-таки объяснить не мог. Непонятно казалось и все остальное: эта ночная встреча с Софой, шоссейная дорожка в гору, здание на горе, разговор в комнате с видом на заколоченный забор, неведомые и непонятные мне люди. Во всем этом было что-то и от настоящей тайны, и от чего-то совсем иного, раздутого, надуманного и несерьезного. Но ложь об удаве! Но статья в немецкой газете! Но письмо германского консула! Ведь все это действительно печаталось, писалось, существовало.
Я шел, думал… И вот уже стали видны наши палатки и даже потянуло речной свежестью. Вдруг кто-то сзади осторожно дотронулся до моего плеча. Я обернулся. Незнакомая девушка в красном платке стояла передо мной. На ней была блузка защитного цвета, узкая юбка и тапочки на босу ногу.
– Здравствуйте, – сказала девушка.
– Здравствуйте, – ответил я, с некоторым даже страхом оглядывая ее небольшую статную фигуру.
– Вы меня не знаете? – спросила она. Голос у нее был глубокий, грудной.
– Нет, – сказал я. – Но что-то как будто…
– Я племянница бригадира Потапова, – объяснила она.
– А-а, – засмеялся я. – Помню, помню. Это вы, вместо того чтобы работать, хохочете? Она засмеялась.
– Ну вот, вспомнили. А меня за вами прислал дядя, – сказала она, – вы ему очень нужны.
– Бригадир Потапов? – воскликнул я. – Пойдемте, пойдемте.