Больше никогда не спать - Херманс Виллем Фредерик (книга жизни txt) 📗
Чтобы встретиться с Нуммедалом, мне опять нужно подниматься вверх, и мне кажется, что в этом заключён некий глубокий смысл. Какой именно — сам не знаю. Преодолевая ступеньку за ступенькой, я добираюсь до двери и звоню.
— Мне к профессору Нуммедалу, — торопливо говорю я горничной, — он меня ждёт, я говорил с ним сегодня утром по телефону.
Она улыбается, скорее всего, понимает только по-норвежски, проводит меня в оранжерею, где Нуммедал сидит на солнце. На нём больше нет тех удивительных очков, собственно, двух пар очков, одну из которых можно было поворачивать вверх и вниз. Обычные солнечные очки.
Нуммедал не встаёт, только невнятно говорит что-то по-норвежски. Горничная произносит в ответ длинную речь, в которой я не разбираю ничего, кроме слова «профессор», и уходит.
Хромая, я подхожу к нему.
— Herr Professor Nummedal…
— Bitte, bitte. Садитесь, пожалуйста. Почему вы так неуверенно ходите?
— Я упал.
— Вы тоже упали? Вы что, вместе упали?
— Нет, когда это случилось, я был далеко. Я сбился с пути и только потом нашёл Арне.
Ближайшее к Нуммедалу кресло всё же довольно далеко от него; зато оно точно напротив, в другом углу оранжереи. Я сажусь. Справа от меня стоит комнатная пальма, её листья упираются в потолок.
Размышляя о том, что бы мне сказать, я разглядываю свои ноги. Нелепое зрелище, эти резиновые сапоги под светло-серыми фланелевыми брюками.
Нуммедал молчит. Вертикальные морщины на его лице теперь так глубоки, как будто его нарезали ломтиками, а его кожа, как старая газета, грязно-серого цвета. В конце концов я говорю:
— Я принёс записи Арне.
— Об этом вы уже сказали по телефону. Чем ещё вы занимались в Финской Марке?
— Боюсь, что это не принесло никаких существенных результатов.
— То есть как это? Есть результаты или нет — это выясняется только после обработки данных!
— Боюсь, что я неудачно выбрал отправную точку для своих исследований. Что я был недостаточно подготовлен для изучения этой темы. Я попытался следовать идеям профессора Сиббеле, но пришёл к заключению, что из этого мало что выйдет. Я хотел бы продолжить работу Арне. Я хочу выучить норвежский. Я готов переучиваться, насколько это необходимо. Проучиться два-три года в Осло под вашим руководством, а потом снова поехать в Финскую Марку. Я понял, что иностранцу вроде меня, совершенно незнакомому с таким типом ландшафта, нечего рассчитывать на какие бы то ни было успехи.
— Вы так думаете? Кажется, вы видите всё это в слишком уж мрачном свете. Я понимаю ваше подавленное состояние. Но перед вашим приездом профессор Сиббеле написал мне письмо, где очень хорошо отзывался о ваших способностях. Уж не хотите ли вы убедить меня в том, что знания, полученные вами от профессора Сиббеле, оказались недостаточными?
— Наверное, профессор Сиббеле ожидал от меня слишком многого.
— То, что вы мне сейчас объясняете — это самая невероятная вещь из тех, что я слышал за долгие годы. Профессор Сиббеле порекомендовал вас мне, несмотря на то, что вы не были готовы к серьёзной работе? Да о чём вы говорите, молодой человек!
— Перед моим отъездом профессор Сиббеле поделился со мной определёнными соображениями. Гипотезами, которые я должен был проверить.
— Должно быть, это были очень интересные гипотезы!
Я отвечаю, заикаясь:
— Я не обнаружил ничего, что могло бы свидетельствовать о верности предположений профессора Сиббеле.
— Но, господин хороший! Это же самая обычная история! Вы, похоже, не имеете никакого представления о том, сколько всего предполагают люди! Только подумайте, что было бы, если бы всё это оказалось верным!
Я делаю вежливую попытку засмеяться и, кажется, действительно смеюсь; но мне никак не удаётся издать соответствующий звук.
Нуммедал тоже не смеётся.
— Я не вернусь в университет после каникул, — говорит он. — Мой преемник пока неизвестен.
