Ручка, ножка, огуречик - Домбровский Юрий Осипович (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗

Домбровский Юрий

Ручка, ножка, огуречик

Юрий Домбровский

Ручка, ножка, огуречик...

В июньский очень душный вечер он валялся на диване и не то спал, не то просто находился в тревожном забытьи, и сквозь бред ему казалось, что с ним опять говорят по телефону. Разговор был грубый, шантажный; ему угрожали: обещали поломать кости или еще того хуже - подстеречь где-нибудь в подъезде да и проломить башку молотком. Такое недавно действительно было, только убийца орудовал не молотком, а тяжелой бутылкой. Он саданул сзади по затылку. Человек, не приходя в сознание, провалялся неделю в больнице и умер. А ему еще не исполнилось и тридцати, и он только-только выпустил первую книгу стихов.

От этих мыслей он проснулся и услышал, что ему верно звонят.

Он подошел к телефону и поглядел в окно. Уже стемнело. "Опять приеду ночью", - подумал он и снял трубку.

- Да, - сказал он.

Ему ответил молодой, звонкий, с легкой наглецой голосок:

- А кто говорит?

"Это уже другой, - понял он. - Да их там полная коробка собралась, что ли?" - и спросил:

- Ну а кого нужно-то?

- Нет, кто со мной говорит?

- Да кого нужно?

- Может, я не туда попал. Кто...

- Туда, туда, как раз туда. Мне сегодня уже четверо ваших звонили. Так что давай.

- Ах, это ты, сука позорная, писатель хренов. Так вот помни: предупреждаем последний раз - если ты, гад, не прекратишь своей гнусной...

- Подожди. Возьму стул. Слушай, вам что, такие шпаргалки, что ли, там раздают? Что вы все шпарите одно и то же? Не вижу у вас свободного творчества, полета мысли. Хотя бы слово от себя, а то все от дяди.

- От какого еще дяди?

- От дяди Зуя. Нет, серьезно, что, у вас своих голов нету? Только "сука позорная", только "башку проломим", только "гнусная деятельность". Впрочем, один ваш хрен говорит "деятельность". Деятели! Передай ему привет!

- Ладно, нечего мне зубы заговаривать. Они у меня здоровые.

- Эх, и хорошо по таким лупить!

- Ах ты! - на секунду даже обомлела трубка. - Да я тебя живьем сгрызу.

- А ты далеко от меня?

- Где бы ни был, а достанем. Так что предупреждаем - и последний раз...

- Стой! Кто-то звонит. Не бросай только трубку.

Он подошел к двери, поглядел в глазок и увидел, что стоит та, которую ждал уже три дня и которая еще сегодня утром была ему нужна до зарезу. Она должна была сниматься в его фильме, и ее знала и любила вся страна. Ее портреты, молодые, прекрасные, улыбающиеся, висели в фойе почти каждого кинотеатра, ее карточками пестрели газетные киоски. Ее всегда узнавали, когда она появлялась с ним на улице. Он очень, очень ждал ее эти три проклятущих дня, но сейчас она была ему просто ни к чему.

"Вот еще принесло на мою голову, - подумал он, - что это все на меня сразу стало валиться".

Он открыл дверь. Она не вошла, а влетела и сразу бросилась к нему. Даже не к нему, а на него. У нее было такое лицо и она так тяжело дышала и так запыхалась, что несколько секунд не могла выговорить ни слова.

- Ну что с тобой? - спросил он грубовато. - Ну окстись! Вид-то, вид-то! - И он слегка потряс ее за плечи. - Ну!

Она облизнула сухие губы.

- Ой, как рада вас видеть здоровым. Ваш телефон все время занят.

- Ну да, спал я и снял трубку. Звонит всякая шушера.

- Вот и брату звонили, требовали вас, грозили подстеречь в подъезде, я только что вернулась со съемок и он мне это сказал. Я сразу же бросилась сюда. Видите, даже не переоделась.

На ней, верно, был рабочий костюм, брюки, блузка, большие солнечные очки.

- Ну, тогда садись и передыхай. Я сейчас кончу разговор. Ты слушаешь, мужик? - спросил он трубку. - Молодец. Так вот, ты далеко от меня?

- Да зачем тебе это нужно? - в голосе теперь вдруг прозвучала настоящая растерянность. Сзади как будто слышались еще голоса. - Выследить, гад, хочешь?