С блокнотом в руках я подхожу к Нуммедалу и говорю:
— Вот эти записи. Может быть, вам интересно, что сделал Арне. Может быть, у вас есть ученик, который продолжит его исследования. Я с удовольствием оставил бы этот блокнот себе, хотя бы в качестве сувенира, но ведь я всё равно не понимаю по-норвежски. Другим эти записи могут оказаться гораздо полезнее.
Нуммедал протягивает руку, но хватает пустоту. Он окончательно ослеп! Мне приходится взять его за руку и вложить блокнот ему в ладонь. Потом я говорю:
— Мне очень жаль, что вам пришлось покинуть университет.
— Получили ли вы те аэрофотоснимки у директора Валбиффа?
Да, эта фамилия звучит ровно так, я ничего не перепутал.
— Нет, не получил; а потом я узнал, что они были у вашего ученика Миккельсена. Это тоже поставило меня в невыгодное положение. Но я ни на кого не сержусь. Я понимаю, что был человеком со стороны и должен был таковым и оставаться. Поэтому я и хочу учиться в Осло. Я хочу начать новую жизнь.
— Новую жизнь, говорите?
С большим трудом он поднимается с кресла. Кажется, даже на слух ему не удаётся определить, где я нахожусь. Обращаясь скорее к пальме, чем ко мне, он продолжает:
— У меня в институте никаких снимков нет… Они у Валбиффа, в Геологической Службе, в Тронхейме, как я с самого начала вам и сказал. За аэрофотоснимками надо обращаться в Геологическую службу. К директору Валбиффу. Но этот человек ставит мне палки в колёса с самого своего назначения! Считайте, что вам повезло, что вы не живёте в этой стране! Такая большая страна, и меньше четырёх миллионов жителей. Но все они занимаются исключительно тем, что ссорятся друг с другом!
Начать новую жизнь! Да ещё здесь, в Норвегии. Каждая «новая жизнь» — это не более, чем продолжение старой! И пусть вся Армия Спасения доказывает мне обратное! Подумайте об этом, прежде чем переезжать сюда!
С блокнотом Арне в руке, он бурно жестикулирует в сторону пальмы. Как будто вместо пальмы там стою я. Как будто это я расту там, искривляясь о его потолок!
Почему я завидовал Арне? Он так хорошо рисовал, так чисто писал, без труда взбирался на самые высокие горы и пересекал реки, не промочив ног. А теперь его неоконченный труд попал на хранение к слепому.
Валбифф, сказал Нуммедал. Путаница исключается.
Нуммедал ненавидит этого человека. Слепой ненавистью, да.
Чёрт возьми! Может быть, это просто кличка, которую Нуммедал придумал для директора Геологической Службы? Как, должно быть, все надо мной смеялись! Валбифф. Это значит — китовое мясо, сказал Арне. И забавно, добавил Квигстад, ни капли жира; прямо говядина.
Внезапно у меня в памяти всплывает мягкое, цвета мяса лицо человека из Тронхейма, который в ответ на мой вопрос, как найти директора Валбиффа, представился как директор Офтедал, геофизик.
Может быть, «Валбифф» — это не кто иной, как сам Офтедал?
Пожалуй, я не буду пытаться это выяснить.
45
Горничная закрывает за мной дверь, и я начинаю спускаться к изгороди. Щедрая растительность, хорошая погода, повсюду виллы. Вопреки здравому смыслу, я укоряю себя за то, что уехал из Финской Марки. Собственно, я вовсе не желал вернуться в обитаемый мир, в мир, где растут деревья и цветы; собственно, моё место там, где лёд, изобилие низших растений, птицы и рыбы. То, что мне пришлось покинуть пустынные голые горы, я переживаю, как унижение.
Между тем на противоположной стороне дороги я замечаю прибитый гвоздями к дереву указатель:
ТРОЛЛЬХЕУГЕН
Что это за название? Оно мне явно знакомо, и, кажется, не хватает совсем чуть-чуть для того, чтобы я вспомнил, что это такое; как будто мне нужно всего лишь перевернуть ещё одну страницу в книге, в которой о нём всё написано.
На тихой улице появляется большая открытая машина. За рулём сидит женщина с непокрытой головой. Блестящая причёска цвета красного дерева обхватывает её голову, как шапка, и чёлка падает на глаза. Её безукоризненно отделанное лицо похоже на пергаментную копию какого-то из уже виденных мною лиц; но кто же она? Она смотрит на меня и останавливается у изгороди.