- Нет, хочу сделать одно деловое предложение. Ты не раз был возле меня и все там знаешь. Ну как же? Раз убивать собираетесь, значит, все вы там знаете. Так вот, наискосок от меня пустырь. Там раньше стояла развалюха, а теперь ее снесли. А там алкаши до одиннадцати водку трескают, знаешь?

- Ну, да что ты такое заводишь, козел?

- Так вот предложение. Сейчас там никого нет. Алкаши сидят по домам. Через пятнадцать минут я туда выйду и буду тебя ждать. Приходи. Хоть с молотком, хоть с бутылкой, хоть один, хоть с кодлой - я буду вас ждать. Договорились...

- Да ты что, сука... Да я ж тебя...

- Стой, не ругаться! Остолоп, все это осточертело! - Он слегка оттолкнул актрису, которая ринулась к нему и сжала его пальцы.

- Ради Бога, - сказала она, - ведь это... Он отмахнулся от нее.

- Так вот, приходи. Поговорим. Но имей в виду, приготовься. Если промахнешься - увезут на "скорой", это я тебе гарантирую. Я умею это делать. Ты же знаешь, где я был, что видел и какой жареный петух меня клевал в задницу.

- Не пугай, сука, мы тебя и на пустыре подстережем. Подожди!

- Ну зачем же меня подстерегать. Я сам иду. Надоели вы мне, болваны, боталы, парчивилки, до смерти.

- Одного такого хорошего, из вашего брата, мазилу уже пристрелили. Из машины...

- Вот видишь, темнило, как там с вами обращаются. Тебе даже не рассказали, кого, за что и как убили. То был не мазила, не врач, а художник. И его застрелил случайно один мусор - инкассатор. Перепугался до смерти и пальнул из машины. А убили в подъезде поэта.

- Ну вот...

- И не вы убили, а кто-то посерьезнее вас. А вы только из автоматных будок за две копейки брешете, как суки. Мудачье вы, и все. Когда хотят убить, так не звонят. Так вот, чтоб через пятнадцать минут ты был там как штык. Понял?

- Дружинников соберешь?

- Не пускай в штаны раньше времени. Один приду. Там издали все видно. Все. Вешаю трубку.

Актриса сидела на кушетке и глядела на него. Лицо у нее было даже не цвета мела, а кокаина - это у него такие мертвенные кристаллические блестки.

- Это что же такое? - спросила она тихо.

- Как что? Один очень деловой разговор.

- И вы пойдете?

- Обязательно...

Он подошел к столу, открыл ящик, порылся в бумагах и вынул финку. С год назад с ней на лестнице на него прыгнул кто-то черный. Это было на девятом этаже часов в одиннадцать вечера, и лампочки были вывернуты. Он выломал черному руку, и финка вывалилась. На прощанье он еще огрел его два раза по белесой сизо-красной физиономии и мирно сказал: "Уходи, дура". Что-что, а драться его там научили основательно. Финка была самодельная, красивая, с инкрустациями, и он очень ею дорожил. Он сжал ее в кулаке, взмахнул и полюбовался на свою боевую руку. Она, верно, выглядела здорово. Финка была блестящая и кроваво-коралловая.

- Вот этак, мадам, - сказал он.

Актриса стояла и глядела на него почти безумными глазами.

- Да никуда я вас не пущу. Это же самоубийство. При мне... Да нет, нет!.. - крикнула она.

Он поморщился и кинул финку на стол.

- Ну как в моем дурацком сценарии! Слушай сюда, глупая, - сказал он ласково. - Ни беса лысого они со мной не сделают. Клянусь тебе честью! Честью своей и твоей клянусь. Это же трепачи, шпана, пьянь, простые пакостники. Они у нас на Севере пайки воровали, а мы их за это в сортирах топили. Не до смерти, а так, чтоб нахлебались. И поучить их я поучу сегодня.

- Там их придет десяток. Они вам и развернуться не дадут. Там же такие кусты.

- Ну я тоже не слепой. Увижу. А с этой публикой так: дашь одному по морде, свалишь другого, и разбегутся все. Но смотри, какой ужас на тебя нагнали. Ну как же их не учить после этого, болванов?

Он говорил легко, уверенно, убедительно, и она постепенно успокоилась. Он всегда мог заставить ее поверить во что угодно. Вот и сейчас она взглянула на него, спокойного, неторопливого, собранного, - в личной жизни он не был такой - и почти поверила, что страшного не случится. Просто поговорят по-мужски, и все. Он тоже понял, что она пришла в себя, засмеялся и похлопал ее по плечу.